— Вот поэтому ничего и не меняется. Выходят другие, у которых недостаточно сил и средств, безоружные, на которых бросают ОМОН… А вы за прибавку к зарплате молчите и так и будете молчать, пока этой страны вообще не станет…

— Много вы знаете об этой стране…

Спорить было бесполезно. Майор представлял ту страшную темную силу, которая издревле дремала на этих северных территориях, подспудно всегда присутствуя на окровавленном острие истории; ту силу, из-за которой лучшие головы России расшибались в кровь о дубинки и приклады; силу, которая безудержно и жутко выплеснулась несколькими революциями и одной гражданской войной в начале прошлого века; силу, имя которой было «народ». Что я мог сказать этому безымянному майору, если он за копейки, которые ему подкинут циничные государственные воры и которые все равно неминуемо сожрет инфляция уже через пару месяцев, готов был пойти против своих соседей, против своих детей и их будущего, против себя самого, в конце концов?..

Хорошо, что в этот момент мы наконец рванули с перекрестка и один из сопровождавших нас с майором полицейских сказал:

— Подъезжаем, товарищ майор.

— Подъезжаем и хорошо. Пора уже избавляться от этих юных ленинцев, а то у меня от них голова скоро болеть начнет.

Чему там было болеть у майора под фуражкой — я представлять не стал, потому как это было уже за пределами моей фантазии. Мы свернули в переулок и, обогнув синий забор какой-то стройки, нырнули во двор. «Газель» притормозила возле крыльца старого здания, сложенного из красного кирпича.

— Приехали, выгружаемся, — скомандовал майор.

Мы покинули «Газель» вместе с сопровождавшими нас полицейскими. Майор опять был последним. Все сразу же достали сигареты, майор посмотрел на это неодобрительно, но смолчал.

На крыльцо из здания вышел пристав.

— На суд привезли? — спросил он майора.

— Да.

— Много их сегодня…

Прозвучало это как жалоба на нелегкую долю, я подумал, что как раз жаловаться приставу совершенно не на что: его вчера не хватал ОМОН за участие в гарантированном Конституцией собрании, и ночевать в камере ему не пришлось…

— Все, курить бросаем, проходим в здание, — это майор подал голос.

Побросав окурки в стоявшую у крыльца урну, мы по одному прошли в здание суда. На входе стояла рамка металлоискателя, нам пришлось сдать мобильные телефоны и металлические вещи, к которым у меня относились только ключи от дома, дежурному приставу. Небольшой моральной компенсацией за это лишение можно было считать то, что от сопровождавших нас полицейских, в том числе и майора, потребовали сдать оружие. На лице майора тотчас же отразилось какое-то безграничное возмущение данным фактом, которое, однако, он так и не смог выплеснуть должным образом, а вместо этого только пробормотал что-то ругательное себе под нос.

Потом нас посадили в коридоре возле зала судебных заседаний. Наш старый знакомый — Седой — был тут же вместе с супругой. Выглядел он немного приободренным: видимо, ночь, проведенная дома, а не в камере, сделала свое благое дело. Мы поздоровались с ним, он как-то благодарно кивнул в ответ. Расселись, я оказался по соседству с Седым.

Потянулись минуты в ожидании казни. Почему-то я себе представлял все это именно как казнь.

Мимо прохаживались приставы, за дверью творилось что-то неизвестное. Из всех нас с процедурой был знаком только Глеб — из-за своей политической биографии, да, может, Вадим, мы же с Бырой и Седым были в суде первый раз. Интересно, чем это все для нас обернется?

От моих размышлений меня оторвал Седой, он склонился через поручень кресла, в котором сидел, и спросил меня:

— Слушай, а почему они вчера всех задерживали? Ведь люди имеют право собираться… — он достал откуда-то из кармана тоненькую брошюру с заголовком «Конституция Российской Федерации», открыл ее, принялся листать… я понял, что он хочет процитировать мне тридцать первую статью…

— …Мирно и без оружия, — я опередил его. — Да, есть такое.

— И почему тогда ОМОН хватает людей?..

Еще один вопрос, поставивший меня в тупик. Что-то много их в последние дни… И что я должен был ему ответить? Что Конституция — это отписка для обывателей, сидящих дома и смотрящих телевизор, а не должностная инструкция для ОМОНа, или что президент –гарант этой самой Конституции — давно уже на нее плюнул и правит так, как ему в голову взбредет — от того и вчерашние волнения?..

И то и другое было верным, и то и другое могло моментально убить наивного Седого, который до вчерашнего дня не сталкивался с безжалостной машиной государства, найдя себе тихую уютную нишу в социальном лабиринте и практически не покидая ее. Хватило мне вчерашнего приступа, пусть мужик живет. Я ответил:

— Если честно — я не знаю. Может, ошибка какая вышла. Может, еще что… — я развел руками. — В мире много несправедливости. Судья вам объяснит…

Как раз в этот момент отворилась дверь, из зала вышел пристав и пригласил Седого. Седой прошел в зал вместе с супругой, которая после вчерашнего, видимо, зареклась оставлять его одного.

Дверь закрылась. Прошло минут пять, и Седой с супругой вновь появились в коридоре. Судя по виду Седого, он был удовлетворен результатом рассмотрения своего дела. Ну и хорошо. Я был рад за него.

Следующим за ним пригласили меня, я прошел в зал судебных заседаний, и поэтому расспросить Седого в подробностях не получилось.

Оплывший боров-судья сидел за небольшой кафедрой и листал протоколы. Было видно, что ему скучно, и он попросту коротает здесь время, раз уж государство наделило его судейскими полномочиями. По указанию пристава я встал на специально отведенное место для подсудимых. Тот же пристав сунул мне какой-то бланк.

— Переноси по месту жительства, — сказал мне он. — Чтобы сейчас не рассматривать. Пойдешь домой, а потом тебя вызовут повесткой…

— Так можно?

— Конечно. Вот бланк заявления только заполни.

После ночи, проведенной в камере, участвовать в судилище не хотелось совсем, хотелось домой, хотелось спать, я воспользовался подвернувшейся мне возможностью. Заполнил бланк, поставил подпись. Пристав забрал его и отнес судье, который восседал метрах в пяти от меня. Тот вскользь пробежался глазами по бумажке и изрек:

— Свободен.

Я покинул зал.

— Ну как? — спросили меня Глеб и Быра.

— По месту жительства перенес.

— Понятно.

Мои товарищи сделали то же самое, по инициативе суда, само собой. Но сегодня эта инициатива совпадала с нашей, как ни странно. Через полчаса мы были свободны. Вышли на крыльцо, там встретили майора.

— Уже? — удивился он.

— Все, оправдали нас.

— Быть такого не может…

Майор специально пошел узнавать, мы же закурили. Формально мы могли теперь плевать на майора с высокой колокольни храма свободы. Но хотелось триумфа. Вскоре тот вернулся.

— По месту жительства перенесли? Жаль… Надо было вам пару суток административного ареста впаять.

— Товарищ майор, не будьте кровожадны — вам это не идет, — мы рассмеялись.

— Ладно, больше не попадайтесь, понятно?

— Еще бы.

— Поехали! — скомандовал майор своим подчиненным, они загрузились в «Газель» и отчалили от здания суда.

Почти сразу же за ними к суду стали подъезжать автобусы с задержанными за вчерашний сход. Автобусов было много.

— Ого, — присвистнул Вадим, — это им работы, — он кивнул в сторону суда, — до вечера хватит.

— Видимо, поэтому и отправляют по месту жительства.

— Не иначе…

— Ну ладно, — Вадим протянул нам свою ладонь, — давайте прощаться, я домой.

— Уже? Тогда бывайте…

— Ага. Если сегодня вечером сход будет — пойдете?

— А будет?

— Наши говорят, что будет.

— Может, и пойдем.

— Ну, тогда увидимся, — мы пожали друг другу руки.

Вадим удалился, мы проводили его взглядами. Хороший дядька. Хотя бы ради знакомства с ним стоило посидеть эту ночь в камере. А поначалу он мне не понравился…