По всей вероятности, сроки перехода Роджера под опеку короля можно точно определить, к сожалению, только 1304–1305 годами. Главным источником тут является «заурядный» документ о снабжении Роджера Мортимера и Джона де Уоренна, как опекаемых королевского дома в результате смерти их отца и деда соответственно. Заурядные распорядительные документы упоминают четырех чиновников-домоправителей, включая Джона Бенстида, счетовода хозяйства, таким образом позволяя думать, что его исполнение обязанностей занимает время от 25 сентября 1304 года (смерть лорда Уоренна) до 25 сентября 1305 года (день замены Бенстида). Так как бумага сначала говорит о Джоне де Уоренне, стоящим на иерархической лестнице выше Роджера, значит Мортимер должен был все еще находиться под королевской опекой и после 25 сентября 1304 года. Разумеется, вполне возможно, что накануне этого юноша способен был жить при дворе. То, что принц Эдвард просил отца пожаловать попечительство над землями Мортимера своему другу Пькру Гавестону, когда подобный дар обычно жаловался кому-то со статусом гораздо выше, и дальнейшее согласие монарха позволяет думать, что Гавестон с Роджером уже были знакомы. Равно и присутствие некоторых из кузенов Роджера при дворе принца склоняет нас к мысли о пребывании там юноши еще до 1304 года и утверждении в составе окружении Эдварда вместе с Гавестоном.
Едва ли Гавестон был старше Роджера. Летописцы описывали его и принца как ровесников. Так как Эдвард появился на свет в 1284 году, не похоже, что Гавестон родился раньше 1281 года. Вероятно, к рассматриваемому моменту, когда Пьер стал опекуном семнадцатилетнего Роджера Мортимера, ему исполнилось не более двадцати четырех лет, даже допустимо, что только двадцать один. Молодой человек занимал в обществе положение, значительно уступавшее подопечному ему наследнику. Пьер являлся сыном рыцаря по имени Арно из Габастона, что в Гаскони на юге Франции, сражавшегося на стороне Эдварда Первого и дважды использовавшегося тем в качестве заложника. Во второй раз Арно сбежал из плена и устремился в Англию, привезя с собой сына Пьера, также влившегося в королевскую свиту. Юный Гавестон показался монарху настолько хорошо воспитанным и добродетельным, что Эдвард объявил отпрыска Арно примером для собственного наследника и в 1300 году сделал членом двора принца.
Как только Гавестон и Эдвард-младший познакомились, они сразу стали близкими друзьями. Скрывавшийся в тени отца-короля молодой человек жаждал обрести свободу и заявить миру о себе. Гавестон отличался остроумием и сообразительностью, определенной резкостью и фантастической склонностью к развлечениям, его выделяло из толпы гасконское произношение и здоровое пренебрежение ко всему старомодному, английскому и традиционному. Рядом с ним принц испытывал радость и, что более важно, мог доверить другу свои тайны, с каждым днем открывая в душе новые грани собственной личности. Отсюда и лев с верблюдом, и драгоценности со страстью к верховой езде. Крайнюю легкомысленность Эдварда в последние годы жизни его отца также можно отнести к расслабляющему воздействию Гавестона. Принц объявил, что любит Пьера «как брата». Его единокровные братья, Томас и Эдмунд, были тогда маленькими детьми и не обеспечивали старшему необходимой тому товарищеской близости. Равно с Эдвардом потерявший матушку в совсем юном возрасте Гавестон являлся для него идеальным «братом». Общие интересы порождали у молодых людей еще большую духовную связь. Пьер свободно выражал надменность по отношению к закоснелым в старом вельможам, оскорблял их, но при этом выезжал в доспехах и отстаивал на турнирных площадках свою победу над каждым из лордов. Эдвард с гордостью называл Гавестона другом.
Причина известности имени Пьера Гавестона вплоть до нынешних дней связана не только с восхищением принца, но еще и с природой их взаимоотношений. Были ли молодые люди просто близкими друзьями, или же они любили друг друга? Испытывали ли юноши помимо дружбы взаимное физическое влечение? Мы ничего не можем сказать наверняка. Мы обладаем данными об отцовстве Эдварда по отношению к четырем законным детям и, по меньшей мере, одному внебрачному сыну, поэтому понимаем, что гетеросексуальные связи его не отталкивали. То же самое касается и Гавестона, супруга которого подарила ему накануне смерти дочь. Вдобавок ко всему перечисленному, сегодняшняя склонность определять сексуальность большей частью через физические действия усложняет восприятие эротической составляющей эмоциональных взаимоотношений в четырнадцатом столетии. Сама жесткая категоризация связи Эдварда и Гавестона уже стала проблемой, как только летописцы согласились, что их дружба неповторима и сравнима лишь с отношениями Ионафана и Давида на страницах Библии. Вопрос становится тем запутаннее, что физические гомосексуальные акты не приветствовались в обществе, отчего большинство летописцев их не упоминало. Достаточно было отметить, что Гавестон и Эдвард являлись близкими друзьями, принц ценил Пьера превыше всего и считал своим героем.
В 1304 году, когда опекунство над Роджером пожаловали Гавестону, Англии еще предстояло озаботиться проблемой гасконского рыцаря. С точки зрения Мортимера-младшего, Пьер был превосходным воином на турнирах, восхитительным товарищем, однако, Роджеру хотелось свободы в обладании собственными владениями. Распорядок, созданный для Роджера и Уоренна, предоставил Мортимеру-младшему определенный уровень отличия, — например, он мог иметь трех слуг, чтобы те за ним ухаживали с тремя сменами одежды в год для каждого. Также Роджер был способен содержать четырех любимых скакунов, но это все еще являлось далеким отзвуком его замков, свиты из вооруженных людей и могущества. Поэтому юноша с семьей решили, — права на опеку необходимо выкупить.
Вопрос заключался исключительно в деньгах. Земли, прямым наследником которых был Роджер (пока только владения его отца и бабушки, ибо матушка Мортимера, дедушка и бабушка Джоан оставались в живых и сами управляли своими имениями) приносили около 700 фунтов в год, не считая 120 фунтов, заложенных Джеффри де Женевилю. Это предоставляло Гавестону, по меньшей мере, порядка 580 фунтов на следующие три года, пока Роджеру не исполнится двадцать один. Такая сумма была потрясающе внушительной для человека, даже не достигшего ранга рыцаря. Понятно, что Пьер оказался не готов уступить опекунство слишком дешево. Он уперся в сумму 2 500 марок или 1 666 фунтов 13 су и 8 денье. Это могло равняться семейному доходу (за исключением закладов) в течение трех лет. Это иллюстрируется в широкой перспективе, например, ежедневным жалованием находящегося на активной службе рыцаря, составляющим лишь 1 су. Квалифицированный плотник мог заработать 4 денье, а неквалифицированный рабочий — не более 2 денье в день. Если мы вправе сказать, что 2 500 марок — жесткий эквивалент дохода Роджера на протяжении трех лет, то можем подытожить, — его выплатили задолго до их истечения. Скорее всего, эту сумму перечислили еще до конца декабря 1304 года, когда Роджеру пожаловали право выплатить долги отца в казначейство в размере 20 фунтов за год. В марте 1308 года Мортимер-младший уже должен был войти в необходимый возраст, поэтому похоже, что период приблизительно трех лет, когда ему разрешили отдать Гавестону требуемый налог, некоторым образом совпал, самое позднее, с началом 1305 года. Деньги перечислили еще до 16 мая 1305 года, так как в этот день опекуну Роджера и исполнителю последней воли его отца, Уолтеру де Торнбери, пожаловали от имени юноши земельный надел в Стратфилд Мортимере. Без малейшего упоминания о Гавестоне. Однако, в полное владение всей землей Роджер вступил не раньше следующего года.
К тому времени, как он выкупил свободу и начал наслаждаться наследством, Роджер уже на протяжении трех лет был женат. У него подрастали сын и наследник, Эдмунд, названный в честь отца Мортимера-младшего в соответствии с семейной традицией, и дочь, Маргарет, нареченная в честь его матери. За ними последовали и другие, по меньшей мере, еще десять отпрысков. Одно это дает понять, что брак оказался в высшей степени удовлетворяющим обе стороны. Чтобы постоянно быть в положении, Джоан приходилось часто путешествовать вместе с Роджером, когда его вызывали на заседания Парламента или для службы королю. В разгар сражений молодая женщина старалась находиться позади. Это демонстрирует высокий уровень дружеской поддержки, протянувшейся на много лет, в ситуации ни в коем случае не типичной для начала четырнадцатого столетия. Можно предположить, что, как только приближался очередной срок разрешения от бремени, Джоан возвращалась в семейные владения. Но даже если так, то, что пара имела двенадцать выживших детей, родившихся в течение двадцати лет, и то, что Джоан, по меньшей мере, дважды отправлялась с мужем в существующую без законов Ирландию, указывает на отношения, гораздо более доверительные, чем у преобладающей части средневековой знати. Ни одно из предшествующий поколений клана не сумело произвести на свет столь внушительную по количеству поросль. И это подразумевает, что Роджер с Джоан являлись примером исключительного взаимовыгодного и надежного средневекового супружеского товарищества.
