— Я смотрю, вы на посту прохлаждаетесь, — беззлобно и очень спокойно сказал я.

— Да… Да мы… — заикнулся Бычка.

Пчеловеев молча наградил Сашу Бычку мрачным взглядом.

— Сектора под контролем? Как общая обстановка? Доложить.

Пчеловеев доложил. Бычка в это время виновато и угрюмо прятал от меня взгляд.

— Очень хорошо, — кивнул я. — Раз вы у нас так болтать любите, значит, считаете, что недостаточно заняты делом. В таком случае, как сменитесь, оба проверите все растяжки. Какие будут проблемные — поправите. Ясно?

Пчеловеев снова наградил Бычку взглядом. Только теперь гораздо более злым и даже каким-то отчаянным. Бычка сделался еще более виноватым, избегая и его взгляда тоже.

Когда бойцы отрапортовали «есть», я оставил часовых, а потом стал тихо и аккуратно пробираться вперед, стараясь сохранить маскировку и спрятаться за разлапистыми кустами можжевельника, росшими на невысокой скале.

Нужно было проверить, как ведут себя секреты на передке.

И все же меня не покидали мысли об этом «джинне из теней». Нет, я не пытался дать самому себе ответ о том, что же это был за джинн. Просто не видел в таких размышлениях смысла.

Больше меня беспокоили слухи и разговорчики, потянувшиеся среди личного состава с того самого момента, как мы ушли с заставы в горы. Нередко бойцы обсуждали байки о Джинне. Строили догадки.

Но если поначалу подобные разговоры они вели с иронией и, по большей части, шутили над «Джинном из теней», то сегодня, после того как мы с Алимом увидели странную фигуру, бойцы стали обсуждать эту ситуацию всерьез.

И вот это меня беспокоило по-настоящему. Ведь некоторые бойцы говорили о черном незнакомце с опаской. Другие — со страхом. Третьи колебались между верой и неверием.

«Если бы это была какая-то психологическая атака, — подумал я, — то она оказалась довольно эффективна».

Еще бы. Минимум усилий — и уже есть результат. Кто бы ни был этот «Джинн», человек ли, средство ли психологической войны, но своей цели он добился — заронил в души бойцов зерно сомнений.

«Будь я на месте этого джинна, — снова подумал я, — я бы сделал следующий, гораздо более решительный шаг, чтобы…»

Мысль, быстрая словно пуля, прострелила меня в мгновение ока. Я застыл на месте. Обернулся к «Вертушке».

— З-зараза… — просипел я тихо, но очень зло сквозь зубы, а потом бросился в обратный путь, вверх по склону.

В полной темноте я пробирался по знакомой тропе и все равно оскальзывался на мокрых от выпадшей росы камнях и влажной почве. Потом выскочил на плиту. Бысто зашарил взглядом по площадке.

У стоящего на боевом посту БТР увидел двоих пограничников, бредущих куда-то вниз. Наверное, они шли на смену.

Скорым шагом я пошел к ним.

— Кто тут идет? — не криком, но все равно громко спросил я.

— Саша? Ты? — отозвался один из пограничников. По голосу я узнал в нем Звягу. — Это я со Смыкалой. А что? Что-то случилось?

— Оба за мной. Быстро.

Бойцы, замедлившие шаг, вдруг остановились. В темноте я не видел их лиц, но был уверен — на них возникло удивление.

— Мы Бычку с Пчеловеевым сменять, — возразил было Смыкало ровным, несколько меланхоличным тоном. — А что…

Договорить я ему не дал.

— За мной!

Пограничники переглянулись еще раз и бегом направились ко мне.

Я указал вверх, туда, где продолжалась гора. Туда, где на одной из снайперских позиций сидел Алим.

Мы принялись быстро подниматься по крутой, неудобной тропе.

— Всем сохранять бдительность, — на ходу сказал я, — возможно, вверху противник.

— Где⁈ — удивился Звягинцев.

— Так надо сообщить командиру… — громким, но ровным тоном предложил Смыкало.

— Нет времени, — отозвался я. — У кого есть фонарь? Зажечь немедленно.

— Муха… — начал Звяга неуверенно, но за подсумком с массивным фонарем все же потянулся. — Муха запретил пользоваться таким ярким светом… Только в крайнем случае…

— Это и есть крайний случай, — перебил его я.

Больше он не ответил. С трудом преодолевая горный подъем, немного повозился с фонарем, а потом у нас под ногами загорелся яркий свет, на треть перекрываемый нашими собственными тенями.

— Звяга! Вперед! — приказал я. — Подсветить дорогу!

Звягинцев широкими, размашистыми шагами прошел по тропе вперед меня, чуть не запутался в суховатом, но размашистом кусте, но все же оказался спереди.

— Выдадим себя… — ловя ртом воздух, предупредил Смыкало, поднимавшийся позади меня.

Я ему ничего не ответил. Но прекрасно понимал — выдавать уже нечего. Если мои догадки верны — предполагаемый враг уже прекрасно понимал расстановку нашей обороны. Понимал, потому что изучил ее, отвлекая наше внимание на «Джинна из теней».

К тому же был шанс, хоть и не большой, что они, если они здесь, отступят, видя приближающийся свет. Отступят и не успеют забрать с собой…

— Алим⁈ — позвал я, перекрикивая ветер, — Алим, где ты⁈

Мы остановились только на скрытой от чужих глаз камнями и кустами снайперской позиции, где Алим и один из его ребят должны были нести дежурство.

Отсюда открывался прекрасный обзор на колеи дороги, ведущие к «Вертушке», козью тропу, которая даже в темноте проявлялась тусклой светлой полоской, а также на скалы, застывшие у входа в Темняк.

Звяга немедленно подсветил фонарем позицию и ее окрестности. Здесь было пусто.

Вернее, почти пусто.

— Исчезли? Нету их… — сказал Звягинцев с явным страхом в голосе.

— Может… Может, отошли? — неуверенно спросил Смыкало и попытался уже было пройти чуть вперед, к большому камню, напоминавшему высокий стол.

Но я тут же жестом его остановил.

— Стоять.

Смыкало затих.

— Искать следы, — приказал я.

— Двое пограничников пропали, — возразил Смыкало хриплым от страха голосом, — нужно… Нужно доложить командиру, что…

— Не расходиться, — я обернулся, взглянул Смыкале в лицо.

Среди смазанных в темноте его черт ярко выделялись глаза. Они блестели от беспокойства, непонимания. И страха.

Я принялся осматривать подъем на гору, такой крутой и неудобный, что на первый взгляд казалось, здесь просто невозможно подняться дальше. А еще — резкий спуск, поросший кустами терновника и шиповника.

— Пропали… — повторил Звягинцев, подсвечивая землю. — Пропали, точно как пограничники с заставы нам рассказывали! Канджиев этот увидал Джинна — и пропал!

Смыкало ему не ответил. Он только растерянно засопел, переминаясь с ноги на ногу.

— Саша… А что, если и мы… Что, если и мы пропадем? — испуганно добавил Звяга.

— Искать следы! — с нажимом повторил я, чтобы не только найти что-либо, но и занять пограничников делом. Не дать им запаниковать.

После пяти минут поисков под светом следового фонаря мы не смогли найти ничего, кроме кирзовых сапогов самих снайперов. Отпечатки подошв были разного возраста, и давнишние и относительно свежие. Но ни следов боя, сопротивления, волочения тел нам так и не удалось обнаружить.

Казалось бы, мы останемся ни с чем, но я заметил, что в свете фонарика кое-что поблескивает.

— Посвети-ка сюда!

Не сразу, но я все же различил завалившуюся между камней, обмотанную серого цвета материей винтовку СВД. Винтовку Алима.

Это ее выглянувший из-под сдвинувшейся обмотки окуляр прицела блестел на свету.

Это было везение, что мы нашли оружие Канджиева. Он маскировал свою винтовку на совесть, со знанием дела. Обматывал и цевье и приклад, прикрывал прицел. В темноте СВД можно было бы принять за какую-то палку или вовсе продолжение камня. Но, к счастью, ее выдал прицел.

— Исчезли… Просто испарились, будто бы! — сокрушался Звягинцев, шаря по камням и кустам лучом фонаря, — прям как нам парни рассказывали! Испарились — и все тут!

— Никаких чужих следов, — вторил ему Смыкало.

Хотя он и не казался таким взвинченным, как Звяга, в на первый взгляд монотонном голосе бойца проскакивали нотки беспокойства.

— Тут везде только наши ходили. Только наши — и все…