Однако было бы ошибкой считать, что такие взгляды образовывали связную или единую идеологию, тем более напрямую ведущую к идеям нацизма. Шальмайер, например, не был антисемитом и яростно отрицал любые идеи о превосходстве «арийской» расы. И Вольтман не относился враждебно к евреям, а его в целом положительное отношение к Французской революции (лидеры которой, по его неправдоподобным утверждениям, принадлежали к германской расе, как и все великие исторические фигуры) отнюдь не роднило его с нацистами. В свою очередь Геккель активно выступал за более широкое применение смертной казни с целью устранения преступников из цепочки наследственности. Он также поддерживал идею уничтожения психически больных людей с помощью химических инъекций или электрошока. Геккель также был расистом и утверждал, что ни одна раса с курчавыми волосами никогда не добивалась чего-либо важного с исторической точки зрения. Однако, с другой стороны, он считал, что война станет евгенической катастрофой, поскольку уничтожит лучших и самых смелых людей страны. В результате ученики Геккеля, объединившиеся в собственное общество, Лигу монистов, стали пацифистами, полностью отрицающими идею войны, — позиция, которая не могла сблизить их с нацистами. Многие из них жестоко пострадали за свои принципы, когда в 1914 г. война всё-таки началась[119].
Наиболее верный прообраз нацистской идеологии мы находим в работах Плёца, который сдабривал свои теории изрядными дозами антисемитизма и сотрудничал с группами, исповедовавшими идею нордического превосходства. И всё же до Первой мировой войны было немного свидетельств того, что сам Плёц считал «арийскую» расу высшей по сравнению с другими, хотя один из его ближайших соратников, Фриц Ленц, несомненно, думал именно так. Плёц придерживался жёсткого меритократического направления в евгеническом планировании, считая, например, что на всех родах должна присутствовать коллегия врачей и определять, выживет ли ребёнок, или его следует уничтожить как слабого или недееспособного. Дарвинист Александр Тилле открыто проповедовал убийство психически и физически неполноценных и соглашался с Плёцем и Шальмайером, что детские болезни не следует лечить, чтобы слабые сами выпадали из цепочки наследования. В 1905 г. Плёц со своим шурином Эрнстом Рудиным, разделявшим такие взгляды, основал Общество расовой гигиены для пропагандирования своих идей. Оно быстро завоевало влияние в области медицины и социального обеспечения. Гобино во многих отношениях был консерватором и считал, что евгенический идеал заключён в аристократии. Эти немецкие мыслители приняли гораздо более жёсткую и потенциально более революционную линию, часто считая наследственные признаки в большой степени независимыми от принадлежности к определённому социальному классу[120].
К началу Первой мировой войны их идеи распространились в той или иной форме в таких областях, как медицина, социальные службы, криминология и юриспруденция. Социальные изгои, такие как проститутки, алкоголики, жулики, бродяги, все чаще объявлялись людьми с дурной наследственностью, и требования насильственной стерилизации таких людей стали слишком громкими, чтобы их можно было не замечать. Влияние этих идей на истеблишмент в социальном обеспечении было таким значительным, что даже социал-демократы могли всерьёз принять предложение Альфреда Гротьяна связать улучшение жилищных условий и социального обеспечения с обязательной стерилизацией сумасшедших, тунеядцев и алкоголиков[121]. Изменения такого рода отражали растущее влияние медицинской профессии в таких быстро развивающихся областях, как криминология и социальная помощь. Успехи немецкой медицинской науки, например открытие в XIX веке бацилл, вызывавших такие болезни, как холера и туберкулёз, завоевали ей беспримерный престиж, а также непреднамеренно подарили антисемитам новый язык для выражения ненависти и страха перед евреями. В результате в обществе стали повсеместно использовать медицинские достижения, простые люди, включая растущий рабочий класс, стали соблюдать правила гигиены, регулярно мыться, дезинфицировать туалеты, кипятить питьевую воду и так далее. Концепция гигиены из медицины перекочевала в другие области жизни, включая не только «социальную гигиену», но и собственно «расовую гигиену».
Тем не менее, несмотря на все споры по поводу этих идей, влияние, которое они имели на государственные решения до 1914 г., было очень незначительным. Если не брать в расчёт научный истеблишмент, пропагандисты выведения суперрасы арийских блондинов, такие как Ланц фон Либенфельс, редактор «Остары: газеты для блондинов», имели влияние только в маргинальных слоях общества, среди политических экстремистов или мелких политических сект[122]. Однако, несмотря на эти оговорки, появление таких идей вместе с увеличивающейся ролью, которую они играли в публичных дебатах, сыграло важную роль в формировании нацистской идеологии. Практически все в этой разношёрстной компании учёных, врачей и пропагандистов расовой гигиены разделяли несколько фундаментальных принципов. Первый заключался в том, что наследственность в значительной мере определяет человека. Второй, вытекающий из первого, состоял в том, что общество, управляемое государством, должно контролировать свою численность, чтобы повысить эффективность нации. «Приспособленных» следовало убеждать или заставлять производить больше потомства, а «неприспособленных» — меньше. В-третьих, как бы ни интерпретировались эти слова, движение за расовую гигиену предложило угрожающе рациональную и научную категоризацию людей на «ценных» для нации и остальных. «Неполноценный» (нем. minderwertig — «бесполезный») стало распространённым термином, использовавшимся работниками социальной и медицинской сферы для разного рода маргинальных общественных элементов до Первой мировой войны. Помечая людей таким образом, поборники расовой гигиены сделали первый шаг на пути к контролю, жестокому обращению и, наконец, к уничтожению «бесполезных» государством с помощью таких мер, как принудительная стерилизация и даже казнь, о чём многие из них говорили уже до 1914 г. Наконец, такой технократический рационалистический подход к управлению населением подразумевал полностью нерелигиозное, техническое отношение к морали. Христианские принципы, такие как святость брака и материнства или равная ценность жизни любых существ, наделённых бессмертной душой, были отброшены. Какими бы ни были эти идеи, они не были традиционными или отсталыми. Некоторые их проповедники, такие как Вольтман и Шальмайер, считали себя левыми политиками, а не правыми, хотя их идеи и разделяли очень немногие социал-демократы. В своей основе расовая гигиена родилась в новом стремлении общества создать инструменты управления на базе научных принципов, независимо от любых других мнений. Она представляла новый вариант германского национализма, который бы вряд ли был когда-либо поддержан консерваторами или реакционерами или одобрен христианской церковью или любой другой религией[123].
И антисемитизм, и расовая гигиена станут ключевыми компонентами нацистской идеологии. Оба этих явления были частью общей секуляризации мысли в конце XIX века, проявлениями гораздо более широкого недовольства ситуацией, которую все больше авторов и мыслителей начинали считать вялым и унылым самодовольством либерального буржуазного мнения, доминировавшего в Германии в середине века. Самоуспокоенность очень большого числа образованных людей и людей среднего класса после создания национального государства в 1870-х дала дорогу различным недовольствам, рождённым из ощущения того, что духовное и политическое развитие Германии остановилось и нуждалось в новом толчке. Это было чётко выражено в инаугурационной лекции социолога Макса Вебера, в которой он назвал объединение 1871 г. «детской шалостью» германской нации[124]. Самым влиятельным пророком таких взглядов был философ Фридрих Ницше, который в своих саркастических и сильных работах жёстко критиковал этический консерватизм своих дней. Во многих отношениях Ницше был фигурой, сопоставимой с Вагнером, которого он уважал большую часть своей жизни. Как и Вагнер, он был сложным человеком, его работы допускали множество самых разных интерпретаций. В своих произведениях он провозглашал свободу человека от традиционных моральных ограничений своего времени. До 1914 г. это повсеместно интерпретировалось как призыв к освобождению личности. Его работы имели сильное влияние на разные либеральные и радикальные группы, включая, например, движение феминисток, одна из наиболее одарённых представительниц которого, Елена Штёккер, написала бесчисленное число сочинений, посвящённых прозе Ницше, где утверждала, что философ считал, что женщины вправе вести сексуальную жизнь вне брака, могут использовать механические контрацептивы и должны иметь равные права на внебрачных детей[125].
