Десять минут назад должен был приехать Олег. Но его нет и сейчас. Я смотрю на часы, смотрю вокруг. Люди куда-то бегут, торопятся. Провожаю их взглядом. Мне спешить некуда.

— Извините, время не подскажете? — ко мне обращается сухонький старичок в старой фетровой шляпе.

— Без двадцати двенадцать, отец.

— Спасибо, — он семенит дальше, я продолжаю стоять на месте в ожидании.

С Олегом мы договаривались встретиться в половину двенадцатого, но он опаздывает. Пробую набрать его мобильный, но голос из трубки мне отвечает, что абонент находится вне зоны действия сети. Значит, в метро. Надеюсь, что в метро, а не спит дома.

Прогуливаюсь возле станции метрополитена. Сегодня тепло и солнечно, хоть три дня назад и началась осень. В синем небе медленно тает белая полоса, оставленная самолетом, под ногами хрустят облетевшие листья. Осень — расплата за все наши летние грехи.

Олега все нет. Устав ждать, я срываюсь с места и перехожу улицу. На другой стороне — книжный магазин, я иду в него. В витринах яркие обложки свежих бестселлеров, приевшиеся имена и экстравагантные названия. Лауреат премии такой-то, попадание в шорт-лист «Букера» в таком-то году или что там обычно еще пишут?..

В магазине хожу мимо полок с книгами, изредка останавливаюсь — снимаю приглянувшийся экземпляр и листаю. Слова, предложения… Мне кажется, что я один среди тысяч слов, окруженный ими, обложенный со всех сторон. Мертвые слова. Мертвые слова повсюду, везде, во всех книгах. У меня складывается ощущение, что где-то я это уже видел и чувствовал. Возможно, во сне, точно — во сне.

Внезапно в кармане начинает вибрировать мобильный, я возвращаю книгу на полку и выуживаю телефон из кармана. На экране высвечивается номер Олега. Наконец-то он объявился. Отвечаю:

— Да?

— Здорово! — кричит в трубку Олег. — Ты где?

Где я? Хотелось бы знать, где все это время был он.

— Я тут, — говорю первое, что приходит на ум.

— В смысле? Где это — тут?

Жаль, что люди не понимают все с полуслова и приходится объяснять. Объяснения усложняют бытие.

— В книжном магазине, рядом с метро. Ты подъехал?

— Ага. Только что.

— Тогда сейчас подойду.

Убираю телефон и иду к выходу. Обойдемся сегодня без литературы. Тем более что все слова давным-давно мертвы, ибо мертвы произносящие их люди.

Перехожу дорогу, возвращаюсь к станции метро. Вглядываюсь в толпу, силясь разглядеть в ней Олега. Толпа понуро течет в два потока: один в метро, другой из него. Олега не видать. Внезапно мне на плечо ложится рука, я оборачиваюсь.

— Здорово! — кричит мне Олег почти в самое ухо. Я невольно немного отстраняюсь. Я не готов к такому всплеску эмоций.

— Привет, — спокойно отвечаю я и протягиваю ему руку.

Он улыбается во весь рот и отвечает на рукопожатие. Его ладонь теплая и влажная. Сам он румяный и возбужденный.

— Ты что, выпивши? — спрашиваю я Олега, лишь для того чтобы подтвердить свою догадку.

— Совсем немного, — улыбается Олег.

Судя по его состоянию и настроению, «совсем немного» может означать все что угодно, вплоть до «совсем немного до нирваны».

— Помнится, на днях ты говорил, что завязал…

Он смеется.

— Ложь и провокация… была на днях… ага. Я и сейчас в завязке.

— Оно и заметно.

— Не, серьезно. Вчера просто день рождения у коллеги в институте был, пришлось немного отметить…

— Понятно. Сегодня празднование продолжилось?

— Да. В смысле — нет. Мы просто немного подлечились…

— И поэтому ты опоздал?

— Не, не поэтому. Просто метро… — он многозначительно машет рукой.

Все ясно. Логика выпившего человека вполне предсказуема. Жаль, что на трезвую голову ее достаточно сложно принимать со спокойным сердцем.

— И что мне прикажешь с тобой делать?

— Ничего. Не надо со мной ничего делать. Давай лучше пивка попьем.

Вообще-то мы собирались пройтись по городу и заглянуть на одну выставку, открывшуюся в художественной галерее неподалеку. Но, в принципе, предложение попить пива не противоречит первоначальной установке.

Идем прочь от метро, ищем на пути какой-нибудь гастроном. Олег что-то рассказывает, слушаю его вполуха. Вокруг копошится осенний город, ленивый и остывающий. Осень в городе похожа на темный ритуал.

В переулке на первом этаже жилого дома продуктовый магазин, заходим в него. Не утруждаем себя долгим хождением по торговому залу, сразу идем к прилавку с напитками. Беру себе бутылку светлого пива, точно такую же берет Олег. Расплачиваемся и выходим.

В воздухе прохлада, это прохлада смерти. Осень мира вступила в свои права, это ее дни, ее время. Осень — закономерный итог предыдущей жизни, в ней находят себе приют несбывшиеся мечты и порушенные надежды. Открываю бутылку с пивом.

— Куда теперь? — спрашиваю Олега.

— А куда мы собирались?

— Да вроде на выставку…

— А-а-а, точно! Ну, пойдем — посидим на скамеечке, а потом сразу на выставку, — он указывает в сторону небольшого сквера поблизости.

В принципе я согласен на его условия.

— Пойдем.

Сквер, как и все вокруг, выглядит пустынным и грустным. Большинство скамеек не заняты, под ногами все те же опавшие листья, их собратья облетают с деревьев с молчаливым достоинством неизбежности. Садимся на одну из скамеек, кто-то до нас постелил тут бесплатные газеты поверх загрязненных множеством ног досок.

— Ну что, будем?

— Давай.

Пьем молча, каждый думает о своем. Наверное, Олегу хочется что-то сказать, но мое многозначительное молчание заставляет его воздержаться от разговора.

Я же думаю об однообразии и, как следствие, тотальной пустоте бытия. Снова пьем это пиво, которое уже успело стать чуть ли не символом нашего поколения. Впрочем, закономерно.

Мы живем в мире изобилия, перенасыщенности, и, видимо, потому обречены на постоянные повторы, хождения по кругу, делание одного и того же. Это главный парадокс человеческого существования. Я практически уверен, что у космонавтов, которые, по сути, заперты в четырех стенах на орбите, куда более насыщенная жизнь.

Рефлексия может далеко завести. Главное, что осознание тленности бытия не ликвидирует эту самую тленность.

— Лучше? — спрашиваю я Олега.

— В разы! — отвечает мне он.

Жить надо здесь и сейчас, улавливая сущность текущего момента. Наверное, это важно, что, например, Олегу сейчас стало немного, но лучше. Может, в этом и весь смысл. Делаю глоток, пытаясь сконцентрировать в нем все собственное понимание счастья. Как будто оно заключено именно в нем, в сопровождающем его вдохе воздуха.

— А что за выставка? — спрашиваю я Олега, потому что посещение выставки — его идея.

— Ну, искусство современное, все такое, — расплывчато отвечает Олег.

— То есть ты сам с этим творчеством не знаком?

— Не-а. А это что-то меняет?

— Абсолютно ничего.

На соседнюю скамейку садится оборванный старик с кучей мешков. Наверное, бездомный. К нему тотчас же слетается стая голубей. Он достает из кармана кусок черствого хлеба и начинает крошить его птицам.

— А я думал, ты действительно решил завязать…

— Ага, решил. Говорю тебе: я и сейчас в завязке.

— Серьезно?

— Конечно нет. Слишком много соблазнов кругом. Вчера завязал, сегодня развязал. Сегодня развязал — завтра опять завяжу. Какая разница?

— Никакой. Просто выходит, что ты совершаешь бессмысленные поступки, не преследуя четкой цели…

— А ты совершаешь исключительно осмысленные?

— Я? Ни в коем случае. Я вообще квинтэссенция бессмысленности.

— Да вся наша жизнь квинтэссенция… — Олег помолчал. — Все просто так, без какой-либо задумки. Что уж говорить… Такие времена.

— Мне эти времена напоминают последние времена. Потеря целей, утрата смысла…

— Так и есть, наверное.

Я вспоминаю слова Эриха Фромма о том, что наше общество состоит из несчастных, склонных к саморазрушению людей, изредка испытывающих радость от того, что им удалось «убить время», которое они, как это ни парадоксально, постоянно пытаются сэкономить. Бесконечный лабиринт, из которого никому и никогда не найти выхода.