— Да ничего особенного, ты часами топчешься за кулисами, чтобы выйти и сыграть десятиминутное произведение. Вот и всё, тут нет ничего интересного. Всё зависит от того сколько часов ты провел за фортепиано дома. Ну и от расположения жюри, того или иного конкурса. Иногда это совершенно субъективно и полярно.

— То есть, всё зависит не от таланта?

— От таланта, конечно, тоже, но иногда от трудолюбия. Можно не иметь таланта, но много работать.

— Это очень интересно. А чтобы вы сказали, если бы я пришел к вам домой, и вы бы мне сыграли? — загадочно смотрит мне в глаза.

— Софья может сыграть прямо сейчас, — откуда-то снова появился папа. — Пойдёмте, я уже договорился.

Ну, конечно, как же без этого. Придётся теперь играть. Мы пошли к сцене, где стоит большой концертный рояль. Я сразу его заметила, когда вошла в зал, но думала, в этот раз мне удастся улизнуть. А нет.

Ведущий уже объявил мой выход. Живой оркестр покинул свои места, пошли на перекус, уступая место, всю сцену.

Ладно, сыграю Бетховена. Потешу публику, да и скуку нужно разогнать.

Поднялась на сцену. Непринуждённый поклон. Толпа затихла, все взгляды обратились на меня. Я подошла к роялю, села на стул, положила ладони на колени, сосредоточилась, прикрыла глаза. Несколько секунд настройки. Приподняла правую руку, мягко коснулась пальцами клавиш… и полилась мелодия. Я заиграла и провалилась в другую реальность, далёкую от этого зала, перенеслась в то место, которое теперь вижу в своих снах, в жилище Давида Нечаева.

Нота за нотой, движение за движением, нажатие на педаль… даже пара слегка фальшивящих клавиш, не сбивают меня.

Ничего невидящими глазами вожу по головам слушающих меня людей. Вдруг взгляд мой замирает и останавливается… мелодия сбивается. Цепляюсь за последние ноты, автоматом иду дальше, только потому, что данная композиция многочасовыми тренировками вбита в подушечки моих пальцев. Я сыграю её даже с закрытыми глазами.

Только это спасает в тот момент, когда взгляд остановился на мужчине в белом костюме…

Давид… Нечаев.

Ресницы мои задрожали, выдавая волнение и страх. Не тот страх, от которого в жилах стынет кровь, а совершенно иной. Страх — если отведу взгляд, то потеряю. Отвлекусь, и он уйдёт.

Зачем он здесь? Тоже приглашен? Знал ли он, что тут буду я?

Конечно, знал. Уверена, что знал.

Играть вдруг стало намного легче. Сердце забилось сильнее. Я уже не разгоняю скуку, проживаю волнительный момент.

Он здесь. Давид здесь и теперь я играю исключительно для него. Чтобы он услышал и понял, что именно я хочу ему сказать. Мою тревогу и злость. Мою обиду, недовольство и мою…

Сонатина закончилась. Я ударила последний раз по клавишам и инструмент затих. Пару секунд решимости, перед тем как встать. А когда встала, услышала гром аплодисментов и крики браво. Я поклонилась. Ненамеренно поискала взглядом… Давида уже нет на том месте, где он стоял.

Неужели показалось? Что если, это моя разыгравшаяся, буйная фантазия подкинула образ, которого на самом деле не было. Его не было, но я его увидела. Брежу.

Я уже начинаю бредить Нечаевым. Докатилась.

Дальше я долго беседовала с Алексеем. Он носил мне напитки и закуски. Мы танцевали. И снова о чем-то разговаривали.

Но всё это время, я ищу взглядом кого-то другого и понимаю всё больше — я ошиблась. Нет тут Давида и не было. Показалось. Стоял кто-то похожий, а я в музыкальном трансе приняла его за Давида.

Алексей уже начал слегка надоедать. Он неотступно следует за мной по залу, как будто уже точно знает, что я должна быть рядом с ним. От него исходит уверенность в том, что он уже имеет какие-то на меня права. Не знаю, почему я это чувствую, но это так.

— Мне нужно отойти в дамскую комнату, — наконец придумала причину улизнуть.

И хоть я не хочу в туалет, но это единственный способ отвязаться хотя бы на время от этого молодого мужчины.

— Я тебя провожу, — он действительно собрался меня провожать.

— Не нужно, спасибо. Я могу дойти туда сама, — я улыбнулась, давая понять, что это уже совсем лишнее.

Вышла из зала, направилась по тёмному, едва освещённому красным светом коридору. По дороге встретились несколько человек. Одна парочка, как-то очень подозрительно оправлялась.

Я вошла в дамскую комнату, остановилась у небольшой круглой раковины, посмотрела на себя в зеркало.

Что со мной происходит? Везде я вижу Давида. Наверное, моё сознание так желает его увидеть, что уже подкидывает галлюцинации.

Полезла в сумочку, доставать салфетку, в этот момент дверь открылась и быстро закралась. Я повернула голову и чуть не ахнула… Давид.

— Соскучилась?

— Что… вы…

— Я тоже по тебе скучал, — он пошел на меня, пока я от изумления хватаю ртом воздух, не зная, что произнести, хватает меня за запястье, тянет в первую попавшуюся кабинку и захлопывает дверь.

В этот момент дверь уборной стукнула. Кто-то вошел.

Давид щелкнул замом на двери и приложил палец к губам — тихо.

Но даже если бы я что-то сказала, тут отдельные кабины, как отдельные комнаты, с практически нулевой слышимостью. С полками крючками, чтобы человек, вошедший в эту кабину, получил все уровни комфорта.

И вот в такой комнате я сейчас стою, сжатая в объятиях мужчиной в светлом костюме. Нечаев довольно скалится. Явно рад, что поймал меня в таком интересном месте.

— Отпусти, — пытаюсь выкрутить руку.

— Зачем? — он сильнее сжимает.

Получается высвободить одну, но он так сильно стиснул, что я сразу впилась ногтями в рукав пиджака.

— Что тебе нужно, ты же сам отпустил меня, чего ещё хочешь? — шепчу громким обиженным шепотом.

— Тебя хочу, — улыбка дьявола пересекает его губы.

— Нет, меня ты уже не получишь, — яростно царапаю ткань его пиджака.

— Это как сказать, — его ладонь касается моего бедра, скользит ниже по ноге, подхватывает подол платья.

— У меня есть жених…

— Не смеши меня… этот Вельский. Богатенький. Решила ему себя продать? — лезет между ног, пытается стянуть с меня капроновые колготы.

— Я никому не продаюсь, даже тебе, — со злостью проговариваю ему в лицо.

— Ну, это мы ещё посмотрим, — рывком стягивает колготы.

— Не надо, — шумно выдыхаю, когда его ладонь проникает под линию трусиков…

Софья

— Твой любимый папочка ещё не раз тебя продаст… он уже начал понимать, как это выгодно, — суёт пальцы между складок, — ждала меня? Чувствую — ждала, — удовлетворенно проводит по влажной промежности.

— Не надо, отпусти, — слабо выдыхаю, уже почувствовав нажатие на какие-то точки, отчего мой пульс мгновенно застучал сильнее.

Давид не слушает, прижимает меня к стене, всё сильнее надавливая, проникая в самую глубину. Вставляет в меня пальцы и медленно достаёт, снова вставляет.

— Ещё как надо, ты сама этого хочешь, — удовлетворенно шепчет мне на ухо, — сама.

Хватаюсь за его руку, которая сильнее давит. Закатываю глаза от нереального удовольствия. Открываю рот и Давид тут же впивается в мои губы жестким поцелуем. Вставляет пальцы, сильнее и глубже. Невольно прикрываю глаза и раздвигаю ноги.

Губы Давида обхватывают мои, язык проникает в рот, проводит по зубам, по нёбу, всасывает мой язык. Такого поцелуя у меня никогда не было. Я видела в фильмах, но не думала, что такое может нравиться. Оказывается, он неотъемлемая часть сексуальных ласк. Он и не должен быть лёгким, если люди до такой степени хотят друг друга… Давид меня хочет, я чувствую, как упирается мне в бедро его твердый член.

Неужели сейчас в этой туалетной кабине…

Внезапно меня затрясло. Волна удовольствия охватила тело, я вцепилась в руку Давида… заставляя не останавливаться. Безумие какое-то. Я верно сошла с ума.

Пятернёй Давид сжал мой подбородок, смотрит в глаза, на то, как я в конвульсиях оргазма раскрываю рот.