— Но они подобрались, — покачал я головой. — Значит, знают больше, чем мы. Больше даже, чем Алим и его парни, которые часто тут бывают. Возможно, враг защищает пещеры лучше, чем мы думаем.

Муха цокнул языком и вздохнул. Потом накинул капюшон, чтобы спастись от особо сильного порыва ветра.

— Ты снова про свой «Пересмешник»?

— Ты слышал о нем из первых уст, Боря.

— Но никакой другой информации нет. Ни одного доказательства. Только россказни каких-то душманов.

— Харим говорил, что специальные склады с оружием находятся в пещерах Хазар-Мерд. И враги знают, что мы идем туда.

— Я понимаю, — покачал головой Муха, — понимаю тебя. Твой товарищ пропал. Но сейчас это не наше дело. Это дело заставы. Стаканов будет с этим разбираться, а ты не должен. И потом, что ты сделаешь? Как ты поможешь своему другу тем, что найдешь там пару следов и пару обрывков одежды? Как?

Я помрачнел, совершенно не стараясь скрыть от Мухи свои эмоции. Напротив, я хотел показать ему их. И старлей это заметил.

— Мы своих не бросаем, Боря, — сказал я холодно. — На этом все строится. Тут, на войне, товарищ называется товарищем не потому, что так прописано в уставах. А потому, что ты можешь рассчитывать на его плечо. Он — на твое. Если бы для меня это было не так, я бы не рисковал жизнью в том ущелье, чтобы защитить своих. И в тех пещерах, стараясь вывести незнакомых мне людей. Если бы это было не так, Волков бы не решился повести машину в бой, зная, что может погибнуть. Если бы это было не так…

— Хватит… — прервал Муха, устыдившись. — Хватит, Саша.

— Задача остается задачей, командир, — несмотря на то, что Муха перебил меня, я продолжил, — но чтобы ее выполнить, товарищ всегда должен оставаться товарищем.

Я отвернулся. Тоже глянул наверх по тропе.

— Если ты упираешься, проверю все сам. На рассвете.

С этими словами я направился было к командирскому БТР.

— Саш… Стой… — позвал вдруг Муха.

Я обернулся.

— Возможно, ты и прав, — вздохнул он, немного помолчав. — Кому нам еще доверять, как не друг другу?

Муха тяжело, очень тяжело вздохнул. Мне показалось, что он испугался. Молодой командир испугался, что этот его шаг станет для остальных прецедентом. Прецедентом, что каждого из них, случись что, могут оставить ровно так же, как Алима Канджиева.

Именно этого он устыдился. Именно поэтому потребовал от меня остановиться.

— Пятнадцать минут, — сказал он, — я дам тебе пятнадцать минут. Помощь нужна? Отправить кого-нибудь с тобой?

— Я проверю сам, — покачал я головой отрицательно.

Муха покивал.

— Хорошо, Саша. Хорошо.

Алим чувствовал, что что-то влажное липнет к его лицу. Дышать было тяжело. Он поморщился, открыл глаза. Но ничего не увидел.

Спустя несколько мгновений Канджиев понял, что на голову ему надели мешок. Прошло еще полсекунды, и тяжелое тело заболело, пока он наконец понял, что лежит ничком на сыроватой земле.

Тут, в горах, под постоянным ветром земля была сухой, прилизанной воздушными потоками. Сырой она оставалась только близ ключей и ручьев, которых, к слову, не так уж много текло вокруг Вертушки.

«Я недалеко, — подумал он, — меня не могли унести далеко».

Он слышал чьи-то переговоры. Едва уловимые, в шуме ветра они казались шепотками призраков. И все же принадлежали людям. Люди говорили на урду.

Урду он не знал, говорил только на пушту. Но различал некоторые слова. Правда, они были столь незначительными и звучали так тихо, что вычленить смысл из разговора неизвестных Алим не смог.

— Встать! — услышал Алим, но не вздрогнул.

Голос неизвестного был хриплым и низким. Разговаривал он на русском, но с явным акцентом.

Алим приготовился к тому, что его станут бить за неподчинение.

Потом услышал глухие звуки ударов и приглушенные стоны.

«Андрей? — подумал Алим. — Неужели его забрали вместе со…»

— Не бейте! Не бейте меня! — взмолился Андрей Сумкин — боец, что сопровождал Алима на позиции.

— Встать!

— Я… Я встану.

Не прошло и нескольких секунд, как злой, хрипловатый голос разразился и над Алимом:

— Встать.

Алим выдохнул. Почувствовал, как грубая ткань мешка потеплела от его дыхания. Потом попытался подняться. Ни руки, ни ноги пограничника не были связаны. Это его удивило.

— Встать! — снова приказал злой голос.

Алим не пошевелился. А потом почувствовал настолько сильный удар по животу, что воздух вмиг вышел у него из легких. В глазах побелело. Не успел он откашляться, как получил новый удар и еще сильнее захлебнулся воздухом.

— Этот либо упрямый, либо глупый, — с трудом различил он речь человека, говорившего на урду.

Более того, фраза наверняка была гораздо более грубой, ведь Алим уловил только общий смысл сказанного.

Его грубо схватили за одежду. Заставили подняться на колени. Потом столь же грубо стянули с головы мешок.

Темный, ночной мир вспыхнул перед глазами.

Первым, что он увидел, было лицо, бледным пятном выделявшееся в темноте. Это Сумкин стоял перед Алимом на коленях.

Алим попытался поднять голову.

— Не смотреть! — запретили ему и тут же ткнули в темечко стволом пистолета. — Не поднимай голову! Смотри в пол!

Алим не поднял.

Он смотрел перед собой, судорожно стараясь уловить боковым зрением хоть что-то. Хотя бы посчитать, сколько именно людей было в группе, которая захватила их с Сумкиным. У него не вышло.

Алим видел лишь сапоги неизвестных. В темноте они напоминали советские, с высокими голенищами. Духи же предпочитали обычно спортивную обувь или, кто побогаче, импортные ботинки.

Некто опустился рядом с ним. Он сел на корточки за спиной Алима. Наклонился ему над плечом. Канджиев почувствовал неприятное, теплое дыхание врага.

— Сейчас ты ответишь на несколько вопросов, шурави, — неумело ворочая языком, проговорил некто. — Если ответишь, уйдешь живой. Если нет — убью. Понял?

Алим не пошевелился.

— Вы пограничники? — раздался первый вопрос.

Алим промолчал.

— Пограничники или простая мотопехота⁈ — крикнул чуть ли не в ухо незнакомец.

Алим смолчал и здесь.

— Упрямец… Я таких люблю… — голос наполнился какими-то неприятными, отталкивающими нотками, чью природу Алим не смог себе объяснить.

— Люблю, когда они становятся послушные, как овцы…

Незнакомец встал.

А потом Алим почувствовал, как ствол пистолета снова уперся ему в темечко.

— Вы пограничники?

Алим молчал. Молчал и понимал, что произойдет дальше.

Раздался щелчок курка.

— Спрашиваю последний раз. Пограничники?

Алим зажмурился. До боли сжал губы. Стиснул в кулаках сырую землю.

А потом, внезапно, ствол убрали.

— Убей его, Аль-Асих, — сказал на урду другой голос. Низкий и басовитый.

— Сначала спрошу второго, — немного погодя сказал тот, кого назвали Аль-Асихом.

Некто направился к Сумкину. Алим едва заметно приподнял голову. Различил в темноте черный силуэт высокого, широкоплечего человека в капюшоне.

Когда человек приблизился к Сумкину, тот сжался, втянул голову в плечи. Человек вальяжно ткнул ему своим длинноствольным, снабженным глушителем пистолетом в голову.

— А ты, мальчик, — начал человек, названный Аль-Асихом, — такой же неразговорчивый, как твой товарищ?

— Прошу… Прошу, не убивайте… — простонал Сумкин.

Алим неплохо знал Сумкина. Это был очень веселый, добрый парень. Душа компании. Но духу ему недоставало.

— Ничего им не говори, Андрей! — решился Алим.

Сумкин снова вздрогнул, когда раздался голос Канджиева.

Аль-Асих гортанно и зло засмеялся.

— Смелый шурави. Очень смелый, — довольно сказал он. Потом обратился к Сумкину: — Но не слушай своего друга. Он труп. Когда я закончу здесь, то убью его за его упрямство.

Под словами Аль-Асиха Сумкин еще сильнее ссутулился. Сделался, казалось, меньше, чем обычно.

— Но у тебя еще есть возможность выжить. Если ответишь на то, что я хочу, я отпущу тебя, и ты спокойно уйдешь. Останешься жить.