— Нет. Шахин так просто не отступится, — сказал я.

— Шахин, видать, как наш вертолет услышал — поджал хвост, — сказал Суворов, тоже уставившись в темное нутро пещеры. — Их самих немного осталось. Хорошо, если человек двадцать. Они тут держаться не будут. Станут выходить.

Я заметил, что парни подрасслабились.

Вид советского вертолета и десантников, что высадились на склоне, несомненно воодушевил всех моих ребят. У них появилась надежда выжить. Да только теперь мне приходилось строже следить за ними. Ну, чтобы на волне нахлынувшей эйфории не потеряли бдительность.

— Вы слыхали, что говорил этот Шахин, когда спорил с проповедником? — сказал я. — Пакистанец хотел, чтобы Муаллим отдал ему меня. Этот сукин сын точно точит на меня зуб. Очень может быть, что он так просто не отступится.

На несколько мгновений ребята притихли. Стали переглядываться, озадаченные моим заявлением.

— Он будет полнейшим идиотом, если решит нас выбивать, — сказал наконец Смыкало с ухмылкой.

— Вы не имели дело с «Призраками», — покачал я головой. — А мне доводилось. Это упертые сукины дети. А еще злые, как свора собак.

— А что это за «Призраки»? — заинтересовался вдруг Суворов.

— Может, как-нибудь в другой раз расскажу. Сейчас не до болтовни.

Тут приблизился Чесноков.

— Диме хуже, — кратко констатировал он. — Может и не дотянуть. Но… Но может быть, если нас побыстрее найдут, то выкарабкается.

— Да только как найдут? — пожал плечами Смыкало.

— У нас шашка есть. Подадим сигнал дымом! — придумал Суворов.

Боец почти тут же полез в свой подсумок, снятый с душмана, и достал картонный, продолговатый тубус шашки.

— Нет, погоди, — я остановил его. Забрал шашку. — Давай прибережем. Может, пригодится в бою.

— Да может, боя совсем и не будет! А Ткаченко вон, кровью истекает!

— Сигнал можно подать иначе, — сказал я, заглядывая ему в глаза.

Если раньше Суворов любил помериться со мной взглядами, то теперь он почти сразу отвел свой, демонстрируя подчинение.

— Вась, — обратился я к Чеснокову, — тащи сюда вон ту керосиновку. Бычка, Суворов — стяните с душмана камуфляж. С остались трупов разгрузки пустые, у кого есть.

Кроме того, я приказал Чеснокову разломать гниловатый ящик, что стоял под нашей баррикадой, а Смыкало — срубить жиденькие кустики можжевельника, растущие на краю обрыва.

Из всего этого мы торопливо разожгли дымный костер. Разбитый на открытом месте, он щедро обдувался ощутимым, но не слишком сильным ветром. Уже через пару минут, засыпанный смолистыми ветками можжевельника, костер изошел светло-сизым дымом, несшимся куда-то вверх и в сторону.

— Думаешь, заметят? — спросил Чесноков, глядя на густой, дымный поток, уносимый ветром куда-то на юго-запад.

— Не знаю, — сказал я, — но это лучше, чем ничего.

— Надо было шашку… — начал было Суворов, — она…

Он недоговорил.

Все потому, что из глубины туннеля по нам началась стрельба.

Выстрелы, редкие, гулкие, разнеслись по всей округе. Мы все почти сразу рефлекторно залегли.

— Давай! Давай, братцы, по местам! — крикнул я, когда Бычка, оставшийся у баррикады следить за выходом, первым принялся отвечать врагу.

Сначала огонь противника был не очень интенсивным и даже ленивым. Это дало нам время, прикрывая друг друга, рассредоточиться по стрелковым позициям.

Но затем преимущество, которым мы воспользовались, когда штурмовали баррикаду, стало для нас препятствием — враги прятались в темноте туннеля. Выцелить их, быстро передвигающихся, постоянно меняющих позиции, оказалось непросто.

Они мельтешили, словно бестелесные тени в темноте. И когда в чреве туннеля мелькала очередная дульная вспышка, стрелок уже оказывался совершенно в другом месте, лишь изредка выдавая себя нечеткими очертаниями.

Душманы били издали. Не рисковали приблизиться, выйти на свет. Боялись оказаться под огнем в узком пространстве.

— Суки! Не выходят! — орал Смыкало.

Спрятавшись у левого края пещеры, он высунул автомат куда-то в сторону врага и вслепую отправлял одиночные в темноту.

— Измором берут! — закричал я. — Ждут, когда мы боезапас израсходуем!

Я дал два одиночных в пещеру, потом рухнул за баррикаду, оказавшись у ее края. Подлез еще немного, чтобы удобнее было стрелять и прицелился.

В темноте пещеры вспыхнуло дульное пламя. Я немедленно выстрелил по нему. Силуэт душмана вздрогнул и будто бы рассеялся в темноте. Я понял — дух как минимум ранен.

— Экономить боезапас! — крикнул я. — Стрелять прицельно, по вспышкам!

— Плотность огня будет маленькой! — крикнул мне Суворов, спрятавшись за мешки и судорожно перезаряжая автомат. — Подойдут же!

Я обернулся, хитровато глянул на него.

— Пускай подходят.

Женя на мгновение будто бы просто застыл на месте. Уставился на меня несколько удивленными глазами. А потом понял мой план и ощерился в улыбке.

— Ну пускай! — сказал он и снова закинул автомат на мешок, оберегая голову, высунулся, чтобы выстрелить.

Бойцы исполняли приказ. Резкий, обрывистый треск очередей с нашей стороны почти сразу сократился до нечастых одиночных выстрелов.

И тогда они, решив, что наши патроны на исходе, и мы больше не можем обеспечить плотного огня, поперли вперед.

Духи принялись выскакивать из тени. Я наблюдал, как двое из них — штурмовая группа, появились в несмелом свете солнца, который заглядывал в край туннеля. Один тут же засел за неширокой выпуклостью стены. Другой залег за камнем. Оба они принялись строчить по нам из автоматов что есть мочи. Прижимать нас огнем, чтобы не дать поднять головы, пока следующая штурмовая подбирается еще ближе.

Я взял на мушку того, что сидел у стены. Душман и не подозревал, что он уже на прицеле.

Автомат толкнул меня в плечо, когда я отправил в духа три одиночных выстрела.

Получив на орехи, душман рухнул вперед головой, словно игрушка, у которой кончился завод.

Для уверенности я добавил еще пару выстрелов, чтобы наверняка.

Второй дух, увидев, что его дружок погиб, дрогнул. Он поднялся и стал отходить, стреляя из автомата что есть сил.

А потом АК предательски щелкнул вхолостую в его руках. Дух тут же запаниковал, принялся неловко извлекать рожок, но вот Суворов не дремал.

Я слышал, как он выстрелил дважды. Видел, как на груди душмана, под сердцем и в области солнечного сплетения, рвануло одежду.

Дух тут же брякнулся на спину и затих.

Еще некоторое время мы с душманами лениво обменивались одиночными, а потом они скрылись в темноте.

Атака духов захлебнулась.

— Перегруппируйтесь и организуйте еще одну атаку, — сказал Шахин.

— Слушаюсь, — без всякого энтузиазма буркнул Милад, а потом направился к переводящим дух душманам, что ждали немного впереди. Стал строго на них прикрикивать, раздавая команды.

Шахин понуро сидел на камне. Рядом с ним лениво посвечивала масляная лампа.

Он терпел неприятную, ноющую боль в ноге. Кроме того, раны снова закровоточили от постоянных передвижений по сложным туннелям пещерной системы.

— Шахин, — вдруг прозвучал сильный, но вкрадчивый голос Муаллима.

Шахин хотел было подняться с камня, даже дернулся, чтобы встать. Но нога не позволила. Пакистанец нахмурился. Решил, что со стороны это выглядело так, будто бы он вздрогнул, услышав голос проповедника.

Тогда, стиснув зубы, он все же пересилил боль и поднялся, чтобы сохранить лицо.

Муаллим-и-Дин пришел к нему в сопровождении двоих душманов.

Проповедник показался Шахину обеспокоенным. Впрочем, может быть, это просто темнота так странно укрыла его лицо, выделив глаза и губы темными провалами.

— Часовые видели на склоне десант шурави, — сказал Муаллим мрачно. — Кроме того, на той стороне каньона советские бронемашины. Они обстреливают пещеры из крупнокалиберных пулеметов.

Шахин зло засопел.

— Шурави на пределе. Еще один удар, и они дрогнут.