– Она дочь госпожи Айи?

Атен застыл, вытаращив глаза. Его безумно-бессмысленный взгляд тыкался то в горожан, то в стены и пол храма, не видя ничего, налетая на предметы, словно вытянутая вперед рука слепого. Рот был приоткрыт, голова время от времени чуть наклонялась вперед. Казалось, что караванщик силился что-то сказать, но не мог произнести ни слова. Единственное, что сорвалось с его губ, это дикий хохот умалишенного. Но, в отличие от безумца, караванщик понимал всю глупость происходившего. Нет, глупость – не совсем то слово, но единственным другим, приходившим ему на ум, было – сумасшествие.

Он хотел поскорее объясниться. Понимая же, что речь оставила его, стал помогать себе руками, отчаянно жестикулируя, но в нервных, беспорядочных взмахах было невозможно что-либо разобрать.

А хозяева города, толи не замечая, в какой шок повергли собеседника своим вопросом, толи осознанно стремясь увести его подальше за грань сумасшествия, продолжали:

– Мы понимаем, – Шед, встав со своего трона, приблизившись к караванщику, коснулся рукой плеча странника, заглядывая ему в глаза, и продолжал мягко доверительно, – о таких вещах не говорят вслух. Это одна из тайн, которые свято хранят, ведь она принадлежит не столько людям, сколько богам, но… Нам очень нужна помощь госпожи Айи, ибо только богиня может помочь нам в нашем несчастье…

– Но это невозможно! – наконец, вернув себе способность говорить, воскликнул Атен.

– Мы… Мы все понимаем, но… Вы только позовите Ее. Госпожа откликнется на ваш зов. Попросите Ее выслушать нас… Мы… мы попытаемся объяснить… упросить помочь…

– Это безумие!

– Надеяться на помощь богини? Хотя, конечно, – тяжело вздохнув, пробормотал себе под нос Шед, – в нашем случае безумие вообще что-то делать. Лучше просто смириться с судьбой. Но… Но мы ведь и не собираемся бороться с судьбой, и уж тем более идти против небожителя, который почему-то ополчился против нас. Мы лишь хотим узнать, в чем наша вина!

– Послушай меня, Хранитель! То, что ты говоришь – безумие! Если вы… Если вы хотя бы на мгновение готовы поверить в то, о чем говорите, вы – не в своем уме!

– Караванщик, ты и представить себе не можешь, как нам хотелось бы лишиться рассудка! Безумие – болезнь плоти, не души. И уж точно это не проклятие, которое испепеляет не временное, а вечное, не оставляя надежды на будущее…

– Теряющий рассудок никогда не признает, что он сходит с ума.

– Я уже сказал – мы были бы рады, если б все дело было в болезни!

– Что ж, раз так, вам не о чем беспокоиться.

– Но ты попросишь небожительницу…

– Кто я такой, чтобы говорить с госпожой Айей! Все, о чем вы тут говорили, существует только в вашем воображении! Моя девочка – человеческий ребенок, а не полубог! Единственное, что в ней необычное – то, что она родилась в снегах пустыни!

– Мне казалось, что закон каравана велит убивать детей, которые… – начал Шед, но хозяин каравана остановил его резким взмахом руки:

– Не дело людям города вмешиваться в жизнь каравана! Даже если он – Хранитель города! Законы снегов – наши и только наши законы! И, несмотря на все мое уважение к тебе, маг, и тебе, служитель, вы – чужаки, живущие совсем иными обычаями!

– Да. Конечно,-примирительно кивнул тот, – мы не собираемся вмешиваться в ваши дела и тем более осуждать… Только скажи: мать Мати…

– Была обычной смертной женщиной! Горожанкой, которую караван забрал из замерзавшего оазиса, встреченного караваном на пути, и которая умерла на моих руках! А, – переходя от крика на безнадежно-безразличный хрип, бросил Атен, -з Зачем я вам вообще все это рассказываю! Ерунда какая-то! Мати – дочь богини! Да, я назвал ее в честь госпожи Айи, но всего лишь потому, что, рожденная в пустыне, ей в первые дни жизни был нужен защитник от стужи, а кто может защитить лучше богини снегов?

– Никто…

– Вот именно! И вообще, если вы верите, хотя бы допускаете возможность того, о чем спрашивали меня, то я не удивлюсь, если окажется, что и все, происходящее в вашем городе, тоже не более чем фантазия, выдумка. И над городом не висит никакого проклятия!

– А как же тогда дракон? – не выдержав, воскликнул Хранитель. – Дракон, который каждую луну прилетает к нам за новыми жертвами? Почему, если мы лишь выдумали его, люди исчезают и больше не возвращаются?

– Дракон? – в груди у Атена что-то неприятно закололо, заныло, в душу пришло беспокойство, пока еще неосознанное…

– Вот именно!-плечи Хранителя поникли, голова опустилась на грудь. Теперь он выглядел всего лишь старым больным человеком, который знает, что умирает, понимает, что ничего не может с этим поделать, ибо его время пришло, что лучше даже не пытаться, и хотел лишь умереть так, чтобы смертью вернуть себе вечность сна, по неведомой причине потерянную при жизни. – Нет, мы не ропщем. Если мы заслужили это – пусть. Мы просто хотим узнать, в чем наша вина? Мы хотим спросить об этом у госпожи Айи. Если Она скажет – все так и должно быть, мы смиренно примем волю небожителей.

– Драконы не подчиняются богине снегов.

– Да, мы знаем. Он – священное животное господина Шамаша, но… Мы решили… Если мы обратимся с этим вопросом к повелителю небес, то только лишь еще сильнее Его разгневаем… Потом, Он ведь болен и не осознает, что делает, а госпожа Айя…

– Бог солнца давно исцелился.

– Откуда ты знаешь? – с удивлением воззрились на него горожане.

– Потому что мы – Его спутники по странствиям в краю снежной пустыни, – караванщик, выпрямив спину и откинув голову назад, смотрел прямо на Хранителя. В его глазах был вызов.Он никому не позволит выказывать богу солнца меньшее почтение, чем то, которого Он был достоин!

– Но сейчас… – жрец, который сразу же поверил словам караванщика, сглотнул подкативший к горлу комок. – Его ведь нет с вами… – нет, он был уверен, что узнал бы повелителя небес, даже если бы Тот принял людской облик. Божественный ореол, проникающий в самую душу взгляд, могущество, которым веет вокруг…

– У Него было дело и Он ушел.

– На подступах к нашему городу? – спросил Хранитель.

– Да, – кивнул караванщик. – И что же?

– Он не захотел входить сюда…

– Бог солнца – самый добрый из небожителей, – перебив хозяина города, с жаром заговорил Атен, – Он помогает, а не губит! И Он никогда не пошлет на город проклятие, какое бы страшное преступление ни было совершено в его стенах!

– Ты так думаешь?

– Я знаю!

– Он добр с верными, но преступившие закон…

– И в чем же тогда ваше преступление?

– Мы не знаем. Но это не означает, что мы – не преступники!

– Да что вы понимаете! Вы, которые не видели в своей жизни ни одного небожителя, которые не говорили с Ним, не стали свидетелями Его божественных деяний! Что вы знаете!

– Расскажи нам.

– О Нем? Я мог бы очень многое рассказать, горожане. Я сбился со счета, сколько раз господин Шамаш спасал наш караван. А сколько бед, о которых мы никогда не узнаем, благодаря Его заступничеству обошли нас стороной… – душа Атена горела пламенем священной воды, зажегшись которым, уже нельзя потухнуть. Караванщик считал что должен, просто обязан сделать все, чтобы горожане поняли свою ошибку.

Он не мог допустить, чтобы кто-то хотя бы в мыслях допускал, что бог солнца способен на жестокость, более того – жестокость, граничащую с безжалостностью. И ему было что рассказать. – Даже тем, чье преступление столь ужасно, что о нем и помыслить страшно Он стремится помочь. Мы были в городе, хозяин которого заключил договор с Губителем…

– Отступник! – в ужасе прошептали Хранитель и жрец.

– Но вместо того, чтобы оставить город во власти той беды, которая была ему уготована – стать второй Куфой, Он спас оазис и его жителей, позволив продолжать жизнь!

– Это…

– Это правда, Хранитель, правда, которую я видел собственными глазами! Если не веришь мне, спустись с холма, выйти на поляну, где стоит мой караван, спроси любого. Тебе расскажут то же. Потому что все видели это!