Роджера пережил единственный вопрос: как протекало дальнейшее существование короля Эдварда Второго. Его сыну, Эдварду Третьему, идеально подошла возможность обвинить Мортимера в расправе над отцом, позднее он выразил благодарность сэру Уильяму де Монтегю за размышления над средствами повернуть заговор в замке Беркли к собственной выгоде. Гибель низложенного короля в крепости Беркли впоследствии превратилась в установленный исторический факт. Однако, как уже утверждалось в настоящей книге, судьба Эдварда Второго гораздо сложнее убийства. Здесь соединены проблемы разложения и власти: знания и его использования. Исключительно таким образом и следует отвечать на вопрос, — что же произошло с низложенным сувереном после истории с Беркли. Сохранил ли Роджер политическое наследие в том виде, в каком оно было при свергнутом Эдварде Втором?
Как история жизни человека способна начаться задолго до его появления на свет, так и завершиться она может много лет спустя после его кончины.
Останки Роджера могли присвоить себе братья из Ковентри, надеявшиеся стать владельцами столь выдающегося тела.
Сохранились некоторые сомнения относительно перевоза трупа Мортимера в Уигмор. Ходатайство Джоан датирующееся 1332 годом и находящееся сейчас у Общественной Службы Записей, позволяет предположить, — Мортимер мог остаться погребенным в Ковентри, вопреки приказу Эдварда от прошедшего года. Так как Ковентри являлся городком, включенным в сферу интересов Изабеллы, вполне вероятно, что она убедила сына разрешить Роджеру упокоиться в храме местного братства. Благодарю Поля Драйбурга за обращение на данный аргумент моего внимания и Барбару Райт за то, что поделилась со мной сведениями о приведенном ходатайстве. Все, что можно добавить, — утверждение летописца Уигмора о захоронении Мортимера в церкви Серых Братьев (Грейфрайерс) в Шрусбери спустя год и день после его казни. Если тело перевозили из Ковентри в 1331 году, никак нельзя сохранить убежденность в повторных похоронах на землях аббатства Уигмора.
Возвращение к главе 12
Существует две основных причины, почему мы обычно приходим к выводу о гибели Эдварда Второго в замке Беркли. Первая — потому что именно это прозвучало в официальном объявлении как сразу в дни после события, так и после задержания Роджера, повторившись с помощью современных летописцев, иногда даже с привлекающими внимание приукрашиваниями, делающими случившееся общеизвестным. Вторая — то, что еще сотню лет назад исследователи средних веков почти целиком зависели от прямых указаний используемых ими источников (официальных заявлений и летописей). Историческая методология имеет склонность к буквальному толкованию документа или сравнению друг с другом разных текстов. Вероятные проявления пристрастности, скрытые повестки дня и равно скрытые соглашения учеными смахиваются с доски в самом широком масштабе. Работа любителей, временами идущая по лезвию художественности, убеждает самых проницательных из читателей, что ученые правы, пренебрегая всем, что не поддерживается серьезными записями и современными летописями. Когда в XIX и в начале XX столетий начали приводить в хронологический порядок и издавать огромное количество официальных средневековых документов, специалисты-историки отреагировали на это еще большим вниманием к зафиксированным на бумаге событиям. У исследователей пропало желание продолжать основательные линии расследования, нацеленные на пересмотр устоявшегося, так как, в целом, подобное перестало быть необходимым и приносить плоды. Вследствии приводимых обстоятельств для ученых работы, с целью пересмотра старых знаний, начали связываться с дилетантизмом. Относительно смерти Эдварда Второго историки сегодня склонны говорить и думать, что он был убит в замке Беркли, и это безопаснейший из наших сюжетов, ибо лучше прочего основывается на документах и поэтому является самым приемлемым. Однако, как демонстрирует летопись Джеффри Ле Бейкера, самый подробный и широко принимаемый сюжет не обязательно указывает на самую надежную цепочку событий. Настоящая глава покажет это, ведь уйдя далеко от крепчайших предположений, гибель Эдварда Второго в замке Беркли и последующее его захоронение в декабре 1327 года, оказались, вне всяких сомнений, ложными, сфабрикованными сначала Роджером, а уже потом зафиксированными Эдвардом Третьим.
Логичное начало для демонстрации данного утверждения — то, что чаще всего превращается в скользкое место для желающих, ради создания полноты сюжета, заглянуть в конец книги: рассказ, — как Роджеру удалось заставить похоронить в декабре 1327 года в аббатстве Глостера другого человека, а также, что важнее, о том, как у него получилось убедить зрителей, что перед ними тело Эдварда Второго. И академики, и простые люди делали на эту тему множество упрямых заявлений, от того, что обнаженное тело низложенного суверена подверглось исследованию до того, что на похоронах его заменили деревянным изображением. Удивительно, — никто из предшествовавших авторов не рассматривал проблему в свете погребальных и относящихся к бальзамированию практик, применяемых к английским королям XIV столетия. Как уже упоминалось к Главе 12, к тому моменту Малтраверс и Беркли передали останки аббату Токи, успев изъять из него внутренности, целиком закрыть пропитанной воском тканью, нарядить в одежды бывшего монарха и поместить внутрь одного гроба из свинца и второго — из древесины. Даже если бы оба гроба стояли в аббатстве открытыми, тело не получилось бы узнать, так как этому бы помешали полная закрытость пропитанной воском тканью и окружающие тени. На сомнения, неужели бальзамирование трансформирует черты лица, можно ответить ссылкой на доклад археологов об останках Эдварда Первого, лицо которого продолжало хранить следы полотна с парафином, когда могилу в 1774 году открыли. Подтверждение необходимости снять ткань с воском, дабы убедиться в подлинности забальзамированного тела, можно отыскать в случае Ричарда Второго, для которого это совершили специально, опознавая его после доставки на юг из Понтефракта в 1400 году. У нас нет доказательств, что такая же процедура снятия полотна с парафином произошла с Эдвардом Вторым. На самом деле, существует свидетельство обратного, зафиксированное показаниями единственного летописца западных краев тех лет, Муримута. Он утверждал, что вызванные для лицезрения останков, видели их исключительно «поверхностно». Таким образом, если возможно, что один или оба гроба были настолько открыты, мы все равно можем понимать, — черты лица оказывались неразличимы, и после перевозки 20 октября из замка Беркли заподозрить подложность тела не получилось бы.
До данной даты для Малтраверса и Беркли оказалось легко забальзамировать фальшивые останки. Зрители, ожидающие тело, не приступали к своим обязанностям вплоть до того самого 20 октября, то есть на протяжение более месяца после предполагаемой кончины. Ключевой вопрос заключается в том, видел ли лицо Эдварда кто-либо, помимо заговорщиков, прежде чем его покрыли тканью с воском? Обычно процесс бальзамирования начинается мгновенно после смерти, возможно, в течение дней трех, и уж точно в течение ближайшей недели. Так как объявление общественности о смерти Эдварда Второго не было совершено до 28 сентября в Линкольне, так как потребовалось, по меньшей мере, дня три, чтобы любой лорд или священник мог преодолеть 110 миль до Беркли, дабы увидеть тело, мы имеем право хранить уверенность, — ни один независимый человек не имел бы возможности посмотреть на тело в течение десяти дней после предполагаемой гибели, к какому времени и лицо, и останки уже оказались бы укрыты. Возможность того, что кто-то увидит тело в открытом состоянии уменьшается еще больше, если принять на веру утверждение Смита о возвращении Гарни с приказами хранить тайну смерти в стенах крепости вплоть до 6 ноября. Единственным исключением здесь оказывается неоднозначная фигура королевского сержанта, Уильяма Бокёра, прибывшего в замок ровно в день предполагаемой гибели и остававшегося с останками вплоть до похорон. В конце концов, решительным доказательством недостатка демонстрации тела правдоподобности являются действия, предпринятые графом Кентом и его соратниками по заговору. Они хранили уверенность, что Эдвард Второй все еще жив, вопреки собственному присутствию на церемонии прощания и погребения.
