Угроза победы нацистов была весьма реальна. Пропагандистская машина Геббельса нашла способ бороться с Гинденбургом, не оскорбляя его: он сослужил прекрасную службу нации, но теперь для него настало время уступить дорогу более молодому человеку, иначе сползание в экономический хаос и политическую анархию неизбежно бы продолжилось. Нацисты организовали массированную кампанию съездов, маршей, парадов и митингов, подкреплявшихся плакатами, листовками и беспрестанными призывами, звучащими в прессе. Но этого было недостаточно. В первом круге Гитлеру удалось получить только 30% голосов. Однако, несмотря на усилия социал-демократов и уверенные позиции центристской партии, Гинденбургу не удалось набрать абсолютное большинство. Он получил только 49.6%, самую малость не добрав до нужного результата. Другим кандидатом от левых был Тельман. Справа Гинденбурга обошёл не только Гитлер, но и Теодор Дюстерберг, кандидат от «Стального шлема», получивший 6.8% в первом круге, которых бы более чем хватило, чтобы протолкнуть Гинденбурга за победную черту[678].

Во время второго тура голосования, в который прошли Гитлер, Гинденбург и Тельман, нацисты сделали всё возможное, чтобы добиться успеха. Гитлер нанял самолёт и летал по Германии из города в город, проведя 46 выступлений по всей стране. Результат такого беспрецедентного шага, названного гитлеровским «полётом над Германией», был удивительным. Усилия оправдались. Доля Тельмана снизилась до несущественных 10%, а Гитлер резко увеличил число своих голосов до 37%, т.е. получил поддержку 13 миллионов человек. А Гиндендбург при поддержке всех основных партий, кроме коммунистов и нацистов, смог увеличить свои голоса только до 53%. Разумеется, несмотря на осечку в первом туре, его переизбрание было предсказуемо с самого начала. Что было действительно важно, так это триумфальный марш нацистов. Гитлер не был избран, но его партия набрала больше голосов, чем когда-либо. Нацисты начинали казаться неодолимыми[679]. В 1932 г. лучше организованная и финансируемая, чем в 1930 г., нацистская партия провела президентскую кампанию в американском стиле, сфокусировавшись на личности Гитлера как представителя всей Германии. Она сосредоточила свои усилия не столько на завоевании поддержки рабочих — в этом отношении их кампания 1930 г. в основном и не дала результатов, — но на объединении голосов среднего класса, которые раньше распределялись между мелкими партиями, а также партиями, ориентированными на либеральный и консервативный протестантский электорат. После восемнадцати месяцев усиливавшейся безработицы и экономического кризиса эти избиратели ещё сильнее разочаровались в Веймарской республике, президентом которой последние семь лет был Гинденбург. Пропаганда Геббельса нацеливалась на отдельные группы электората с большей точностью, чем раньше, и в первую очередь на женщин. В протестантской сельской местности недовольство крестьян возросло до такого уровня, который позволил Гитлеру победить Гинденбурга во втором круге выборов в Померании, Шлезвиг-Гольштейне и Восточном Ганновере[680]. А новый статус нацистской партии как самой популярной политической партии Германии был подчёркнут дальнейшими победами на региональных выборах, проводившихся позже весной: 36.3% в Пруссии, 32.5% в Баварии, 31.2% в Гамбурге, 26.4% в Вюртемберге и в первую очередь 40.9% в Саксен-Ангальт — результат, который дал им право сформировать местное правительство. И снова Гитлер поднялся в воздух и за короткое время выступил с 25 речами. И снова нацистская пропаганда доказала свою эффективность и динамизм.

Попытки Брюнинга сдержать взлёт нацистской партии провалились. Многие в окружении президента Гинденбурга стали считать, что настало время для другой тактики. Несмотря на победу, Гинденбург был совсем не удовлетворён результатами. Тот факт, что ему пришлось столкнуться с такой оппозицией, был крайне неприятным для человека, который все больше считал своё положение положением неизбранного кайзера, которому он когда-то служил. Важнейшим провалом Брюнинга стала неудача в попытке убедить националистов поддержать переизбрание Гинденбурга. Когда оказалось, что они поддерживают Гитлера, стало ясно, что дни Брюнинга сочтены. Несмотря на то что рейхсканцлер без устали вёл избирательную кампанию от его имени, старый фельдмаршал, который для многих воплощал прусские традиции монархизма и протестантского консерватизма, был глубоко обижен своей зависимостью от голосов социал-демократов и центристской партии. Эта зависимость делала его похожим на кандидата от левых и клерикалов, каким он в конечном счёте и был. Более того, армия больше не хотела терпеть последствия экономической политики Брюнинга в отрасли вооружений и считала, что его запрет коричневых рубашек превратил их во вспомогательные войска, что становилось тем более заманчивым, чем больше новых людей приходило в их ряды. Наконец, внимание Гинденбурга привлёк проект умеренной земельной реформы, предложенный правительством на востоке, согласно которому обанкротившиеся хозяйства следовало разбивать на части и предоставлять в качестве малых наделов безработным. Будучи сам представителем землевладельцев, Гинденбург был убеждён, что такой подход отдаёт социализмом[681]. В атмосфере закулисных интриг, когда Шлейхер подрывал положение Грёнера в армии, а Гитлер обещал признать новое правительство, если оно снимет запрет, наложенный на движение штурмовиков, и проведёт новые выборы в рейхстаг, Брюнинг быстро попал в изоляцию. Когда Грёнера вынудили уйти в отставку 11 мая 1932 г., положение Брюнинга оказалось совершенно безнадёжным. Испытывая постоянное давление со стороны окружения Гинденбурга, он не видел для себя другого выхода, кроме как подать в отставку, что и сделал 30 мая 1932 г.[682]

Человеком, которого Гинденбург назначил новым рейхсканцлером, стал его старый друг Франц фон Папен. Аристократ-землевладелец, малозаметный и не очень активный депутат от центристской партии в прусском парламенте, Папен был ещё более правым, чем сам Брюнинг. Во время Первой мировой войны он был выдворен из Соединённых Штатов, где работал военным атташе при немецком посольстве, за шпионаж или «действия, несовместимые с его статусом», как говорилось в типовой дипломатической формулировке, и попал в Генеральный штаб Германии. В 1920-х он использовал богатство, полученное в результате женитьбы на дочери богатого промышленника, чтобы выкупить контрольный пакет газеты «Германия», принадлежавшей центристской партии. Таким образом, у Папена были тесные контакты с некоторыми ключевыми социальными и политическими силами в Веймарской республике, включая земельную аристократию, министерство иностранных дел, армию, промышленников, католическую церковь и прессу. Гинденбургу его порекомендовал Шляйхер, охарактеризовав Папена как человека, который будет прислушиваться к интересам армии. Папен даже в большей степени, чем Брюнинг, олицетворял ту форму католического политического авторитаризма, который был распространён в Европе в начале 1930-х гг. Он долгое время был не согласен с позицией своей партии и открыто поддерживал Гинденбурга в борьбе с центристским кандидатом Марксом на президентских выборах 1925 г. Центристы отреклись от Папена, который в свою очередь вернул им свой партийный билет, заявив, что искал «синтеза действительно националистических сил, неважно из какого лагеря, не как человек партии, но как немец»[683]. Теперь разрыв был завершён[684].

Эти события означали, явно и в ретроспективе, конец парламентской демократии в Германии. Большинство членов нового кабинета не принадлежали к какой-либо партии, кроме пары человек, которые, по крайней мере номинально, состояли в Националистической партии. Папен со своими идеологическими сподвижниками, включая Шлейхера, считали себя создателями стоящего над партиями «нового государства», которое в действительности было враждебно самому принципу многопартийной системы и в котором власть выборных собраний была ещё более ограниченной, чем мог представить себе более скромный в своих взглядах Брюнинг. Тип государства, о котором идёт речь, был указан министром внутренних дел при Папене, бароном Вильгельмом фон Гайлем, который помогал построить расистское авторитарное военное государство в области, отошедшей Германии по условиям Брест-Литовского мирного договора в 1918 г.[685] Среди предложений Гайля было ограничение избирательных прав до минимума и значительное сокращение полномочий парламента[686]. Папен взял на себя задачу отменить историю, не только образование веймарской демократии, но и всё, что случилось в европейской политике со времён Французской революции, добиться прекращения современной классовой борьбы и воссоздать иерархическую основу древнего общества[687]. Он запретил использование гильотины — классического символа Французской революции — для исполнения смертных приговоров в тех частях Пруссии, где она была введена в XIX в., и заменил её традиционным прусским инструментом — топором[688]. Тем временем в качестве срочных практических мер правительство Папена начало распространять ограничения, наложенные его предшественником на радикальную прессу вплоть до демократических газет, запретив популярные леволиберальные издания вроде социал-демократической ежедневной газеты «Вперёд» дважды в течение нескольких недель, вынеся предупреждения такому леволиберальному органу, как «Берлинская народная газета» (Berliner Volkszeitung), по двум различным поводам и убедив либеральных комментаторов, что свобода прессы окончательно ликвидирована[689].