Хайцгруг взревел от ярости, поняв, что добыча уходит. Но было поздно. Генерал Эммей и несколько его приближённых вскочили на коней и скрылись в лесу.

Он сбежал. Матёрый волк сбежал, унося с собой часть флагов.

Я опустил подзорную трубу. Лёгкое разочарование от того, что генерал ускользнул, быстро сменилось удовлетворением. Ладно, пусть с ним. Бежал, потому что выхода другого не было.

Пленным он был бы мне ценен, но… Имеем то, что имеем.

Битва превратилась в зачистку. Беспорядочное бегство армии Бруосакса стало агонией. Солдаты бросали всё: оружие, доспехи, личные вещи. Они бежали в лес, надеясь найти там спасение, но и там их ждали эльфы и гоблины Фаэна.

Потери врага были чудовищными.

Мои солдаты, пьяные от победы, собирали трофеи. Поле боя было усеяно брошенным оружием, знамёнами, а самое главное — обозом. Целый лагерь, полный припасов, продовольствия, фуража, запасов оружия, доспехов и личного имущества армии, оказался в наших руках.

Я отдал приказ прекратить преследование основной массы бегущих. Они были уже не опасны. Мое внимание привлекло другое. За командным холмом Эммея, в небольшой лощине, виднелись большие белые шатры с красными крестами. Полевой госпиталь.

— «Хайцгруг, — связался я с ним через Рой. — Оставь мёртвых. Возьми один батальон и окружи госпиталь. Никто не должен пострадать. Ни один волос не должен упасть с головы тех, кто внутри. Ты меня понял? Ты должен его защитить, в том числе и от союзников».

«Понял, командор, — прорычал в ответ орк. — Будет сделано».

Я направил своего коня Грома вниз с холма. Принц Ги последовал за мной. Мы медленно ехали по полю битвы, которое ещё недавно было ареной жестокого сражения, а теперь превратилось в гигантский муравейник, где мои солдаты собирали плоды победы.

Когда мы подъехали к госпиталю, он уже был окружён воинами Первого полка. Хайцгруг стоял у входа в самый большой шатер, его топор был опущен, но вид у него всё равно был устрашающий.

Я спешился и вошёл внутрь.

Внутри царила тишина. На койках лежали раненые солдаты Бруосакса, те, кого успели вынести с поля боя ещё в его начале.

А посреди шатра стояла группа людей в белых халатах, испачканных кровью. Врачи. Они сбились в кучу, их лица были напряжены, в глазах читался страх. Они ожидали худшего, ведь формально они были слугами отступившего (читать как бежавшего) генерала Эммея.

В отличие от пехоты и конницы, они не могли сбежать, потому что бежать, бросив всё — легко, а вот пациента во время операции с собой не потащишь.

Я остановился, оглядел их. Мой взгляд задержался на старшем из них, седовласом мужчине с усталым, но полным достоинства лицом.

— Я герцог Рос Голицын, — сказал я спокойно. — С этой минуты вы и ваши пациенты находитесь под моей защитой. Продолжайте свою работу. У вас прибавится пациентов. Моих солдат тоже нужно лечить. Обещайте не делать различий и тогда наш госпиталь тоже примет на лечение солдат вашей армии.

Врачи смотрели на меня с недоверием, не в силах поверить своим ушам. Старший врач шагнул вперёд.

— Мы… мы врачи армии Бруосакса, — сказал он, словно это могло что-то изменить.

— Ну, вы в первую очередь медики, слуги Сфематы. И мне всё равно, чьи вы врачи, — ответил я. — Сейчас вы просто врачи. И у вас много работы и я хочу, чтобы вы понимали, что в безопасности и должны просто делать своё дело. А Первый полк вас прикроет.

Я развернулся и вышел из шатра, оставив их в полном замешательстве. Генерал сбежал, его армия разбита, а его врачи теперь будут лечить моих солдат. Это называется здравый смысл и гуманизм. Я поступал так, как считал нужным и моральным со своей точки зрения.

Победа пахнет кровью, дымом и опустошением.

Вечерело.

Воздух, ещё несколько часов назад звеневший от криков и лязга оружия, теперь был тяжёлым и густым, наполненным усталостью и чадом.

Большая сковородка, арена моего триумфа, превратилась в гигантскую бойню, усеянную телами людей и лошадей, обломками оружия и брошенными знаменами.

Но хаос отступал, уступая место порядку. Если, конечно, порядок наводить.

Мои войска раскладывали трупы, вычисляя среди них ещё живых, тащили их в госпитали, какой ближе и систематически мародёря поверженных врагов. По системе, введённой немцем Мейнардом, которого они ни разу не видели.

Я отдал собственные приказы через Рой, и гигантский муравейник моей армии пришёл в организованное движение.

Отряды методично прочёсывали поле. Одни собирали оружие, сваливая его в кучи. Другие, под руководством моих сапёров, проверяли тела на наличие ловушек — старый вояка Эммей мог оставить и такие сюрпризы. Третьи, самые мрачные команды, занимались павшими.

Наших погибших укладывали в ряд, бережно, насколько это было возможно в полевых условиях.

Маги, те из них, которые не валились с ног после того перенапряжения, которого они испытали в бою, сделали несколько братских могил.

Разведка отловила парочку крестьян, которые прятались на краю поля, смотрели «а чё будет».

Крестьян послал за их войтом.

Трупы закладывали, насколько могли аккуратно, в братские могилы. Могилы были «наши», вернее, могила, мои потери были несущественны и четыре могилы бруосакцев.

Отдельно хоронили коней, которых погибло великое множество.

Были и раненые кони. Новак предложил бедняжек добить, а то может и скушать, но на защиту коней встали, внезапно, гоблины, среди которых нашлись коневоды, которые взялись их выходить.

Тем не менее, многие из несчастных животных не дожили и до утра.

Принц Ги подъехал ближе, наблюдая за работой похоронных команд.

— Ты хоронишь их? — в его голосе было удивление. — Большинство просто оставили бы их на съедение стервятникам.

— Я не большинство, а отношение к мёртвым в большей степени характеризует живых, чем мёртвых, — ответил я, не глядя на него. — Я мог бы ответить, что оставлять тысячи гниющих трупов, значит напрашиваться на чуму. Что я воюю с армиями, а не с болезнями. Но на самом деле я считаю куда проще, — я на мгновение замолчал, — мёртвый солдат — это просто мёртвый солдат. Его война окончена. Всё, что я могу для него сделать — похоронить достойно. Всё, на что я могу надеяться, это то, что меня в своё время похоронят достойно.

Мы проехали к полевому госпиталю, который теперь напоминал растревоженный улей.

Мои медики, ведьмы Бреггониды и несколько учеников Фомира, работали бок о бок с врачами Бруосакса. Последние, оправившись от первоначального шока, с головой ушли в работу. Страх сменился профессиональным азартом. Раненые, независимо от цвета формы, получали помощь.

Фомир, бледный и осунувшийся, сидел на ящике у входа в шатёр, прихлебывая что-то из фляги. Выглядел он так, будто из него высосали не только всю ману, но и саму жизнь. Рядом стояла Бреггонида, помешивая в котелке какое-то дымящееся варево с отвратительным запахом.

— Как ты, мой магистр? — спросил я, остановившись перед ним.

— Как выжатый лимон, командор, — прохрипел он, не поднимая головы. — Если сейчас кто-то попросит у меня хотя бы искру, я его прокляну до седьмого колена. Исключительно словами, на большее сил нет.

— Твоя магия… и магия Бреггониды… это было сильно, — признал я. — Вы спасли армию. Если бы фланги пали, враг продавил бы их до освобождения своей конницы, потом Эммей бросил бы в бой резервы, а наличие лесных стрелков в тылу ничего бы не поменяло.

Фомир фыркнул:

— Не напоминай. Я чувствую себя так, будто меня окунули в болотную жижу. Эта её «дикая сила»… она грязная, неправильная. Но, чёрт побери, она сработала.

— Потому что она настоящая, академик, — проскрипела Бреггонида, не оборачиваясь. — Реальная жизнь, пацан! А не эти ваши формулы из книжек.

Они были готовы затеять свою обычную перепалку, но сил не было даже у них. Победа высосала их до дна. Но они сделали невозможное. Они смогли переломить вражескую магию, и это спасло тысячи жизней.