У обескураженного Николая не было никаких сомнений, что именно особист «настучал» на него по своим каналам, подозревая в измене, и вызов в Москву произошел с его подачи. Николай вспомнил, как подловил этого незадачливого особиста на неправильной формулировке во время инструктажа перед прибытием американского крейсера за  американским летчиком, в результате чего тот Николая невзлюбил, и решил отыграться и выслужиться перед своим начальством.

Николаю уже приходилось сталкиваться с особистами, и он прекрасно понимал, что они не являются настоящими контрразведчиками, а выполняют какую-то свою функцию, не имея для этого должной квалификации. Например, когда он был красноармейцем,  особист их батальона пытался выявить возможных диверсантов, провокаторов и дезертиров, задавая солдатам вопросы из их личных данных, повторяя и перестраивая эти вопросы. Скорее всего, опытный специалист мог бы чего-то добиться и таким способом, но никак не тот молоденький лейтенант. А особист их конструкторского бюро КБ-6, узнав о возможной утечке информации, бросился проверять замки на дверях и решетки на окнах, полагая, что шпион будет взламывать двери или перепиливать решетки, хотя, на самом деле, он действовал с применением самых современных технических средств.

Николай, конечно, понимал, что эти особисты являются преданными своему делу и своей стране людьми, и не их проблема, а скорее беда в том, что их не знакомили с методами работы иностранных разведок и недостаточно готовили к выполнению возложенных на них функций. От этого понимания ему, конечно, было никак не легче, и ничего не оставалось, как отправиться в путь.

И вот он лежал на полке вагона, в который раз вспоминая произошедшие события, а поезд катил и катил, и никому не было никакого дела до переживаний одного из пассажиров. Колеса вагона, конечно, пытались взбодрить его, но и у них ничего не получалось.

На одной из больших станций, на название которой Николай даже не обратил никакого внимания, он все-таки решил размяться и вышел на перрон, где прогулялся, купил в киоске свежие газеты и журналы, а затем его взор упал на вывеску «Телеграф», и он решил отправить телеграмму Гале, чтобы как-то успокоить ее. И только сейчас, двигаясь к помещению телеграфа, он обнаружил, что за ним следят. Это были его попутчики: один – из его, а второй – из соседнего купе. Он и до этого примечал, что эти попутчики внимательно наблюдают за ним, когда он отлучался, например, в туалет, но не придавал этому значения, а сейчас обратил.

«Попутчики» тоже прогуливались по перрону, а когда Николай направился на телеграф, переглянулись между собой, что он и приметил, и один из них последовал за ним вслед. Николай взял бланк телеграммы, и написал на нем глупый стишок из детства:

«Кошка сдохла, хвост облез.

Кто посмотрит, тот и съест».

Затем он, якобы случайно, посадил небольшую кляксу, нарисовал чертика, сложил испорченный бланк и бросил его в корзинку.

На новом бланке он написал домашний адрес Гали и свое сообщение: «Следую срочному вызову Москву целую люблю Николай». Он отправил телеграмму и, выходя из помещения телеграфа, остановился перед каким-то застекленном плакатом и, поправляя фуражку, заметил в отражении, как его «попутчик» вытащил из корзинки смятый  бланк и положил его себе в карман. — «Давай, давай, изучай!» — усмехнулся про себя Николай, — «беги, откушай дохлятинки и докладывай». И, хотя тот факт, что за ним следят, не предвещал ничего хорошего, у него неожиданно улучшилось настроение.

А поезд продолжал свое движение на запад, осталась позади большая станция Улан-Удэ, давно стемнело и соседи Николая по купе спали, а он продолжал с удовольствием читать купленную в дороге книгу. Наконец, чувствуя, что глаза начинают слипаться, он книгу отложил, выключил свет и моментально заснул. Но сон этот продолжался недолго, так как Николай проснулся, будто его кто-то толкнул, хотя рядом никого не было, а потом еще, и еще раз. Вагон вздрагивал так, как никогда не бывает на стыках рельс или стрелках.

— «Да это же толчки, землетрясение», — мелькнула мысль в его еще полусонном разуме. — «Наверное, мы сейчас движемся по Кругобайкальской железной дороге, а в этом регионе они частенько происходят». И, кроме того, сущность Николая, его статус «Водного Стража» принял сигнал тревоги, сообщавший о какой-то угрозе для него, и для всех пассажиров со стороны водной стихии. И Николай, не раздумывая, спрыгнул со своей верхней полки, выскочил в коридор, и сорвал стоп-кран.

Послышался скрежет и визг металла по металлу, что-то с грохотом упало, а поезд резко замедлил свой ход и остановился. Проснувшиеся пассажиры пытались выяснить, что же произошло, слышались крики и ругань, но проводники вагона ничего объяснить не могли, а только предположили, что кто-то в поезде сорвал стоп-кран, либо машинист паровоза применил срочное торможение по какой-то серьезной причине.

— Похоже, было землетрясение, — ни к кому не обращаясь, вполголоса сказал Николай и «землетрясение — землетрясение» пронеслось по вагону, успокаивая пассажиров, так как человеческой натуре всегда лучше знать причину, какой бы она ни была, чем оставаться в неведении.

Так продолжалось час или полтора и пассажиры обсуждали между собой возможную причину остановки и что их поезд теперь наверняка выбьется из расписания. Свет в вагоне начал меркнуть, скорее всего, из-за разряда аккумуляторов, и проводники выключили его, оставив в работе только несколько тусклых ламп дежурного освещения.

Наконец, послышались нескольких гудков паровоза — длинных и коротких. Это, наверняка, был условный сигнал, так как один из проводников сказал, что он идет к начальнику поезда и скоро все прояснится. Вернулся он минут через 5-10 и, встав в середине вагона, объявил, что из-за землетрясения произошла катастрофа — рухнула скала, по которой проходят железнодорожные пути и часть колеи, по которой двигался их поезд, обвалилась и упала в воды Байкала. Если бы поезд своевременно не остановился, то он непременно последовал бы вслед за рельсами.

Восторженные пассажиры начали громко аплодировать, а проводник продолжил, что их поезд будет двигаться назад до ближайшей станции, и будет организована однопутная система движения по колее, которая при землетрясении не пострадала. И никому из пассажиров не было дела до того, кто же остановил поезд — паровозная бригада или кто-то из пассажиров.

Все так и произошло, как объяснил проводник, и поезд продолжил свое движение, постепенно сокращая допущенное отставание от графика движения. На Ярославский вокзал Москвы поезд прибыл «минута в минуту» — согласно расписанию, и Николай почти не удивился, когда оказалось, что его встречают у дверей вагона. Это был его старый знакомый сержант-сверхсрочник,  тезка Николай и еще один человек в штатской одежде.

— С благополучным прибытием, Николай! — двинулся вперед сержант. — О, я думал, что ты… то есть вы, гражданский человек, а вы оказывается моряк, да еще и командир. Здравия желаю, товарищ лейтенант! С прибытием! Вот, товарищ нарком отправил вас встретить, и к нему доставить. Пошли, нас ждет автомобиль!

— Ну что же, пошли, раз товарищ нарком послал, — весело отозвался Николай, полагая, что все будет хорошо.

Секретарь наркома Анна Петровна, пожилая женщина, радушно встретила Николая в приемной и долго держала его за руки, приговаривая, что он возмужал и что военно-морская формы ему очень к лицу. И еще она вспомнила, как отговорила Николая от покупки пальто, которое ему очень понравилась, и, что в черной шинели он выглядит гораздо мужественнее и симпатичнее. Она попросила Николая немного подождать, а затем пригласила в кабинет наркома.

— Здравия желаю, товарищ Нарком! — отрапортовал Николай. — Прибыл по вашему приказанию.

— Да не шумите вы так, Исаев, в море, что ли так научились? У меня с утра голова и без вашего шума болит. Давайте, проходите, садитесь.