Я раздумываю над его вопросом. И вправду — куда? Зачем и почему? Эти мелочи способны свести с ума, но именно из них и сплетается паутина, которую мы принимаем за действительность.

— Не знаю еще, не решил. Куда возьмут в конце концов. Менеджером каким-нибудь пойду, в офис сидеть. Менеджеры сейчас везде требуются, главная профессия века или вроде того.

— В ментовку не хочешь? У тебя же вроде батя — мент…

— Вот поэтому и не хочу. Диалектическое отторжение на генетическом уровне, если можно так сказать. Хватит уже ментов в семействе.

— А по мне так — нормальная работа, платят ничего и полное государственное обеспечение…

— Ну, это как посмотреть. По-моему, крайне бесполезная и бессмысленная работа. Люди должны уметь самостоятельно решать свои проблемы, обходясь без полиции, судов и прочих бюрократических институтов, навязываемых нам государством. Общественный договор это называется.

— Что-то плохо они без них обходятся, — смеется Артем. — Ерунда какая-то обычно получается, фигней называется.

В общем-то, он прав. К сожалению, человек так и не научился жить самостоятельно. С темных первобытных времен и до наших светлых дней мы нуждаемся в ком-то или чем-то, на кого можно было бы переложить свою ответственность, транспонировать свои страхи перед неизвестностью. Этот паразит — государство — не отомрет, пока он необходим нам как кислород.

— Все равно работа неблагодарная. Грязь и тоска. И государственное обеспечение, я тебе скажу, благо сомнительное, в особенности, если учесть, как наше государство любит его предоставлять, да и вообще что-то предоставлять.

— А я бы пошел… — вздыхает Артем.

— Ты? В менты? — вмешивается Петр. — Не смеши.

— А что такого? — Артем переводит взгляд на него.

— Да ничего. Просто смешно.

— Ладно вам горячиться, — я мирно улыбаюсь, — давайте лучше выпьем.

— Давай.

Мы стукаемся бутылочными горлышками и выпиваем пива. Во рту горьковатый солодовый привкус, слегка пощипывает губы.

Солнце медленно опускается по рассеченному белыми шрамами облаков небосклону, начиная плавно закатываться за верхушки деревьев на том берегу, — потихоньку наступает вечер. Хотя, конечно, вечера в мае — учитывая, что на носу вообще сезон белых ночей — светлы и не нагоняют такой тоски на сердце, как, скажем, вечера в октябре или феврале, но все-таки вечер — это вечер, это время зрелости и осмысления, время опыта и утрат, и это наводит на определенные мысли. Я смотрю на реку. Вода рябит под легким натиском ветра, рассеивая красные искры от закатных лучей. Время идет, река течет. А мы сидим на берегу и ничего не ждем. Наслаждаемся.

Выпиваем еще пива. Швыряем на спор камешки-гладыши — у кого дальше полетит. Выигрывает Петр.

По-прежнему сидим на известняковых плитах, разговариваем. Солнце гладит наши лица красноватыми ладошками, что тянутся сквозь нестройные ряды деревьев на противоположном берегу. Изредка налетает порыв ветра, который треплет наши волосы и пытается забраться под одежду.

— Что-то я устал смотреть на эту воду, — говорит Артем, — может, в город вернемся?

— Поддерживаю, — говорю я. — Только по городу пройдемся, на одном месте сидеть надоело.

— Хорошо, без проблем.

Мы возвращаемся в город. Вечер полновластно растекся по улицам, заполнив их прохладной тенью, таинственными загадками и чужими секретами. На душе легко, по телу разливается приятное тепло — выпитый алкоголь сделал свое дело. Хочется женской ласки.

Ах, май! Май-сорванец, май-развратник, что захватил наши души. Хочется наполнять легкие его воздухом до предела, пить его, познавать, овладевать этим вечером как застенчивой юной девушкой. Хочется жить. Радоваться и смеяться. Несмотря на боль грядущих дней. Несмотря ни на что.

Мы покупаем еще пива и идем гулять по городу. Улицы наполнены молодежью, которая прогуливается, как и мы, слушает музыку на автобусных остановках и просто общается. Автомобилей почти не видать. Изредка проезжает патруль ППС. Теплый ветер, немного усилившийся вместе с наступлением вечера, шелестит свежей листвой в кронах деревьев, гоняет мелкую пыль по растрескавшемуся асфальту у нас под ногами.

— Как-то все изменилось, пока я был в армии, — говорю я, — и не изменилось одновременно. Ерунда какая-то.

— Церковь вон построили.

— Вижу.

— А покрасили только фасад, на остальное краски не хватило.

— Батюшка приватизировал.

— Правда? — спрашиваю я.

— А то! Ушлый поп. Он на строительстве этой церкви неплохо наварился. Дом себе отгрохал — как у олигарха…

— Попы — вообще предприимчивый народ. Пользуются верой наивных сограждан в своих корыстных целях.

— А бог есть? — спрашивает меня Петр.

— Откуда мне знать? Если и есть, то он не при делах. Такой же нищий и горемычный, как и мы. С его всепрощением и любовью к ближнему в наш волчий век не прожить.

— Это печально.

— А ты в бога веришь? — спрашиваю я Петра.

— Не особо.

— Вот и он в тебя не верит, — смеюсь я. — И вообще ни в кого не верит. Бог устал от всех нас.

— Что вы все про бога? — вмешивается Артем. — Вон девчонки какие ходят. Давайте с кем-нибудь познакомимся.

— Дерзай.

Артем пытается знакомиться с идущими навстречу девушками. Получается у него, мягко говоря, неважно. Да и ситуация не особо располагает: большинство — школьницы, те, что постарше, прогуливаются в компании своих молодых людей.

— Бросай ты это дело, — говорим мы ему с Петром, — никому ты не интересен.

— Это я-то? Это вы никому не интересны! — отвечает нам Артем и продолжает пытаться завязать знакомство с утроенным энтузиазмом.

В итоге, надо отдать ему должное, у него получается. Он знакомится с двумя девушками, представившимися Аней и Катей, и дальше мы идем гулять вместе. Девушки не особо красивы, но на безрыбье, как известно…

Артем пытается развлечь их беседой, мы с Петром в основном многозначительно молчим. Проходим так несколько кварталов, Аня с Катей слушают Артема, который рассказывает какие-то анекдоты, перемежающиеся со случаями из его жизни.

Сделав небольшой круг по городу, возвращаемся в аллею, где сидели сегодня днем. Я с Петром иду в магазин за пивом, оставив Артема в компании наших новых знакомых. Берем пиво себе и девушкам. Возвращаемся.

Артем с девушками расположился на скамейке в аллее под кронами лип. Продолжает заливать. Барон Мюнхгаузен прям. При виде пива девушки оживляются, тянут руки за своими бутылками. Простушки из местных. Скорее всего, учатся в техникуме на бухгалтеров. В худшем случае — в лицее на поварих.

— Чем вы занимаетесь по жизни? — спрашиваю я девушек, отхлебывая из бутылки.

— Учимся.

— Все мы чему-нибудь учимся — в меру сил и возможностей, — улыбаюсь я, — вы конкретно на кого?

— Это допрос?

— Вроде того.

— На бухгалтеров.

— В техникуме?

— А где ж еще?

Вообще они правы: их занятия — их личное дело. В конце концов все мы что-то как-то да делаем по жизни, и не всегда то, что нам нравится. Возможно, им светит стать средней руки специалистами по бухгалтерскому учету и пристроить свои попы в мягкие кресла какой-нибудь замшелой фирмы из местных. Может, и не светит. Кривая судьбы все равно рано или поздно всех нас куда-то выводит.

— А вы чем занимаетесь? — спрашивают в свою очередь девушки.

— Я в милиции работаю, — невозмутимо врет Артем, мы с Петром молчим.

— Правда?

— Чистая.

— Ну и как?

— Отлично!

Больше вопросов нет. Остаются только сальные анекдоты Артема, которых у него в достатке. Пусть рассказывает. Слова — ерунда, слова не важны, когда у нас есть такой вечер. Когда у нас есть этот пульсирующий сгусток времени, вырванный с мясом из утробы безумных эпох.

Мы пьем пиво и иногда перекидываемся короткими репликами. Говорить особо не о чем. Девицы не слишком общительные. Петр говорить вообще не любит. Мне сказать нечего. Ситуацию в меру сил и возможностей спасает Артем, но мне видно, что в определенный момент становится скучно и ему. Наслаждаемся тишиной и теплым покоем майского вечера.