Сжигание книг нацистами было осознанным повторением предыдущего ритуала, проведённого радикальными студентами-националистами во время празднования трёхсотлетия начала Реформации Мартина Лютера с изданием его тезисов, содержащих критику католической церкви, в Вартбурге в Тюрингии 18 октября 1817 г. По окончании дневных празднований студенты побросали символы власти и «антигерманские» книги вроде Кодекса Наполеона в костёр в виде символической казни. Могло показаться, что это действие стало примером для будущих националистических демонстраций в Германии, но на самом деле оно имело мало общего с последующей имитацией в 1933 г., поскольку основной задачей Вартбургского фестиваля было выражение солидарности с Польшей и демонстрация поддержки свободной немецкой прессы, которая ограничивалась массовой цензурой со стороны полицейского режима князя Меттерниха. И всё же, когда 10 мая 1933 г. в древних храмах науки Германии поднимались к небесам языки пламени, на которые с одобрением или с беспомощностью смотрели новые нацифицированные университетские власти, скорее всего, далеко не один человек вспомнил комментарий поэта Генриха Гейне к тому прошлому событию, случившемуся век назад: «Там, где сжигают книги, в конце концов станут гореть и люди»[999].

Среди насилия, запугивания и жестокости нацистского наступления на гражданское общество в первые месяцы 1933 г. одна отдельная небольшая группа немцев оказалась под особенно интенсивным шквалом ненависти и враждебности: немецкие евреи. Это произошло не потому, что они были категорическими оппонентами нацизма, как коммунисты и социал-демократы, и не потому, что их необходимо было запугивать и подчинять, как и другие политические и социальные группы и институты, в рамках стремительного нацистского натиска с целью создания диктаторского однопартийного государства. Атака нацистов на евреев носила другой характер. Как драматически показало изгнание евреев из ключевых культурных институтов, таких как Прусская академия искусств, ведущих оркестров, художественных школ и музеев, нацисты считали евреев в первую очередь носителями чуждого антигерманского духа, а их устранение частью культурной революции, которая должна была вернуть «германскую суть» Германии. Антисемитизм всегда имел очень слабое и косвенное отношение к реальной роли и положению, которое занимали евреи в немецком обществе. Большинство из них вели безупречную жизнь обывателей и по большей части были совершенно консервативны в политическом отношении. Но с тех пор, как нацисты пришли к власти, они ощутили всю силу сдерживавшейся ненависти штурмовиков. Уже осенью 1932 г. коричневые рубашки осуществили ряд взрывов еврейских магазинов, складов, синагог и других зданий. В первые недели после назначения Гитлера рейхсканцлером штурмовики врывались в синагоги и оскверняли предметы культа, разбивали окна еврейских магазинов и унижали евреев, сбривая им бороды или заставляя в виде имитации наказания, придуманного итальянскими фашистами, выпивать большие дозы касторового масла[1000]. После выборов 5 марта уровень насилия поднялся на новую высоту. На следующий день после выборов банды коричневых рубашек устроили разгром на Курфюрстендамм, улице фешенебельных магазинов в Берлине, которую многие нацисты считали «еврейским» районом, охотясь на евреев и избивая их. В Бреслау банда штурмовиков похитила еврейского режиссёра театра и избила его до полусмерти резиновыми дубинками и хлыстами. В Кёнигсберге в Восточной Пруссии сожгли синагогу, а одного похищенного еврейского предпринимателя избили так сильно, что он вскоре умер от ран. В некоторых областях банды штурмовиков заливали краской и блокировали подходы к еврейским магазинам[1001].

В Бреслау 11 марта штурмовики напали на еврейских судей и адвокатов в здании суда. Слушания прекратились на три дня, а после их возобновления председатель суда под давлением коричневых рубашек постановил, что с этого дня только 17 из 364 адвокатов-евреев, до этого момента практиковавших в Бреслау, имели право входить в здание суда. Другие штурмовики врывались в суды по всей Германии, вытаскивали еврейских судей и адвокатов из залов заседаний и избивали их, предупреждая, чтобы они больше не возвращались. Смятение, вызванное этими действиями, оказалось чересчур велико даже для Гитлера, который 10 марта призвал прекратить «индивидуальные действия» такого рода, если они нарушали служебные дела или наносили вред экономике (по этой проблеме к нему уже обращались из влиятельных деловых кругов, начиная с Рейхсбанка). Гитлер также лично заставил партийных лидеров в Лейпциге отменить запланированный налёт на имперский суд с целью изгнания еврейских адвокатов[1002]. Однако суды, находившиеся ниже в иерархии, были совсем другим делом, и здесь он никак не вмешивался. Нацистская пресса продолжала печатать неистовые призывы к очищению судебной системы и юридической профессии от евреев, подкреплённые потоком прошений в имперское министерство юстиции от «националистических» групп адвокатов. Дело было в том, что нападения на еврейские магазины и предприятия беспокоили партнёров Гитлера по националистической коалиции, а атаки еврейских адвокатов — нет. Среди юристов такие нападения практически не встречали сопротивления со стороны тех, кто их не одобрял. Помощник судьи Раймунд Претцель сидел в библиотеке берлинского суда, когда в здание ворвались коричневые рубашки и начали шумно изгонять всех евреев. «Ко мне подошёл штурмовик и встал напротив моего рабочего стола, — вспоминал он позже. — «Вы ариец?» Не успев толком подумать, я ответил: «Да». Он пристально посмотрел на мой нос и ушёл. Я покраснел. В этот момент я почувствовал сильный стыд, поражение… Какое унижение — покупать таким ответом право остаться со своими документами в покое!»[1003]

Вмешательство Гитлера привело только к временной приостановке в серии жестоких событий, но в целом не смогло полностью их прекратить. Прошло немногим больше двух недель, когда они возобновились. 25 марта 1933 г. тридцать штурмовиков из города ворвались в еврейские дома в Нидерштеттене на юго-западе, согнали мужчин на городскую площадь и избили их с едва сдерживаемой жестокостью; в то же утро в соседнем городке Креглингене похожий инцидент закончился смертями двух восемнадцатилетних еврейских юношей. Группы молодёжи били окна еврейских магазинов в Висбадене. Региональный управляющий в Нижней Баварии 30 марта сообщал:

Вмешательство Гитлера давало повод считать, что эти инциденты не были частью заранее продуманного плана. Скорее они отражали общую ненависть к евреям, ярость и насилие, заполнявшие сердце нацизма на всех уровнях. Жестокость штурмовиков до этого момента была в основном направлена против «Рейхсбаннера» и Союза бойцов красного фронта, но теперь, после победы нацистов на выборах, она изливалась во всех направлениях. Не сдерживаемая вмешательством полиции или какой-либо серьёзной угрозой судебного преследования, она в первую очередь оказалась направленной на евреев. Несмотря на своё желание контролировать насилие, нацистские лидеры на деле постоянно подпитывали его своими речами и постоянными антисемитскими выпадами в нацистской прессе во главе с газетой Юлиуса Штрейхера «Штурмовик»[1005]. В соответствии с одним бесспорным, хотя неполным, исследованием, нацисты убили 43 еврея к концу июня 1933 г.[1006]