— Да. Им не понравился мой муж. Они запретили нам встречаться, а когда узнали о свадьбе, написали сообщение, чтобы я больше им не звонила.

— Дичь какая-то. А ко мне почему приехала?

— Во-первых, ты никогда не оставишь даму в беде. Во-вторых, потому что мне не с кем оставить Веронику.

— А муж для чего?

— А муж не отец.

— А кто отец?

— А ты не догадался?

— Кать, харе говорить загадками. Башка не варит. Я ещё не проснулся.

— Я приехала, чтобы познакомить тебя с дочерью, Громовой Вероникой Александровной.

Збсь.

— Ты серьёзно?

— Можем прямо сейчас поехать в клинику и сделать ДНК-тест, — сдержанно отвечает Катя, как будто уже давно морально настраивала себя на эту фразу.

Я растираю ладонями лицо, чтобы прийти в себя. Сказать, что новость неожиданная — это ничего не сказать. Я в таком ахуе, что словами не передать.

— А как тебе спалось всё это время? — спрашиваю у Кати, сжимая пальцы в кулаки.

Сдерживать эмоции очень сложно. Но я помню об опухоли, помню, что бывшей жене нельзя нервничать, но неужели она рассчитывала, что я спокойно приму такую новость?

— В каком смысле? — не понимает она.

— В прямом, — я всё же не выдерживаю и бью кулаком по столу.

Катя вздрагивает и отшатывается назад.

— Прости. Эмоции. Я в том смысле, тебя совесть не мучила, что ты лишила Веронику отца, а меня — дочери.

— У неё был отец.

— У неё был чужой дядя рядом, который сбежал, как только узнал о твоей проблеме! Так что мне смей называть его её отцом. Ты должна была мне рассказать о своей беременности.

— А что бы это изменило, Саш?

— Да всё! — кричу я.

— Да ничего! — она кричит в ответ и смахивает с щёк слёзы. — Громов, ничего бы не изменилось. Перед тем, как прийти на работу к тебе и позвать в ЗАГС, я две недели подряд просила тебя прийти домой пораньше, чтобы поговорить. А ты не приходил.

— Тогда был сложный период. Мы выслеживали…

— Выследили? — обрывает меня и горько улыбается.

Я снова её не слышу. Я замолкаю. В глазах Кати столько грусти, что я понимаю, любые мои оправдания будут звучать глупо.

Я был нужен своей жене, а меня рядом не было.

— Скажи, а если бы не твоя болезнь, ты бы сообщила мне о дочери? — спрашиваю после минутной тишины.

Катя тяжело вздыхает.

— Я не уверена, Громов.

Слышать это неприятно, конечно.

— Ты думаешь, я был бы настолько плохим отцом?

— Раз ты управляешься со взрослыми людьми в такой непростой сфере, то с нашей девочкой справился бы. Не с первого раза, но…

— Тогда почему не уверена?

— Прежде, чем прийти к тебе, я наводила справки. Осторожно. Через общих знакомых. Я узнала, что ты уже майор, начальник уголовного розыска, к свадьбе готовишься. Невеста у тебя непростая. Ну, в этом я убедилась лично. Именно она меня и останавливала. Я не была уверена, что твоя Виктория примет Веронику. Девушка после свадьбы требовала бы к себе повышенного внимания, сама бы хотела стать мамой. А тут левый ребёнок, который в состоянии стресса пройдётся по вашей жизни десятибалльным штормом.

— Всё настолько плохо будет?

— У неё твой характер Громов. Всё будет хуже, чем ты ожидаешь, — с улыбкой говорит Катя. — Но прости, мне просто больше не к кому обратиться. Я сообщила родителям, что Кирилл меня бросил, подал на развод, и они вроде как готовы возобновить общение. Только времени налаживать мосты у меня нет. Операция через неделю. Мне ещё нужно лечь на обследование.

— Деньги нужны, Кать? — тут же спрашиваю я.

— Нет, спасибо. Я достаточно хорошо зарабатываю. Я накопила и на обследование, и на операцию, и на реабилитацию.

— Ты — умничка, но если что-то понадобится, не стесняйся обращаться.

— Спасибо, я буду иметь ввиду. Но ты, правда, мне очень поможешь, если сможешь принять Веронику у себя. Я понимаю, что свалилась, как снег на голову. У меня просто нет другого варианта. Оставлю её чужим людям, у меня вообще её могут отобрать. В моём городе органы опеки слишком ответственно относятся к своей работе.

— Ты серьёзно сейчас?

— Ещё как. В отношении моей знакомой хотели начать процесс лишения родительских прав за то, что она дочь оставила на два дня с крёстной малышки. А у меня срок посерьёзнее.

— Я сейчас в отпуске двухнедельном. А потом… Няня. Ты не против?

— То есть ты согласен? — выдыхает Катя.

— А ты что думала? Это меньшее, что я могу для тебя сделать, чтобы искупить грехи прошлого.

— Громов… — всхлипывает бывшая жена.

В секунду она оказывается рядом и крепко обнимает меня.

— Спасибо. Спасибо, Саш. Ты меня очень выручил.

— Да ладно тебе. Я не могу иначе. Ну как я дочь отдам чужим людям?

— Тогда. Настала вам пора официально познакомиться. Ты готов? — с улыбкой спрашивает Катя.

— Не очень, — честно отвечаю я, — но без этого никак.

— Тогда идём. Она ждала этой встречи.

— Правда, ждала?

— Ну, я пыталась ей мягко объяснить, почему так произошло, что мама и папа расстались надолго, почему тебя не было рядом, но… В общем, ты ничему не удивляйся, хорошо. Помни, что она — твоя копия.

— Короче, мне ждать допрос с лампой в лицо?

— Как минимум, Громов.

Страшно ли мне подходить к дочке? Ещё как.

Её Катя хотя бы готовила к этому моменту.

А меня просто как неумеющего плавать ребёнка сейчас выбрасывают из лодки посреди озера.

— Она не кусается, Саш, — с улыбкой говорит Катя. — И она боится так же, как ты. Вдруг не понравится тебе. Вдруг ты окажешься плохим.

— Как мне может не понравится моя собственная дочь? Бля, прости, я пока не могу поверить, что это происходит на самом деле.

— Так, Громов, из лексикона убираем вот эти все словечки. Хотя бы в присутствии ребёнка. Я понимаю, что у тебя профдеформация, и ты привык так общаться, но мне и так на неё в школе жалуются.

— Почему жалуются? Какого хера?

— Громов…

— Почему?

— Потому что она строит старшеклассников. Младших в обиду не даёт. Ещё и дерётся.

— Точно моя, — улыбаюсь как дурак, но когда иду к детской комнате, ноги начинают дрожать.

Охереть, конечно. Я так не нервничал, когда на первое задержание выезжал. Не нервничал, когда меня один на один с убийцей серийным оставили. Да и не страшно было, когда на ковёр к начальнику первый раз вызвали.

А тут адреналин зашкаливает. Сердце в груди грохочет, сейчас грудину пробьёт. Мне не нравится, что моя дочь допускает мысль, что она может мне не понравится. Что у неё с самооценкой, раз она вообще думает об этом.

И я понимаю, что тут нет вины Кати. Уверен, она дочь любит, обожает и вкладывает в её голову только самое лучшее.

А вот вопросы у меня к бывшему мужу Кати. Что он был за отец для моей малышки, раз она считает, что может быть плохой для кого-то! Моя девочка должна быть уверена в себе. Она должна считать себя самой лучшей. По факту. Без каких-либо доказательств.

Улыбаюсь своим мыслям. Как быстро во ме вот эти родительские чувства проснулись и желание уничтожить обидчика дочки.

А что будет, когда у неё парень появится, и этот одноклеточный посмеет её обидеть?

— Эй, Громов. Лицо попроще, — смеётся рядом Катя. — Ты как будто кого-то убивать собираешься.

— Я просто представил на мгновение, что Веронику парень обидит.

— Ооо, яжебать проснулся?

Катя громко смеётся, смахивая слёзы с щёк. Я же смотрю на неё и хотя бы в это мгновение вижу свою бывшую жену такой, какой я её помнил. Живой, пышущей здоровьем, весёлой, активной и беззаботной.

А сейчас у неё опухоль. И она, конечно же, скрывает свой страх не пережить операцию за вот этими всеми шутками и смехом.

Мне самому страшно даже мысль допустить, что её не станет. А как ей самой?

— Я не боюсь операции, Саш, — тихо говорит Катя, заметив смену моего настроения. — Я боюсь её последствий.