Точка заставы стояла у вековой, естественным образом протоптанной дороги, ведущей к ущелью. Расположение оказалось в высшей степени классическим: низкие землянки с крышами, присыпанными песком для маскировки, скрытый от чужих глаз капонир с бронетехникой.

Командир явно не желал держать бронемашины прямо так, нараспашку, под открытым небом.

В целом на точке было хоть и бедненько, но чисто. Царил порядок. Видно было, что командир распоряжается здесь твердой рукой.

Все это добро пограничники обнесли невысоким заборчиком из кривеньких столбиков, между которыми натянули колючую проволоку. С двух сторон заставу окружали заградительные минные поля, о чем свидетельствовали соответствующие таблички. С третьей она упиралась в пологую, но крутую скалу, поднимавшуюся к горной системе ущелья.

Наши БТРы выехали на широкую пыльную площадку. Там нас уже ждали.

Высокий худощавый и жилистый офицер в вылинявшей, но чистой форме стоял в одиночестве. У него было вытянутое и обветренное лицо, а еще очень спокойные глаза.

— Ну что, здорова, Денис, — сказал Муха, когда спрыгнул с брони и с уменьшенной формальностью отдал офицеру, который оказался старшим лейтенантом, честь, — как ты тут? Стоишь?

Бойцы принялись выгружаться из бронемашин. Под гул двигателей затопотали многочисленные тяжелые сапоги, встретившиеся с сухой и пыльной землей.

— Стою, — лейтенант не кивнул. — А что еще нам остается?

— Слыхал, у вас тут совсем беда. Духи докучают?

— Безобразничают помаленьку, — сказал старший лейтенант, но смотрел он при этом не на Муху, а на меня. — Но ничего. Пока что держимся.

Старший лейтенант засопел.

— Слыхал про Диму Волкова. Слыхал, помер он как герой, — сказал старлей.

Муха погрустнел, хотя и лишь на одно мгновение.

— Вечная ему память. Героя Советского Союза дали. Посмертно.

Старший лейтенант, названный Денисом, грустно покивал. Муха заметил, что он косится на меня.

— Это вот, Саша Селихов. Мой новый зам, — сказал Муха. — Знакомься, Саша, Денис Стаканов — командир заставы.

— Здравия желаю, — сказал я, и поскольку уже отдал ему честь, когда мы с Мухой спешились, то пожал Стаканову жилистую, но все еще крепкую руку.

— Слыхал, слыхал про тебя, — сказал Стаканов. — Слухи у нас тут быстро расходятся. Поговаривают, ты себя отлично показал в кишлаке Айвадж. Да и потом, в спасательной операции на тамошней заставе. Даже в плену побывал.

Командир заставы как-то вымученно улыбнулся. Добавил:

— Как там особый отдел, мозги тебе не выел?

— Капитан Маленький очень старался, — улыбнулся я, — но прицепиться ему было не к чему. Кажется, он даже расстроился.

— Это да, — понимающе кивнул Стаканов, — капитан Лев Львович он такой. Я бы сказал, рьяный. Вцепится — хрен оттащишь.

К слову, капитан особого отдела по фамилии Маленький, который допрашивал меня, Бычку и Смыкало, маленьким отнюдь не был. Даже, скорее, наоборот. Оказался он бугаем каких поискать. Муха говорил, что Маленький был мастером спорта по тяжелой атлетике и регулярно выступал на соревнованиях между пограничными округами.

— Здоровый детина, да? — говорил мне Муха после допроса, — Кому расскажешь — не поверят. Это ты еще не видал, с какой он кружки у себя в кабинете чай хлещет. В-о-о-т такенная. Не дать не взять — ковшик.

Была ли любовь капитана особого отдела к гигантизму следствием неудачной фамилии или, всего навсего, особенностью личных предпочтений, я не знал. Да, по большому счету, мне было абсолютно все равно. Главным оставалось то, что Маленькому не было за что зацепиться во время допроса. И капитан, пусть и в расстроенных чувствах, но все же уехал из крепости.

— Ну тогда разреши тебя поздравить, старший сержант, — Стаканов на удивление искренне улыбнулся. — С новой должностью.

— Спасибо, товарищ старший лейтенант, — ответил я.

— Ну так и че, товарищ командир, — сказал Муха с улыбкой, — в пещеры мы завтра с утра выдвигаемся. Инструкции-то получил от начмана?

— Так точно, получил, — Стаканов как-то погрустнел.

Муха, видя его выражение, тоже напрягся.

— Чего не так? — спросил он.

— Давай это мы потом. Тет-а-тет обсудим, — уклончиво сказал Стаканов. — А покамест вас надо распределить. Говорю сразу — жилья нету. Палатки вон там поставите, а машины на ночь загоните вон в те окопы. Сегодня ночью как раз Силов со своими ребятами в наряд уходит, в горы. На их место пока что. Только замаскируйте. Пойдем, покажу где.

Стаканов повел нас с Мухой к окопам, что оказались на достаточном расстоянии от жилых землянок. На случай обстрела, так сказать.

— Воду с арыка не пить, — предупреждал при этом Стаканов, — минометный прицел на то место у духов отличный. Столовая во-о-о-н в той землянке. Кормят два раза в день — утром и когда повезет. С подвозом нынче проблемы. Духи засады на дорогах устраивают.

Не успели мы подойти к капонирам, как я услышал протяжное м-е-е-е-е.

Мы все втроем синхронно обернулись на звук.

Меканье исходило со стороны идущего к нам солдата. Это был прапорщик. Молодой, но широкотелый, какой-то квадратный и несколько косолапый, он брел к нам валкой походкой медведя. И при этом вел на веревочке козла.

Козел почему-то шел в солдатской каске.

Стаканов вздохнул.

— Цыганков, ты опять за свое? — сказал Стаканов строго.

Однако строгость его казалась напускной, потому что меланхоличное лицо командира заставы совершенно не изменило своего выражения.

— Прекращай переполнять стакан моего терпения, — добавил Стаканов.

— А… А что не так, товарищ старший лейтенант? — удивился Цыганков, пожав широченными плечами.

Козел при этом остановился. Полез мягкими губами к какой-то сухонькой травинке. Каска немедленно сползла ему на глаза, и несчастное животное затрясло головой. Отчаянно замекало. Цыганков с нежностью матери поправил козлу каску.

— Не позорься, каску с него сними, — устало выдохнул Стаканов.

Мы с Мухой недоуменно переглянулись.

— Товарищ старший лейтенант, а если его того?

— Чего, того?

— Осколком ранит?

— Если его осколком ранит — отправим на мясо, — совершенно буднично сказал Стаканов.

Прапорщик Цыганков побледнел от страха. Козел не побледнел. Во-первых, он и так был белой масти. Во-вторых, ему, кажется, было совершенно фиолетово.

— Микитку? На мясо? Да вы что, товарищ старший лейтенант? — возмутился прапорщик. — Он же не простой козел! Если б ни он, так я, да еще пара ребят, с вами бы, может, и не разговаривали больше!

— Каску с него сними, — повторил Стаканов хмуро.

Прапорщик вздохнул. Потом опустился перед козлом и нежно погладил его по шее. Принялся отстегивать каску, освобождая безрогую макушку животного.

— И чтоб я такого больше не видел. К нам вон, товарищи приехали, а ты меня тут позоришь, — равнодушно сказал Стаканов, казалось, совершенно не чувствуя себя опозоренным.

Цыганков обиженно забубнил себе что-то под нос.

— Ясно тебе? Вопросы есть?

— Никак нет, товарищ старший лейтенант. Вопросов больше не имею. Ясно мне все.

— Ну тогда свободен.

Мы с Мухой проводили загрустившего Цыганкова и его козла взглядом. Я заметил, что не успел прапорщик зайти за невысокую крышу ближайшей землянки, как немедленно принялся снова надевать на сопротивляющегося козла каску.

— Это что сейчас было? — не понял Муха.

— А… это… — Стаканов вздохнул. — Неделю назад Цыганков с часовым нарядом под обстрел попали. Душманы решили с минометов проутюжить дозорный пост, что мы в паре километров от заставы соорудили. Хорошо так проутюжили. Огонь не прекращался, пока парни мои их с позиции не выбили. Но знаешь что, Боря? Все, кто под обстрел попал, — все выжили. Ни единой царапинки. Цыганков теперь считает, что это только благодаря козлу. Он его, этого козла, вроде как нашел бесхозным где-то окрест поста. Хотел пригнать на заставу на мясо. А козел, будто бы, предупредил их об обстреле. Цыганков говорит — заволновался, заблеял. Ну они неладное почуяли и в окоп.