Спустившись на заднице вниз, храмовники на четвереньках подбирались к шару поближе и поднимали вверх свои оскаленные головы, издавая громкие, хриплые и повизгивающие звуки. Шар находил своими хоботами зубастые головы и всасывал бедолаг в себя, чуть ли не на половину. Судя по тому, как конвульсивно они дергались, это доставляло им толи нестерпимые муки, толи непередаваемое блаженство. Длилось это не долго, у кого несколько секунд, а у кого семь-восемь минут, после чего хобот голубого шара выплевывал своего поклонника, всего испачканного белесой слизью и немедленно подбирал следующего. Папаша Рендлю негромко чертыхнулся и отреагировал на увиденное:

– Великий Митра! И это паскудное, голубое непотребство, эта дурацкая, разросшаяся и готовая лопнуть от блевотины медуза задала столько хлопот целой планете? С каким же удовольствием я ее спалю.

– Да, уж, тут ничего не скажешь. С таким противником мне еще не доводилось сражаться. Ох и отвяжусь же я, друзья мои, когда придет время выжечь эту нечисть с поверхности Бидрупа! – Добавил внезапно посерьезневший валгийский сенсетив-коммандос и присовокупил – Послушайте, ребята, по моему эти колючие твари расцветкой превосходят нашу валгийскую братву? Вам не кажется, что я должен теперь рассматривать это, как оскорбление, нанесенное Валгии?

Остальные наблюдали за изображением молча. Храмовник, подвергнутый неизвестной по назначению процедуре, на четвереньках отползал назад к краю арены, поднимался на ноги и, весь облепленный слизью, с дьявольской прытью несся вверх по ступенькам. Некоторые храмовники, поднявшись на нужный им уровень, переходили на террасу и вставали в ряды себе подобных, другие жарили без остановки на самый верх и, видимо, возвращались затем на поверхность.

Были и такие, которые удалялись из пещеры через штольни меньшего диаметра, выходящие прямо на террасы, чуть ли не на каждом уровне. Последнее, что удалось рассмотреть Веридору Мерку и его друзьям из всего этого несусветного безобразия причинившего столько бед Бидрупу, была перекошенная рожа одного из храмовников. Нэкс сухо констатировал исчезновение изображения:

– Ага, похоже на то, что какой-то зубастый придурок заинтересовался моей мошкой. Увы, друзья мои, сеанс окончен, я был вынужден включить самоликвидатор. Будьте уверены, напоследок наш зубастый друг увидел только тлеющую искорку. Надеюсь, что моя маленькая букашка его не сильно заинтересовала и он скоро забудет о ней.

Стинко так и не удалось в этот день пройтись с Веридором Мерком по аллеям парка в храмовом комплексе. После минуты молчания, воцарившейся в кают-компании, он уже не решился требовать чего-либо от Веридора. Наоборот, семь пар глаз, молча уставились на него, требуя, приказывая ему, срочно найти решение этой проблемы. Никто не высказал ему этого ни вслух, ни телепатически, да, и ему самому вовсе не требовалось, даже пытаться прочесть мысли этих людей, чтобы понять всю важность предстоящей работы.

Эд был потрясен тем, с какой скоростью Стинко решил поставленную перед ним задачу. Потрясен и уязвлен. Подобно Розаленту, и он, и Ларс, тоже сканировали территорию храмового комплекса до глубин в несколько десятков километров и, обнаружив лишь несколько десятков галерей с пустыми подземными кельями, сочли их настолько малоинтересными, что даже не стали их тщательно изучать.

Громадный фонтан, устроенный храмовниками как ширма, за которой они проникали в свои, тщательно замаскированные подземелья, был устроен на редкость примитивно. Насосы, качавшие непрозрачную красную жидкость не были даже скрыты от глаз и потому эта неглубокая купель, имеющая почти километровый диаметр, ни у кого не вызвала подозрения и не привлекла к себе какого-либо внимания.

Храмовники, которые входили в темно-алые воды с южной стороны, совершив ритуальное омовение выходили из него с северной и, за исключением тридцати, сорока секунд времени, что они были скрыты алой жидкостью, все время находились на виду. Эд сразу понял причину своего заблуждения, ведь все храмовники были практически на одно лицо, а кроваво-красные балахоны, которые не позволяли с помощью сверхзрения подробно осматривать их тела, вообще лишали их какой-либо индивидуальности. Так что тут немудрено было и ошибиться.

Стинко своими действиями вновь напомнил ему о главной слабости "европейцев", которые были большими мастерами решать поставленные перед ними задачи и зачастую были беспомощны, когда задачу им нужно было искать самим. Они были великолепными подсказчиками, но из рук вон плохими руководителями. Вот и теперь, вместо того, чтобы самому, без какой-либо просьбы, найти решение, Стинко был вынужден ждать, когда к нему обратятся с просьбой о помощи.

Разумеется, он давно бы уже подсказал им как решить эту проблему, если бы знал, что ищут на Бидрупе варкенские воины-архо, но парня просто выключили из игры и от этого Эду становилось особенно неприятно. Уж слишком долго он присматривался к этому пареньку и все никак не мог поверить в то, что последний житель планеты Европа оказался среди них спустя сотни тысяч лет после её гибели. В том, что поиск центра, из которого велось управление храмовниками продлился так долго, была только его вина.

Обитаемая Галактика Человечества, Терилаксийская Звездная Федерация, звездная система Алтейр, суточная орбита планеты Бидруп, борт космического корабля "Молния Варкена".

С прибытием на борт "Молнии" Стинко Бартона, жизнь на этом корабле установилась в очень странном, необычном ритме, выдержать который было под силам только таким же необычным существам, как Эд, Натали и Серж не говоря о Нэксе, Бэкси и Кайоре, чей жизненный цикл был напрочь лишен такой малости, как сон и отдых. Стинко работал с огромным напряжением сил, практически безвылазно находясь в своем центре мониторинга, метко прозванным Ратмиром Ветром, из-за формы экрана, бочкой. Лишь изредка он выходил на час или полтора на пляж, чтобы поплавать на искусственных волнах и позагорать под искусственным солнцем.

В такие часы компанию ему, как правило, составляла одна только Полли, которая вместе с несколькими своими приятелями также перебралась на борт "Молнии". Иногда, правда, Стинко устраивал для друзей громкие и веселые безалкогольные вечеринки в своем музыкальном салоне, но это случалось довольно редко. По мнению Натали, Полли была для юного интуита прекрасным стимулятором и с ее появлением его работоспособность резко повысилась.

Вот только для того, чтобы угодить Полли, Натали и Бэкси пришлось здорово изворачиваться, чтобы создать приемлемую психологическую среду обитания для девушки и занять ее, вместе еще с тремя десятками юношей и девушек, которым было, по различным причинам, отказано в приеме на военную службу, каким-нибудь важным делом. Ведь обычно после тридцати, а иногда и сорокачасового рабочего дня, Стинко отсыпался по двадцать, двадцать пять часов кряду и он никак не мог уделить этой очаровательной, юной особе должного внимания.

Да, Натали и Бэкси пришлось здорово извернуться, чтобы создать для юных жителей Бидрупа, признанных непригодными к воинской службе, более или менее обоснованные мотивировки к труду. Натали не нашла ничего лучшего, чем предложить Полли и ее друзьям-приятелям создать независимый аналитический центр и генерировать в нем новые идеи, которые предстояло проверять Стинко, а воплощать в жизнь предстояло варкенским сенситив-коммандос.