— А что значит двойное наблюдение? — поинтересовался Николай.

— Это значит, что первый этап наблюдения проводили опытные агенты, которые намеренно изредка допускали ошибки с тем, чтобы возможный преступник мог это наблюдение заметить, и начал действовать, пытаясь оторваться от наблюдения. А второй  этап наблюдения был уже всесторонним — с использованием большого количества агентов, применением специальной техники и прослушиванием всех возможных телефонов.

— Понятно, спасибо, — кивнул Николай.

— Первые двое сотрудников наркомата, — продолжил следователь, — за которыми было установлено наблюдение, никакого беспокойства не выказывали, и на наших агентов никак не реагировали. А вот третий постоянно чувствовал беспокойство, и при движении по городу систематически «проверялся», то есть, умело оглядывался, и после двух намеренных ошибок наших агентов, когда они «засветились», начал действовать.

Для начала он позвонил из городской телефонной кабины в посольство Соединенных Штатов и поговорил с каким-то второстепенным чиновником на бытовую тему — о здоровье, погоде, а также сообщил, что купил очень хороший трубочный табак в ларьке возле станции метро, назвав эту станцию. Там, действительно, имеется такой ларек, возле которого было установлено наблюдение, и нам удалось зафиксировать, и даже снять на кинопленку их встречу и общение. Все это выглядело, как обыкновенный случайный толчок локтем и последующие, недолгие извинения, но нашим специалистам удалось расшифровать сказанное по движениям губ. Уже сам звонок в посольство и встреча с его сотрудником для государственного служащего, работающего в важном, оборонном наркомате, является государственной изменой, и прокурор немедленно выдал санкцию на его задержание и обыск.

При задержании он пытался оказать сопротивление, чем усугубил свою вину, а при обыске у него обнаружили несколько «сюрпризов» неизвестного назначения, оружие и прочие изобличающие улики. Там были даже специальные таблицы, с помощью которых он составлял свои сообщения, маскируя их под обычные бытовые письма. Уже все это, без учета покушения на наркома, ему грозило максимальным сроком заключения, а то и высшей мерой. Но в покушении на наркома он никак не хотел признаваться, даже когда ему пригрозили, так называемыми, «усиленными допросами», хотя формально они запрещены.

— Вот же гад! — констатировал Николай.

— И тогда за дело взялся сам нарком, так как это преступление было у него на контроле, и не только у него, а в самих верхах, — и следователь поднял вверх указательный палец правой руки. — И наркому после двухчасовой беседы удалось преступника «разговорить», да так, что он не только сознался в этом преступлении, но и рассказал о том, о чем его не спрашивали. Но об этом, Исаев, чуть позже.

— Какой же молодец ваш нарком! — восхитился Николай.

— Да, конечно, молодец, но у него и возможностей гораздо больше, чем у нас, рядовых следователей, возможно, он что-нибудь пообещал под свое честное слово. С этим, пожалуй, все. Оставался еще вопрос о «стукаче», который сообщил иностранным спецслужбам о том, что вы живы и находитесь в наркомате вооружения. Мы учли ваше предположение, что он находится на базе Тихоокеанского Флота, но поручать это расследование местной милиции не стали. У них нет нужного опыта в таких вопросах, одна «бытовуха», и они могли все испортить. Мы учли ваше предложение, и обратились в Генеральный Штаб Красной Армии за помощью.

— Правильно! — воскликнул Николай.

— Слушайте, Исаев, не перебивайте! И нам сразу пошли навстречу. Оказывается, там есть аналитический отдел, и этот отдел отсюда, из Москвы во всем разобрался и выявил этого стукача. Им оказался местный житель, вольнонаемный, который работал техническим специалистам на узле связи военно-морской базы. Его подловили на супружеской измене и, опасаясь гнева своей супруги, он подписал заявление о том, что будет служить в пользу Соединенных Штатов. А задание ему было самое простейшее — сообщать о всех событиях, происходящих на базе, не вникая ни в какие военные тайны.

— Я тоже подписывал такое заявление, — немедленно отозвался Николай. — Они у них заранее подготовлены, напечатаны и нужно только вписать имя и фамилию, и поставить подпись.

— Да вы что, Исаев! Вы в своем уме? Как вы посмели?

— Да запросто, взял и заполнил бланки, только вместо фамилии и подписи занес короткое русское ругательное слово, состоящее всего из трех букв. А рука начальника  аналитического отдела точно чувствуется.

— Вы что, его знаете? — спросил следователь, перестав смеяться.

— Да, это мой бывший командир батальона.

— Ну, Исаев, везде-то у вас свои люди… А теперь слушайте самое главное, это касается лично вас. Человек, которого «разговорил» наш нарком, по своей инициативе сообщил, что операция, направленная на вашу дискредитацию, не закончена, будет продолжена и после суда над вами, независимо от его решения. В том, что такой суд состоится, его руководители не сомневались. Продолжение, о котором он не имеет представления, будет зависеть от решения суда, и исполнителями будут люди, которых он также не знает. Вам, когда вы отсюда выйдите, грозит опасность, и мы предлагаем вам остаться здесь, на Лубянке, на недельку-другую. Поставим вам в камеру доску, принесем мел и нужные книги, и читайте себе лекции, сколько хотите. Согласны?

— Нет, что вы! Я уже насиделся, достаточно. Да и не будет никакого продолжения, раз не будет суда. Ведь так?

— Как знать… А суда, разумеется, не будет. Ну, дело ваше, наше предложение сделано, и оно остается в силе, если понадобится, вам нужно только позвонить. Запишите номер моего телефона, а телефон милиции 02, круглосуточный.

— Спасибо, я запомнил.

В это время на столе следователя тренькнул телефон, и, подняв трубку, он сказал: — За вами, Исаев, прислали машину из наркомата, пойдемте, я вас провожу, а  то в наших коридорах можно заплутать. Всего вам доброго, Исаев!

— И вам, в вашей нелегкой службе!

Николай уже подходил к посту охраны, когда сзади послышалось: — Стой, Исаев! Стой!

— Да погодите же вы, Исаев, — чуть запыхавшийся следователь догнал Николая. — Что вы спешите, как узник из застенков?

— Так я и есть узник. Что, меня назад, в камеру? Небось, уже и доску поставили, а мел не забыли?

— Ну, вы шутник, Исаев, с вами не соскучишься. Я совсем забыл рассказать вам очень важную вещь, послушайте. Ваш нарком через Наркомат Иностранных Дел и Внешнюю Разведку, у него там друзья, организовал дело так, что наш агент в США, у нас там тоже есть агенты, тайно встретился с американским летчиком Энди Тумми. И этот летчик подтвердил, что вы категорически отвергли предложение перейти на службу Соединенным Штатам, что вас задержали, но вам удалось бежать с американского крейсера с его помощью. Так что с вас все обвинения в предательстве сняты, как не имеющие подтверждения.

— Да, без помощи Энди мне бы бежать не удалось, он отличный парень, я его считаю своим другом.

— Кстати, Исаев, летчик сообщил, что он в курсе, что вам удалось спастись, так как он получил от вас телеграмму об этом, но ее куда-то задевал, и, когда захотел ее перечитать, то найти так и не смог. Вы что, посылали ему телеграмму, Исаев?

— Нет, у меня не было такой возможности, телеграммы в США можно послать только через Наркомат Иностранных Дел.

— Странно… — удивился следователь. — Ну, неважно, еще раз до свидания, Исаев, — и следователь, пожав руку Николаю, удалился.

Ну, не рассказывать же было следователю, что Энди получил от Николая его ментальное сообщение, посчитав его за телеграмму, которую не смог отыскать.

*  *  *

Сразу за барьером проходной Николая встречал его старый знакомый, сержант-сверхсрочник, тезка, который по дороге рассказал обо всех новостях, слухах и сплетнях, бродящих в наркомате, ни словом не обмолвившись о событиях, связанных с Николаем. Он пояснил, что Николаю нужно сразу пройти в приемную наркома, и он отправился туда по знакомому пути.