Однако его понимание теории марксизма-ленинизма было примитивным:

Исполненный такого духа горячей преданности, Кребс возглавил вооружённое отделение Союза бойцов красного фронта в неудавшейся гамбургской революции в октябре 1923 г., когда коммунисты взяли штурмом полицейский участок и воздвигли баррикады[587]. Неудивительно, что он посчитал необходимым бежать с поля боя после поражения восстания и вернуться к жизни моряка. Перебравшись в Голландию, а потом в Бельгию, он установил контакт с местными коммунистами. Практически сразу его познания в английском привели к тому, что один из тайных агентов Советов, которые находились во многих филиалах партии (хотя, возможно, их было не так много, как он утверждал позже), отрядил его распространять коммунистическую пропаганду в Калифорнии. Там местные агенты партии приказали ему убить изменника, который, как считалось, предал партию. После срыва этой акции, на который, по его утверждению, он пошёл сознательно, Кребс был арестован и заключён в тюрьму «Сен-Квентин». Когда в начале 1930-х его освободили, Кребс стал официальным служащим морского отделения Коминтерна, международной организации коммунистических партий по всему миру, управляемой из Москвы, и начал работать курьером в партии, перевозя деньги, листовки и многое другое из одной страны в другую, а затем из одной области Германии в другую[588].

Мемуары Рихарда Кребса, которые читаются, как захватывающий триллер, описывают коммунистическую партию как сообщество людей, связанных железными нитями дисциплины и верности, каждое действие которых диктуется агентами ГПУ, наследницы ЧК, которая за кулисами управляет всеми национальными организациями. Чувство, что Коминтерн стоит за забастовками, демонстрациями и попытками проведения революции во многих частях мира, вселяло ужас в сердца многих немцев среднего класса, даже несмотря на то, что такие действия практически всегда завершались провалом. Конспираторская структура Коминтерна и несомненное присутствие советских агентов в немецкой партии со времён Карла Радека явно подогревало беспокойство буржуазии. Однако Кребс рисует слишком идеальную картину работы Коминтерна. В действительности забастовки, волнения трудящихся и даже стычки и бунты часто возникали из-за горячего нрава бойцов красного фронта, а не в силу планов, разработанных Москвой и её агентами. А люди вроде Кребса не были какими-то особенными. Текучесть партийного состава составила более 50% только в 1932 г. Это означало, что сотни тысяч безработных были достаточно близки к партии, чтобы вступить в неё по крайней мере на время, однако это также означало, что партия часто оказывалась неспособна обеспечивать верность большинства своих членов больше нескольких месяцев подряд. Старожилы вроде Кребса составляли твёрдый и дисциплинированный, хотя и относительно немногочисленный костяк активистов, а Союз бойцов красного фронта становился все более профессиональной силовой структурой[589]. В таких обстоятельствах слова имели большое значение. Коммунистическая риторика стала ещё более яростной после провозглашения руководством в Москве в 1928 г. «третьего периода» Коминтерна. С этого момента партия направляла свою агрессию в основном против социал-демократов. Все немецкие правительства в её глазах были фашистскими, фашизм был политическим выражением капитализма, а социал-демократы были «социальными фашистами», потому что они были главными сторонниками капитализма, отрывая рабочих от революционного пути и примиряя их с «фашистской» политической системой Веймара. Любой руководитель, пытавшийся поставить под сомнение эту идеологию, смещался с поста в партии. Приветствовалось всё, что могло помочь свергнуть «фашистское» государство и его социал-демократических сторонников[590].

Руководителем коммунистической партии Германии в то время был функционер гамбургского профсоюза Эрнст Тельман. Сомнений относительно его рабочего прошлого ни у кого возникнуть не могло. Он родился в 1886 г., имел разные непродолжительные занятия, в частности работал на фабрике по производству рыбной муки и исполнял должность водителя фургона в прачечной, до того как его призвали на западный фронт в Первую мировую войну. Вступив в ряды социал-демократов в 1903 г., Тельман тяготел к левому крылу партии во время войны и занялся политической деятельностью во время революции 1918 г., присоединившись к «революционным уполномоченным» и став лидером Независимых социал-демократов в Гамбурге в 1919 г. Избранный в городской парламент в том же году, он присоединился к коммунистам, когда Независимые разделились в 1922 г., и стал членом национального Центрального комитета. В это время он продолжал работать чернорабочим в такой трудной области, как демонтаж судов. Необразованный, крепкий, инстинктивный революционер, Тельман воплощал в себе коммунистический идеал революционного рабочего. Он был кем угодно, кроме интеллектуала, он завоевывал симпатии своих пролетарских слушателей не в последнюю очередь благодаря явной нелюбви к сложной терминологии марксизма — его речи были страстными, а не тщательно аргументированными, но для его слушателей это было признаком честности и искренности. Как руководителю партии и профессиональному политику, в середине и конце 1920-х и начале 1930-х гг. Тельману часто приходилось надевать воротничок и галстук, но во время выступлений он в какой-то момент снимал их, вызывая горячие аплодисменты одобрения, и снова становился простым рабочим. Его ненависть к генералам и начальникам была практически осязаемой, его недоверие к социал-демократам — очевидным.

Как и многие рядовые коммунисты, Тельман следовал линии партии, определяемой Коминтерном в Москве, со всеми её изменениями, которые часто были связаны с теми или иными тактическими нуждами Сталина в его борьбе за маргинализацию своих внутрипартийных противников на родине. Вера Тельмана в революцию была абсолютной, и вследствие этого такой же была его вера в единственное революционное государство в мире — Советский Союз. Другие в партийном руководстве могли быть более утончёнными, более безжалостными или более интеллигентными, как глава берлинского отделения Вальтер Ульбрихт, а Политбюро и Центральный комитет вместе с Коминтерном в Москве могли определять политику и стратегию партии, однако личная позиция Тельмана и его ораторский дар сделали его незаменимым человеком для партии, которая дважды выставляла его своим кандидатом на пост рейхспрезидента во время выборов в 1925 и 1932 г. Поэтому к началу 1930-х гг. он был одним из самых известных, а для среднего и высшего класса — одним из самых страшных политиков на земле. Возможно, он был больше чем просто номинальная фигура, но и меньше чем истинный лидер. Однако он сохранял личную приверженность немецкому коммунизму во всей его непримиримости и со всеми его амбициями, ведя партию к основанию «Советской Германии»[591].