— Так… Ясно…

Не говоря больше ни слова, я стал продираться между скалой и кустарниками. Внимательно смотреть под ноги, стараясь выхватить нечеткие линии чужих следов.

— А вы… Вы куда, товарищ старший сержант? Я ж говорю! Бесполезная она!

— Будь здесь.

Я продвигался по тропе. Она была каменистой, неудобной. Тут и там попадались обрывистые ямы, которые тяжело было переступить, а под их склонами собиралась сырая, не высушенная ветром земля. Иногда — мерзлая грязь.

Пройдя метров двадцать вниз, я заметил первую зацепку — отчетливый отпечаток армейского сапога как раз в очередной такой ямке.

Я спустился, принялся осматривать след. Он вел в сторону позиции. А еще имел характерную форму подошвы советского кирзача.

— Либо кто-то из бойцов спускался набрать воды из родника, — проговорил я себе под нос, — либо…

Я поднялся от следа. Принялся спускаться дальше.

На сухой, твердой земле сложно было отыскать хоть какие-то отпечатки подошв или волочения тел. Тот, который я нашел только что, оказался везением. Да только непонятно, будет ли от этого толк.

Тропа оканчивалась небольшой, неровной площадкой. Справа открывался прекрасный вид на Каменный мешок, а слева большие, округлые камни у основания отвесной скалы мочил тихий родник.

Родник этот пробивался откуда-то из недр горы, стекал по замшелым камням и крохотным водопадиком спускался к небольшой, кристально чистой лужице, чье дно было усыпано бело-серой галькой.

Почва вокруг родника оказалась сырой. И тут я уже нашел еще кое-что.

Повсюду, здесь и там, можно было различить характерную мозаику различных следов. Полного я не нашел ни одного. Лишь очертания подошв, редкие отпечатки резинового протектора. Но их было много.

Но самое главное — в одном месте трава, растущая у края тропы, оказалась примятой. В другом сырую, полнящуюся мелкими камнями землю будто бы соскребли. Словно бы какое-то животное пыталось вырыть тут нору.

Однако и эти находки оказались не столь значительными, как то, что я обнаружил в следующий момент.

В сырой земле, примятой чьим-то отпечатком, виднелась…

— Гильза калибра девять миллиметров… — проговорил я, выковыривая из грязи маленький желтенький цилиндрик.

Почувствовал, как холодная, расчетливая ярость просыпается в груди.

Тут стреляли. Но выстрела мы не слышали. Значит, использовали приспособления для тихой стрельбы.

Я внимательно пошарил взглядом вокруг, стараясь найти… вторую гильзу. Несколько минут у меня ушло на то, чтобы хорошенько проверить тропу и прилегающий ковер низенькой травы.

Второй гильзы не было. Либо я ее просто не нашел, либо ее забрали, что маловероятно, либо стреляли только один раз.

Могли ли они захватить двоих пограничников, но убить только одного? Однозначно могли. Возможно, те странные потертости на земле — следы сокрытия крови.

Но почему одного? Что стало со вторым? А еще… Кто именно оказался жертвой этих боевиков?

Что ж. На эти вопросы у меня ответа не было. А вариантов, напротив, была масса.

Возможно, один из пленных сопротивлялся, и от него решили избавиться. Возможно, боевики поняли, что с двумя захваченными не уйдут. А может быть…

— Может быть, они хотели что-то узнать, — прошептал я задумчиво. — Что-то выпытать.

«И он не согласился, — промелькнула в голове мысль, — Алим не согласился выдавать информацию. Это было бы в его духе».

Холодная ярость клокотала в груди, но я быстро усмирил ее, очистив голову от лишних мыслей.

Потом встал.

Я осмотрел край площадки и обрыв. Почти отвесный и очень сложный обрыв. Спуститься безопасно, да еще и неся на себе пленных, здесь было просто невозможно. Если только у группы не было альпийского снаряжения…

Кроме того, я искал тело, от которого могли избавиться. Но, к сожалению, ничего не нашел.

«Это не обычные духи, — подумалось мне, — а может быть — и вовсе не духи».

Когда я решил проверить край платформы и направился к нему, то почти сразу замер на месте.

— Сукины дети… — выругался я.

Солнце немного поднялось, выглянув из-за скалы. Тонкая проволока датчика цели, что пересекала тропу сантиметрах в двадцати над землей, красиво заблестела в его лучах.

«Значит, они знали, что мы будем искать. И оставили нам подарочек», — подумал я.

Растяжка оказалась хитрой. И очень опасной. Снять ее вручную было невозможно. Все потому, что с одной стороны проволоки я заметил замаскированную травой гранату, стоящую на скобе под своим весом.

Более того, аккуратно приподняв маскировочную травку, я заметил, что под ней была еще одна, закопанная в землю. Обе гранаты лишили предохранительных колец, соединив болтом, вогнав скобу одной под скобу другой. К тому же, на противоположной стороне проволоки оказалась и третья граната, бережно спрятанная за камнями.

Такая конструкция не подразумевала никакой возможности безопасного обезвреживания. Перережь проволоку — и одиночная граната немедленно сдетонирует. Если попробуешь снять ее — сдетонируют все три. Хитро.

Я поднялся. Отыскал какую-то палку и воткнул ее в сырую почву тропы, обозначая проволоку. Потом просто перешагнул растяжку.

«Но зачем? Зачем тратить время на такую сложную конструкцию? — подумал я. — Зачем рисковать и в полной темноте ставить самодельную мину, если можно просто уйти? Вас ведь и так никто не заметил».

Все это походило на какую-то… Игру.

Я аккуратно, глядя себе под ноги, прошел дальше, туда, где раньше бежала эта тропа, а теперь зиял обвал.

Как только убедился, что дальше идти безопасно, и поднял глаза, увидел…

— Это еще что?..

На самом видном месте — сухой ветке какого-то давно мертвого крохотного деревца, чьи корни размыла вода, а стволик повис вниз головой на остатках корней, — висел странный амулет.

Проверив, не заминирован ли он и не ведет ли к ветке какая-нибудь едва заметная леска, я снял амулет с деревца.

Потом глянул вниз, в обвал.

Тропа тут превращалась в узкое горлышко, а большие куски земли и камней лежали далеко внизу.

Спустя метров семь тропа продолжала свой бег.

— Здесь они вряд ли стали бы спускаться, — сказал я, осматривая пропасть. — Скорее всего, там, по другому склону.

Тела предположительно погибшего пограничника не было и там.

Впрочем, я не удивился, что не смог найти его. Уж где точно эти сукины дети мастера, так это в сокрытии следов.

А потом я глянул на амулет. Он представлял из себя настоящий кабаний клык. Причем обработанный. В основании зуба зияло аккуратно проделанное отверстие от шнура. А сам клык казался затертым, будто бы его давно носили.

— Интересное кино… — прошептал я и сунул находку в карман.

— Как я и думал, ты ни черта не найдешь, Саша! — кричал Муха, держась за ствол КПВТ, чтобы не свалиться с брони на ходу.

БТРы медленно продвигались по достаточно широкой, каменистой дороге Тракта. Их массивные колеса гребли по небольшим булыжникам, составлявшим «дорожное полотно» маршрута.

Казалось, Тракт здесь был не чем иным, как древней горной рекой, русло которой до краев засыпали камнями.

— Растяжка, гильза и амулет — это уже многое! — ответил я, перекрикивая бьющий в глаза ветер.

Муха посерьезнел. Потом покосился на бойцов, сидящих на десантном и моторном отсеке. Убедившись, что они не наблюдают за ним, сплюнул за борт, на каменную дорогу.

— Давай смотреть правде в глаза, Саша, — сказал он, придвигаясь ближе, чтобы не орать. — Ты нашел гильзу. Значит, кого-то из пленных они расстреляли. Возможно, избавились и от второго… Понимаю, один из пропавших — твой друг. И понимаю…

Муха замолчал, сглотнул.

— Понимаю, насколько тяжело терять друзей и товарищей… и…

— Здесь что-то не так, — покачал я головой. — Кто и зачем оставил этот клык?

— Может, потеряли? — Муха пожал плечами.

— Нет, Боря. Его оставили намеренно. Причем на очень видном месте. Так, чтобы нашли.