"Я не знаю, что это, – Хан закрутил головой по сторонам, уже не имея сил скрывать от других своего волнения, – но оно приближается…" "Что?" – молодые волки смотрели то на него, то на вождя, то на окружавшие их со всех сторон просторы снежной пустыни. В их глазах был страх, за которым, однако же, проглядывалось и любопытство, столь свойственное подросткам.

"Зло", – наклонил голову Хан.

"Смерть", – низко зарычал вожак.

А миг спустя…

Гул, донесшийся до слуха охотников, казалось, исходил от неба, не земли. Ветер, не движение приближавшихся пустынников, коснулся белых покровов…

"В снег! – властно приказал вожак. – Зарывайтесь в снег! Глубже и быстрее!" – его лапы уже поспешно разбрасывали покрывавшие землю толстым слоем холодные перья белой птицы.

Остальные последовали его примеру, оставляя все вопросы, которыми полнился их дух, на потом. Никто не видел, что случилось затем. Снег застил глаза. Да и слишком быстро все произошло. Молодые волки даже испугаться как следует не успели. Даже Хан, ждавший прихода беды, пытавшийся разгадать ту загадку, которую несло в себе грядущее, так ничего и не понял.

Лишь пахнуло жаром, на спину навалилось что-то очень тяжелое. Но лишь на мгновение, спустя которое все стихло, улеглось…

Не в силах сдержать любопытства, волки осторожно приподняли головы над снегом. И первое, что они увидели, была тень, скользнувшая по белизне снега, прежде чем исчезнуть в синеве небес.

"Все? Все уже позади?" – молодые охотники крутили головами, старательно обнюхивались, втягивая в себя полной грудью воздух, хранивший следы запаха, не встречавшегося никогда прежде. Рыжие глаза обшарили все вокруг цепкими внимательными взглядами. Пасти приоткрылись от удивления, когда мир, который предстал перед ними, совсем не походил на тот, что окружал их всего мгновение назад.

Еще недавно поднимавшиеся с двух сторон над низиной белоснежные барханы, поблекли. Снег стал серым и грязным, будто выбравшиеся наружу подземные твари смешали его с хлопьями земли. Кое-где он исчез совсем, обнажая глубокие раны тверди. Такие же язвы с грубыми рваными краями, словно кто-то вырвал клоки белого меха вместе с кожей, покрывали ложбину. На том же месте, где мгновение назад лежала добыча, зиял глубокий черный ожог.

Молодые волки наморщили носы. В их глазах вспыхнуло недовольство потерей еды, которая уже была мысленно съедена. Затем медленно в них вошел интерес.

"Кто это был? – озираясь по сторонам, спросили они. Не получая ответа от вожака, они стали искать его среди своих воспоминаний. – Несущий смерть, да?" "Нет", – мотнул головой Хан.

"Откуда ты знаешь?" – вожак, сощурив глаза, с вопросом глянул на чужака.

"Да, откуда? – молодые волки тоже встрепенулись. – Ведь никто из встречавших несущих смерть на своем пути, не выжил… Хотя, может быть, это память других жизней…" "При чем здесь это? – вожак заворчал, недовольный тем, что недавние щенки влезли в серьезный разговор. – Никто никогда не видел Несущих смерть. Они – невидимки!" "Наверно…" "Точно", – скользнув по чужаку холодным взглядом, прервал его предводитель стаи.

Его глаза горели… Однако это была не злость тем, что кто-то посмел усомниться в его словах. Скорее – властный интерес, когда не спрашивают, но требуют ответа.

"Я не знаю, – Хан уже жалел о сказанном. Собственно, он ведь действительно ничего не знал. Все, что он помнил – блеклые воспоминания сна. – Просто… Мне так показалось…" "Нет".

"Но я говорю…" "Я имею в виду, – ворчливо прервал его вожак, – что существо, побывавшее здесь, не Несущая смерть. Оно более осязаемо. И, в то же время, куда менее реально", – он испытывающе глянул на волков, проверяя… нет, конечно, не то, поняли ли они его, когда он и не ждал от них такой сообразительности. Ему просто было важно узнать, способны ли они понимать… Однако же, видя, что собеседники отвернули от него морды, молодая троица – поглядывая друг на друга, ожидая, как казалось, готовой вот-вот обрушиться на них, едва вожак выберет для этого удобный момент или повод, трепки, а чужак – задумавшись над чем-то своим, бесконечно далеком, вожак прервал разговор, проворчав напоследок: – Не важно. Кто бы это ни был, он ушел.

И нам тоже пора уходить. Нужно нагнать стаю. И покинуть, наконец, это гиблое место".

"Я могу присоединиться к вам?" – спросил Хан. Вожак уже разрешил ему. Но в подобных случаях бывает нужно подтверждение при свидетелях.

"Да", – наклонил в ответ морду предводитель волков, не медля ни мгновения. Он уже принял решение и не собирался его менять.

Через миг пять рыжих солнечных бликов уже скользили по лику снежной пустыни, спеша к горизонту.

Шуллат была счастлива, как никогда. Весело носясь по снегу, она вновь и вновь подбегала к Хану, на краткий миг припадала перед ним на живот, заигрывая, а затем устремлялась прочь, зовя за собой. Ее золотая шкура искрилась, глаза пылали ярче звезд в небе, пасть была приоткрыта, язык высунут…

Волчица так развеселилась, что перестала замечать окружавшее ее и в одно из мгновений, не остановившись вовремя, налетела на брата.

"Шуш!" – недовольно рыкнув на сестру, Хан старательно отряхнулся от снега, показавшегося ему особенно липким и мокрым.

"Что? – та заскакала на месте, закружилась, продолжая веселиться. – Ну, давай, побегай со мной!" "Подожди немного! Скоро идти на охоту. Там и набегаешься".

Но волчица не слушала его. Разыгравшись, словно щенок, она подлетела к брату, наскочила на спину, зажав лапами, перевернула, закружила в снежном вихре.

"Угомонись, я сказал!" – зло огрызнулся на нее волк, которому совсем не хотелось играть.

Однако та никак не успокаивалась и Хану ничего не оставалось как, расправив могучую спину, стряхнуть с себя сестру, чтобы затем отбросить ее в сторону сильным ударом лапы.

Отлетев в снег, Шуллат обиженно заскулила, впрочем, уже через миг она хотела вновь вернуться к игре, но, встреченная надсадным рыком Хана, в глазах которого горело предупреждение, что-то вроде: "Еще шаг, и ты об этом пожалеешь", поджала хвост и бросив: "Оставайся один, раз так этого хочешь. Я найду, с кем поиграть.

Но когда тебе станет одиноко – не прибегай ко мне, укушу!" – убежала в снега.

Хан проводил ее хмурым, осуждающим взглядом, недовольно мотнул головой, затем задрал морду вверх, в небеса, которые, казалось, полнились тоской и далекой, непонятной грустью. Солнце уже скатилось к горизонту, унеся с собой те воспоминания, которые еще не успели до конца стереться в метели событий настоящего, а лишенная сожалений по поводу случившегося заря была отрешенной и бесчувственной, как весь омытый ее кровью мир.

Ему вдруг захотелось закопаться с головой в снег, свернуться под его пушистым одеялом в комок и забыться сладким сном-дремой. Глаза сами стали слипаться…

Но тут раздавшийся позади вздох заставил волка, вздрогнув, подпрыгнуть. Он поспешно повернулся… и увидел мать стаи.

Хан растерялся. Он не мог понять, как старая волчица умудрилась подойти к нему столь незаметно, что он не услышал шороха ее шагов, не почуял запаха…

"Зря ты так с ней, – поймав на себе его удивленный взгляд, волчица чуть наклонила голову в укоре. – Рассердился сам, обидел ее. И, главное, из-за чего?

Она ведь всего лишь хотела с тобой поиграть…" "А мне не хотелось", – проворчал волк, отворачиваясь в сторону.

"Так же, как в прошлый раз, когда она звала тебя? И прежде? И еще много раз до этого?" "Разве ж ей некого больше позвать? Вон вокруг нее сколько молодых…" – его щеки раздражено надулись, глаза сверкнули.

"Ты злишься на нее? Но за что? Она молода. Она стремится жить полной жизнью, следуя инстинктам, вместо того, чтобы, как ты, спорить с ними и биться в том бою, в котором, даже победив, проиграешь. Глупо ревновать к сестре. Глупо не видеть вокруг себя никого, кроме нее".