Как и многие консервативно настроенные евреи, Клемперер, разделявший большинство убеждений националистов, кроме антисемитизма, в первую очередь настаивал на немецкой самоидентичности. Его лояльности предстояло пройти жестокую проверку в следующие месяцы и годы.

Как он писал 20 марта 1933 г., правительство Гитлера не собиралось спасать Германию, оно, скорее, быстро вело её к катастрофе. «Помимо этого, — добавлял он, — я считаю, что оно никогда не сможет смыть тот позор, которым себя покрыло». Он писал об увольнениях его еврейских друзей и знакомых, происходивших одно за другим. Он чувствовал себя виноватым, когда закон от 7 апреля позволил ему сохранить свою работу, потому что он сражался на фронте в 1914–18 гг. Эгоизм, беспомощность и трусость людей вводили его в отчаяние ещё больше, чем открытый антисемитизм и оскорбительные антиеврейские плакаты студентов в его университете. Его жена была больна и страдала от нервных расстройств, он беспокоился о своём сердце. Продолжать его заставляла необходимость покупки и подготовки участка земли в Дёльтчене, на окраине Дрездена, где он собирался построить новый дом для себя и своей жены, чтобы заниматься академическими исследованиями. Это и неискоренимое человеческое сострадание, и интеллектуальное любопытство. В июне он уже начал составлять свой личный словарь нацистской терминологии. Первой записью от 30 июня 1933 г. стало «предварительное заключение»[1022].

Атака нацистов на евреев в первые месяцы 1933 г. стала первым шагом в длительном процессе их устранения из жизни немецкого общества. К лету 1933 г. этот процесс уже набрал полные обороты. Он был ядром гитлеровской культурной революции, ключом, по мнению нацистов, к более широкой культурной трансформации Германии, которая должна была очистить немецкий дух от «чуждых» влияний, какими были коммунизм, марксизм, социализм, либерализм, пацифизм, консерватизм, художественные эксперименты, сексуальная свобода и многие другие. Все эти проявления нацисты относили на счёт пагубного влияния евреев, несмотря на массовые свидетельства обратного. Поэтому исключение евреев из таких сфер, как экономика, СМИ, государственная служба и профессиональная деятельность, стало важной частью процесса восстановления и очищения немецкой расы и подготовки её к отмщению тем, кто унизил её в 1918 г. Когда Гитлер с Геббельсом обсуждали «национал-социалистическую революцию» этим летом, в первую очередь они имели в виду культурную и духовную революцию, которая безжалостно уничтожила всё «антигерманское».

Вместе с тем необычайная скорость, с которой произошла эта трансформация, позволяла предположить серьёзные связи с недавним прошлым. Между 30 января и 14 июля 1933 г. нацисты в конце концов смогли использовать канцлерство Гитлера в коалиционном правительстве, контролировавшемся ненацистскими консерваторами, для создания однопартийного государства, в котором даже консерваторы больше не имели отдельного представительства. Они провели координацию всех социальных институтов кроме церквей и армии в обширную и только начинающую развиваться структуру, подчинённую им самим. Они провели масштабнейшие чистки в культуре и искусстве, университетах и образовательной системе и практически во всех других сферах немецкого общества, исключив оттуда всех своих оппонентов. Они начали кампанию по вытеснению евреев на задворки общества или принудили их эмигрировать. И они начали издавать законы и принимать меры, которые определили судьбу Германии и её народа на многие годы вперёд. Некоторые думали, что коалиция, образованная 30 января 1933 г., распадётся в течение нескольких месяцев, как и другие коалиции до неё. Другие списывали нацистов со счетов как временный феномен, полагая, что они должны были скоро исчезнуть со сцены мировой истории вместе с капиталистической системой, которая привела их к власти. Все они оказались неправы. Третий рейх пришёл к власти летом 1933 г. и, совершенно очевидно, не собирался исчезать. Как тогда возникла эта революция? Почему нацисты не встретили сколько-нибудь эффективного сопротивления в своём захвате власти?

Приход Третьего рейха по большому счёту происходил в два этапа. Первый закончился с назначением Гитлера рейхсканцлером 30 января 1933 г. Это не был «захват власти». И даже сами нацисты не использовали этот термин для описания этого назначения, потому что он отдавал незаконным путчем. На данном этапе они ещё соблюдали осторожность и говорили о «получении власти», а коалицию называли «правительством национального возрождения» или, в более общем смысле, «правительством национального восстания», в зависимости от того, что они хотели подчеркнуть: легитимность назначения правительства президентом или легитимность в плане поддержки со стороны нации[1023]. Нацисты знали, что назначение Гитлера было началом процесса захвата власти, а не концом. Тем не менее, если бы это не произошло, нацистская партия вполне могла продолжить терять свою силу, потому что экономика постепенно восстанавливалась. Если бы Шляйхер был более политически компетентен, он бы мог установить полувоенный режим, правящий на основе чрезвычайных полномочий, предоставляемых президентом Гинденбургом, а когда Гинденбург, который заканчивал девятый десяток, наконец бы умер, Шляйхер мог бы править по своему разумению, например несколько изменив конституцию, сохранив в ней определённые права для рейхстага. Ко второй половине 1932 г. военный режим любого типа был единственной жизнеспособной альтернативой нацистской диктатуре. Переход от парламентской демократии к авторитарному правлению без полного и равного участия партий начался уже при Брюнинге. Он активно и сознательно ускорялся Папеном. После Папена пути назад не было. В Германии был создан вакуум власти, заполнить который рейхстаг и партии не имели никаких шансов. Политическая власть перетекла от законных органов, определённых конституцией, на улицы, с одной стороны, и к небольшой группе политиков и генералов вокруг президента Гинденбурга, с другой, образовав вакуум на огромном пространстве, где в нормальной ситуации существует демократическая политика. Гитлера поставила на пост клика президента, однако они бы не сочли это необходимым без жестокости и беспорядков, вызванных деятельностью нацистов и коммунистов на улицах[1024].

В такой ситуации успех могла иметь только сила. Только два института обладали ею в достаточной мере. Только два института могли управлять ею, не вызывая ещё более яростную ответную реакцию со стороны масс населения: армия и нацистское движение. Военная диктатура, скорее всего, уничтожила бы многие гражданские свободы после 1933 г., начала бы программу перевооружения, денонсировала Версальский мирный договор, аннексировала Австрию и вторглась в Польшу, чтобы вернуть Данциг и Польский коридор, который отделял Восточную Пруссию от остальной Германии. Она также могла использовать возрождение силы Германии, чтобы проводить дальнейшую международную агрессию, которая привела бы к войне с Британией и Францией, с Советским Союзом или с обеими этими силами. Она бы наверняка ввела жестокие ограничения для евреев. Однако крайне маловероятно, чтобы военная диктатура в Германии могла бы запустить ту программу геноцида, которая в своей кульминации вылилась бы в газовые камеры Освенцима и Треблинки[1025].