Эта цепь событий имела особенно страшные последствия в Баварии. Здесь консервативное правительство земли 28 февраля вместе с правительством рейха запретило коммунистические собрания и закрыло коммунистическую прессу. Оно также арестовало тех, кого считало ведущими фигурами в региональной коммунистической партии. Но нацистам этого было мало, и 9 марта 1933 г. Фрик назначил Адольфа Вагнера, регионального нацистского лидера в Верхней Баварии, государственным уполномоченным в баварском министерстве внутренних дел. Ещё более угрожающим стало немедленное назначение Генриха Гиммлера, проживавшего в Мюнхене лидера СС, временным президентом полиции. Он приказал провести полномасштабную облаву на членов оппозиции, к которым вскоре стали относить не только коммунистов, но и других врагов режима. Размах репрессий был таким, что местных тюрем и полицейских камер оказалось совершенно недостаточно, чтобы вместить всех заключённых. Необходимо было придумать новый способ размещения политических оппонентов нацистов в Баварии. Поэтому 20 марта Гиммлер объявил в прессе, что прямо за границей Мюнхена, в Дахау, будет открыт «концентрационный лагерь для политических заключённых». Это был первый концентрационный лагерь в Германии, и он стал страшным прецедентом для будущего.

Лагерь был предназначен для «предварительного заключения всех коммунистов и при необходимости чиновников «Рейхсбаннера» и социал-демократов», как на следующий день сообщала нацистская пресса. 22 марта 1933 г. из местных тюрем в Штадельхайме и Ландсберге четыре грузовика доставили примерно две сотни заключённых на место лагеря, построенного вокруг заброшенного завода в предместьях города. Жители Дахау собрались на улицах и снаружи заводских ворот, чтобы посмотреть на заключённых. Изначально лагерь управлялся полицейским отделением, а потом в начале апреля был передан в руки СС, комендантом стал печально известный своей жестокостью лидер СС Хильмар Векерле. По распоряжению Гиммлера Вакерле установил режим насилия и террора. 11 апреля новые охранники СС вывели четырёх еврейских заключённых за ворота и застрелили их, объявив, что те пытались бежать. Один из них выжил, и его отвезли в больницу в Мюнхене, где он умер, но сначала он рассказал медицинскому персоналу такие ужасающие подробности о жестокостях, которые творились в лагере, что те вызвали прокурора. К концу мая двенадцать заключённых были убиты или замучены до смерти. Среди охраны была распространена коррупция, вымогательство и хищения, а пленники подвергались случайным актам жестокости или садизма в обстановке, где отсутствовали правила и нормы[824].

Решение Гиммлера имело множество подражаний. Скоро концентрационные лагеря стали открываться по всей стране, дополняя импровизированные тюрьмы и пыточные камеры, организованные коричневыми рубашками в подвалах недавно захваченных профсоюзных офисов. Их открытие широко освещалось, чтобы все знали о том, что случится с теми, кто посмеет противостоять «национальной революции». Идея организации лагерей для размещения реальных или подозреваемых врагов государства сама по себе, разумеется, была не нова. Британцы использовали такие лагеря для гражданских с противоборствующей стороны в Бурской войне. Условия там были крайне плохими, а уровень смертности пленников очень высоким. Вскоре после этого немецкая армия «сконцентрировала» 14.000 повстанцев гереро в лагерях Юго-Западной Африки во время войны 1904–07 гг., обращаясь с ними так жестоко, что, по некоторым сведениям, каждый месяц в лагерях в Свакопмунде и Людерице погибало 500 человек. Фактический уровень смертности в этих лагерях составлял 45%. Немецкая администрация оправдывала его тем, что таким образом происходило уничтожение «непродуктивных элементов» среди туземного населения[825]. Эти прецеденты были знакомы нацистам, в 1921 г. Гитлер уже заявлял, что они поместят немецких евреев в «концентрационных лагерях» так же, как это делали британцы. В параграфе 16 конституции, которую нацисты намеревались провозгласить, если бы им удалось захватить власть в ноябре 1923 г., говорилось, что «лица, угрожающие безопасности, и бесполезные иждивенцы» будут помещаться в «сборные лагеря», где их будут заставлять работать, а сопротивляющиеся будут казнены. В августе 1932 г. в нацистской прессе появилась статья, провозглашавшая, что при получении власти нацисты «немедленно арестуют и приговорят всех функционеров коммунистов и социал-демократов… [и] разместят всех подозреваемых и идейных зачинщиков в концентрационных лагерях». Эта угроза была открыто повторена министром внутренних дел рейха Фриком 8 марта 1933 г.[826] Таким образом, Дахау был не импровизированным решением для решения неожиданной проблемы переполненности тюрем, а задолго до этого запланированной мерой, которую нацисты имели в виду практически с самого начала. Концентрационные лагеря широко обсуждались в местной, региональной и национальной прессе и служили серьёзным предупреждением всем, кто размышлял о сопротивлении нацистскому режиму[827].

Условия в концентрационных лагерях и центрах содержания правонарушителей СС и CA в марте и апреле точно описывались как «самодельная садистская анархия»[828]. Жестокость CA и СС редко подразумевала утончённые и изобретательные пытки, которые позже практиковались тайной полицией при режимах вроде военных диктатур в Аргентине, Чили или Греции в 1970-х. На своих заключённых они часто обрушивали едва сдерживаемую ярость. В истязаниях не использовалось что-либо более изощрённое, чем кулаки, ботинки и резиновые дубинки. Иногда полиция, теперь освободившаяся от ограничений, которые могли ощущаться при Веймарской республике, присоединялась к пыткам, закрывала на них глаза или привлекала своих помощников из коричневых рубашек для выбивания признаний из заключённых. Рабочий-коммунист Фридрих Шлоттербек, арестованный в 1933 г., позже рассказывал, как его допрашивала в полицейском участке группа эсэсовцев. Они били его по лицу, били резиновыми дубинками, связывали, били по голове деревянной палкой, пинали ногами, когда он падал на пол, и отливали водой, когда он терял сознание. В более спокойные моменты полицейский офицер задавал ему вопросы и вмешался только тогда, когда один из эсэсовцев, взбешенный решительным сопротивлением Шлоттербека, вытащил револьвер, чтобы застрелить пленника. Так и не добившись от него признания, его отвели обратно в камеру, израненного, покрытого порезами и синяками, с кровью, стекающей по лицу, едва способного ходить. Надзиратели обращались со Шлоттербеком по-человечески, хотя и сообщили ему, что должны оставить включенным свет в его камере и следить, чтобы он не покончил с собой. Ему предстояло провести следующие десять лет в тюрьмах и концентрационных лагерях[829]. Его судьба оказалась схожей с судьбой верных коммунистов, которые отказались отречься от своих убеждений.

С социал-демократами штурмовики обходились не лучше и не делали различий по половому признаку в своих яростных нападках на представителей левых. Одной из многих женщин социал-демократов, которые подверглись нападению, была Мария Янковски, член городского совета в районе Кёпеник в Берлине, которую арестовали, избили резиновыми дубинками, били по лицу и заставили подписать документ с обещанием больше не заниматься политикой[830]. Отсутствие какой-либо чёткой координации таких действий, которые были неравномерно распределены по Германии, делает невозможной сколько-нибудь точную оценку их размаха. Однако доступные цифры по официально зарегистрированным арестам не оставляют сомнений, что это было насилие огромных и беспрецедентных масштабов. В официальных отчётах упоминается по крайней мере 25.000 арестов только в Пруссии за март и апрель, не считая арестов, проведённых в Берлине, и «диких» арестов штурмовиков, о которых не сообщалось властям. В Баварии в конце апреля было проведено уже около 10.000 арестов, и эта цифра удвоилась к концу июня. Более того, многие из арестованных помещались в заключение только на несколько дней или недель до того, как их отпускали: например, в лагере Ораниенбург 35% заключённых содержались там от одной до четырёх недель и менее 0.4% оставались там больше года[831]. Таким образом, 27.000 человек, зарегистрированных в предварительном заключении по всей Германии на конец июля 1933 г., в общем были не теми же людьми, что три или четыре месяца назад, поэтому общее число людей, прошедших через лагеря, было намного больше этого[832]. Кроме того, все социал-демократические и особенно коммунистические оппоненты нацистов вовсе не обязательно направлялись в лагеря, многие тысячи помещались в местные тюрьмы и полицейские изоляторы по всему рейху.