«Выйти из грязи, приготовится к сражению, щиты сомкнуть!» — мой мысленный приказ был подобен взрыву.

Панцирная пехота «Штатгаля» и орки-умарцы, освобождённые от магических оков, с яростным рёвом, который копился в их глотках всё это время, вырывались из схватившей их земли, стряхивали и сбивали её и перестраивали ряды под атаку. Они были злы. Они были унижены. И теперь они жаждали крови.

Атаку они принимали «от обороны», то есть не ринулись встречной волной, а ощетинились копьями и собственно щитами.

Генерал Эммей на своём холме больше не улыбался. Я видел, как шок и недоверие исказили его лицо.

Ситуация опять качнулась и хотя его фланги всё ещё обладали численным преимуществом, теперь им предстояло бить не по скованному магией неприятелю, а по выстроенной в защитные порядки и чрезвычайно злой пехоте, которая к тому же стояла на пригорках и холмах.

Его пехота, уже подошедшая на расстояние атаки, дрогнула.

Они ожидали лёгкой резни, а вместо этого их ждали стены закованных в сталь моих силачей и здоровяков принца Ги.

Но было уже поздно. Их ряды врезались в мои порядки, как волна в скалу.

Закалённая в боях пехота «Штатгаля» работала как единый механизм — стена щитов принимала на себя удар, а из-за неё наносили удары длинные копья. Стрелки перенесли направление стрельбы и сейчас осыпали потерявшую строй пехоту противника навесным огнём из-за спин своих.

Я активировал массовый буст, бросив все силы на то, чтобы моя пехота «стояла», была бодрой, сильной, стойкой, быстрой и не знала усталости.

Орки принца Ги действовали иначе, подпускали к себе врагов, а потом начинали зверски орудовать своими огромными топорами, превращая стройные ряды пехотинцев в кровавый фарш.

Эммей попытался спасти положение.

Его фланги дрались на достаточно узком пространстве, где их численность не могла иметь решающего значения. Тогда он бросил свою лёгкую конницу, стоявшую в резерве, в обход левого фланга, а лёгкую пехоту в центр, на подмогу гибнущей коннице в центре.

Это была ошибка, совершённая из эмоций, без просчёта ситуации. Отчаянная, глупая ошибка.

Теоретически лёгкая пехота могла легко обойти ловушки и ямы, и это действительно произошло. Однако лёгкие пехотинцы, пытаясь пробиться к застрявшим рыцарям, только создали ещё больший хаос и мешали тем выбраться из центра. Они смешались с конями, нарушили их строй и моментально попали под огонь моих арбалетчиков и лучников Ги, которые теперь стреляли почти в упор.

Конница, видя, что фланговая атака захлебнулась, предприняла последнюю отчаянную попытку. Часть рыцарей, сумевших выбраться из кровавой бани в центре, попыталась развернуться и ударить по моему левому флангу, по оркам Ги. Но они упёрлись в преграду, наткнулись на вторую линию ловушек. Дело в том, что ежи стояли не только между центром и флангами, но и по границам самих флангов, то есть прямо среди моей и умарской пехоты. И стоило лишь освобождённой от магической ловушки пехоте отодвинуться, следуя командам своих офицеров, как новые ряды противотанковых ежей и замаскированных рвов, которые мои сапёры предусмотрительно выкопали и на флангах, тут же встретили уставшую конницу.

Лёгкая конница, которая обходила левый фланг получила хорошую порцию стрел, безуспешно ударила по щитам и отхлынула.

Поскольку полки, принимающие лобовой удар, справлялись сами, я отдал вполне закономерный приказ задней части флангов, на смыкание.

Мои фланги, тыловая их часть, которая пока что только стояла и ждала своего момента, двинулась вперёд.

Я чувствовал лёгкую панику принца Ги, однако и он выполнил приказ. Он считал, что когда мы потеряем передние ряды своих флангов, удар должны принимать задние.

А я считал, что мы их вообще не потеряем. Я верил в своих людей, орков, гномов, эльфов и гоблинов, непримиримые расы, которые смогли выплеснуть свой вековой гнев на общего врага.

Моя пехота и пехота принца Ги, обходя ежей и ловушки, медленно и не теряя строй, начали сходиться, как клещи, беря в котёл и остатки конницы, и ту лёгкую пехоту, которую Эммей так неосмотрительно бросил им в пасть.

Пока на поле боя разворачивалось это кровавое представление, я отдал следующий приказ.

«Фаэн. Дай им эмоций!».

Ответа не последовало. Он и не был нужен. Я просто знал, что мой эльфийский бог смерти (и самую капельку, поэтического безумия) услышал. И через мгновение на из леса, в глубоком тылу вражеской армии, появились тени. Более тысячи эльфов и гоблинов выскользнули из-за деревьев так же бесшумно, как вошли туда.

Они оказались прямо за спиной и у пехотных «коробок» Эммея, и у собственно его ставки, и резервов, которые всё ещё стояли на флангах, так и не вступив в бой.

Эти самые резервы: солдаты, свежие полки Бруосакса, с ужасом наблюдали, как их элитную конницу перемалывают в центре, а фланги упёрлись в стену щитов и бессмысленно гибнут. В бездействии своём они были растеряны, а их боевой дух был подорван.

Скорее всего, несмотря на напряжённую ситуацию на всём поле боя, они бы так и стояли, ждали приказа.

Но в этот момент им в спину ударил отряд Фаэна.

Это не была лобовая атака. Эльфы не стали бы вступать в рукопашную со средней пехотой. Они действовали как призраки. Залп стрел скосил задние ряды. Гоблины, прокравшись между деревьями, начали поджигать повозки с припасами и фуражом. Хаос, который до этого царил только в центре, внезапно поселился и в тылах.

Фаэн лично возглавил небольшой отряд лучших лучников. Они не стали размениваться на пехоту. Их цель была выше. Я увидел, как от их группы отделились несколько стрел с алыми наконечниками. Огненные стрелы. Они прочертили в потемневшем небе дымные дуги и вонзились точно в крыши шатров на командном холме генерала Эммея.

Шатры, сделанные из лёгкой ткани, вспыхнули, как факелы. Огромный штандарт генерала, гордо реявший над его ставкой, накренился и с треском рухнул в огонь.

Сам генерал и его личная охрана не пострадали, они стояли на краю холма, наблюдая за битвой. Но психологический эффект был сокрушительным. Для солдат внизу картина была однозначной: их кавалерия уничтожена, авангард гибнет в котле, в тылу партизаны, а ставка командующего горит.

«Бреггонида, — мысленно обратился я к старой ведьме, которая, пошатываясь, опиралась на свой посох после чудовищного выброса силы. — У тебя осталось ещё хоть что-то в закромах?».

Я почувствовал её мысленный смешок, сухой как шелест осенних листьев.

«На большое колдовство сил нет, генерал. Но на мелкую пакость всегда найдётся…»

«Давай. Мне нужна паника. Помнишь, как ты показала себя в Сцарии? Такая же, только изо всех сил».

Над полем пронесся её шёпот, усиленный остатками магии. Он не был громким, но он проник в сознание каждого солдата Бруосакса. Шёпот, который нёс в себе страх, сомнение и панику.

«Мы окружены…».

«Генерал погиб…».

«Конница разбита…».

«Спасайся, кто может!».

Маги Эммея, измотанные нашим контрударом, пытались противодействовать, создавать ментальные щиты, но по факту смогли прикрыть только ставку генерала и его личную охрану. Строго говоря, паника — это не заклинание, которое можно развеять. Это вирус и он уже проник в кровь вражеской армии.

Пехотные полки на флангах, а в резерве у Эммея стояло ополчение, то есть воины самого низкого качества и уровня мотивации, которые до этого сохраняли подобие строя, дрогнули. Один солдат бросил щит и побежал. За ним второй, третий. Через минуту уже целые отряды, а затем и полки, развернулись и бросились наутёк. Их не волновал больше приказ, долг или честь. Их волновала только собственная шкура.

Их бегство превратилось в панику. Эльфы и гоблины Фаэна, выскочив из леса, принялись расстреливать и резать бегущих, захватывая знамёна, повозки, оружие. Четыре полковых знамени армии Бруосакса оказались в руках моих лесных воинов.