— И что реальность должна ответить своему рупору?

— Она обыкновенно молчит. И в этом молчании сквозит насмешка, мой друг.

Я думаю, что о нашем времени, о нашем поколении не снимут фильмов и не напишут книг, потому что у этого времени и поколения нет героев. Точнее, герои есть, но эти герои не хотят быть даже самими собой. Они — слабые и запутавшиеся. История их исканий — это лабиринт, из которого не вырваться. Поэтому рассказывать их историю — значит заблудиться в лабиринте самому. Кто на такое подпишется?

Очередной прогулочный теплоход. Куда и откуда они плывут?

— Ты катался когда-нибудь на прогулочном теплоходе? — спрашиваю я Олега.

— Нет, а что?

— Вот и я. Уже два с лишним года в Питере, а ни разу не катался… И в Эрмитаж не ходил.

— Это обычное дело. Когда все рядом — ни за что не заставишь себя пойти.

— Словно в лабиринте заблудился…

— Что?

Я бросаю окурок в реку, он шипит, пускает по глади воды круги.

— Это я так… Не обращай внимания.

— А-а-а…

Наши разговоры ни о чем. Наверное, так и лучше. Проехать полгорода, чтобы обсудить, в общем-то, очевидные и бессмысленные вещи. В принципе это немного лучше, чем сделать то же самое, но в одиночку. Возникает иллюзия общности и сопричастности.

— Что-то прохладно становится…

— Ага, — Олег ежится, — лето кончается.

В подтверждение его слов на нас налетает холодный ветер и сгоняет с насиженного места. Поднимаемся по ступеням и идем вдоль реки.

Вечер медленно приближается к той точке, в которой ночь уже гораздо реальнее, чем день. Я замечаю, что в последние дни темнеть стало раньше, а в этих широтах это первый и, пожалуй, главный признак приближающейся осени. Автомобили едут навстречу с включенными фарами. Ветер рвет облака, и где-то в просветах на Западе, в районе устья Невы и морского порта, небо окрашивается в цвет крови.

Лето умирает, тихо, без лишних звуков и пафосных прощаний. С деревьев слетают листья и собираются у чугунных решеток. Там листья умирают для того, чтобы потом стать снегом; а снег, в свою очередь, — травой по весне; трава же — дождями нового лета. Цикл — основа сущего, движение по кругу или же блуждания в лабиринте…

Мы продвигаемся вдоль Фонтанки, выходим к Невскому проспекту. Переходим Аничков мост и движемся в сторону Гостиного Двора. Там станция метро и развилка лабиринта. Мне в одну сторону, Олегу — в другую.

— Странно, — говорю я, — вроде встречались, чтобы пообщаться, а толком ни о чем и не поговорили…

— Так всегда бывает. Сам же говорил — кругом бессмыслица…

— Ага. Она самая. Поэтому все разговоры о пустом.

— Завтра просто надо рано вставать, так бы еще прошлись, может, еще что-нибудь обсудили…

Я смотрю на часы: около девяти вечера. Еще почти час добираться до дома.

— Ладно, в другой раз обсудим.

Подходим к метро, достаю сигарету — перекурить напоследок. Олег останавливается вместе со мной.

— Может, на выходных тогда встретимся еще? — предлагает он.

— Может быть…

— Тогда созвонимся.

— Ага.

Он протягивает руку, мы прощаемся. Олег исчезает, я стою и курю. Мимо меня течет поток людей — таких же, как я, не торопящихся с работы домой или же просто праздно шатающихся. Конец лета — еще не конец жизни, и эта самая жизнь потихоньку шевелится вокруг, создает движение и рождает иллюзии.

Кем еще мы можем быть? Заново родиться или стать… Неизвестно. Лабиринт вокруг нас, лабиринт внутри нас остается прежним, и его еще предстоит пройти.

Танец Восхождения

Итак, я начинаю восхождение. Последняя, решающая часть пути, предвестие конца. Позади — кварталы убийц, круги лабиринта. Впереди — ступени Зиккурата, горящие факелы, восковые лица. Что ты хочешь знать? Каких тайн коснуться и не потерять при этом рассудок? Какую цену ты заплатишь за это Знание?..

Я восстанавливаю в памяти цепочку событий: побег, погоня Следопытов, эпидемия, побег, убийцы, снова побег, Человек-с-головой-Быка, тени, слова, незримые собеседники, голоса… Что они говорили, зачем? Слова, вопросы, ответы… Есть ли универсальный ответ на все без исключения терзающие нас вопросы, включая этот? Вряд ли.

То, что я выжил и убежал, значит только одно: мой путь заканчивается здесь. Именно сюда я шел все это время, именно тут видел свое предназначение.

— Ты уверен, что хочешь подняться на вершину? — спрашивает меня жрец-хранитель у самого основания Зиккурата.

Я смотрю в его лицо, похожее на ритуальную маску. Он — жук-скарабей, не человек.

— Да.

— Ты знаешь цену?

— Предполагаю.

— Ты готов ее заплатить?

Готов ли? Наверное, нет. Но какая разница? Умру я или выживу — мне нужны ответы, без них жизнь немногим привлекательнее смерти.

— Готов.

— Тогда иди. И не возвращайся.

Я не вернусь. Это я знаю точно. Гораздо точнее всего остального. Мой путь — моя книга, и Зиккурат — ее последняя страница. Логическим завершением, знаменательным концом будет мое восхождение. Что бы ни ждало меня на вершине.

Шаг, другой. Скрип песка под моими подошвами. Камни превращаются в пыль, время стирает все.

— Мы и есть — Время.

Это вновь голоса. Теперь они звучат во мне стройной песней — Песней Всех Песен.

— Мы есть Ничто.

— Время есть Ничто.

— Ничто есть Все.

— Все есть Иллюзия.

— Иллюзия есть Заблуждение.

— Заблуждение есть Основа.

— Основа есть Ответ.

Заклинание мертвых слов, воскрешенных внезапным отчаянием. Ты слишком часто впадал в это летаргическое состояние — ты привык, теперь ты не видишь разницы между живым и мертвым. Ты поешь, ты вторишь им — выворачивая легкие, разрывая диафрагму.

На стенах иероглифы, в голове — слова. Знаки, составленные в цепь. Цепь, расплетенная в звукоряд. Я пою и песней своей я славлю предвестие конца.

Мы живем во времена Апокалипсиса — не потому, что завтра рухнет мир, но потому и только потому, что мира больше не существует вовсе — и никогда не существовало, он был лишь плодом нашего воображения, и вот сейчас, только сейчас к нам пришло осознание этой простой, но объясняющей все идеи. Я иду к своей цели, хотя какая это цель?.. Мое восхождение началось.

Разочарование — Песнь 6. Куплет 2

Когда-то мы смотрели на мир широко открытыми глазами, вполне заслуженно считая его красивой шкатулкой с волшебным секретом; теперь мы взираем на него с житейской скукой и каким-то привычным омерзением: по прошествии лет оказалось, что никакого секрета в нем нет, есть лишь порок и пошлость, прикоснувшись к которым мы сделались циничными прожигателями собственных жизней.

Я вспоминаю, как еще несколько лет назад мечтал о чем-то, строил планы на будущее. Казалось, что грядущее — прямой путь, сбиться с которого не представляется возможным. Нужно было только проживать день за днем, вдыхая и впитывая их, и медленно превращаться в вечно юное божество…

Впрочем, в те времена так считал не один я, все жили подобными ощущениями. Люди брали кредиты, не задумываясь о том, как их будут отдавать, например. Покупали мебель в «Икее» или болели за нашу сборную по футболу, которая творила какие-то невиданные чудеса на чемпионате Европы. Всем казалось, что вокруг праздник стабильности и светлого потребительского ликования. Даже антиподы радости — подростки-эмо с их культом слез и грусти, которых тогда было пруд пруди, казались не более чем закономерным дополнением к этой картине всеобщего счастья.

Теперь все по-другому. Кредитный бум породил кризис, а лакированная стабильность обернулась житейским отчаянием. Люди устали от беспричинной радости, прямая дорога оказалась на поверку запутанным лабиринтом. И мы все заблудились.