Резко становится холодно, щекотно и страшно.

— Пожалуйста, не надо, — пищу, понимаю, к чему идёт дело.

— Не бойся, я не буду тебя трахать. Просто постой спокойно, — медленно цедит на ухо.

Я замираю, пытаясь укрыть свою грудь ладонями. Давид берёт мои руки и с силой оттягивает в стороны. Одним движением поворачивает меня к себе, а я зажмуриваюсь, чтобы только не видеть его лицо, отворачиваюсь в сторону.

Боже, что происходит.

— Отличные маленькие сиськи, — говорит, словно подытоживает и, вдруг отпускает, — пошла отсюда.

Открываю глаза, смотрю на него. Теперь точно не соображу, что я должна делать. Резко доходят его слова и я срываюсь с места, убегаю в комнату, захлопываю дверь. Слышу шаги, дверь открывается и мне в лицо летит моя кофта.

— Спокойной ночи, — слышу довольный голос.

Ничего не отвечаю, быстро натягиваю на себя пижаму и скорее бегу, прыгаю в кровать, обматываю себя одеялом, со всех сторон и плотно сжимаю веки.

Меня слегка потряхивает от того, что сейчас произошло. Кажется, вот сейчас Давид одумается, решит что всё он прекрасно, может, и ворвётся в комнату, чтобы сорвать с меня одежду и… нет, ещё сильнее завернулась в одеяло… я буду сопротивляться. Я не хочу.

А перед глазами его голая грудь, торс и ощущение чего-то твёрдого упирающегося в меня.

Давид

С трудом разлепил веки, повел взглядом по комнате, резко обернулся… на кровати со мной — никого.

Слава богу.

Сел, потёр лицо, вески. Вспомнил какие-то подробности вчерашней ночи. Помню, как зажал Софью, как сорвал с неё кофту… помню её сиськи…

— Чёрт… мать твою, — вскочил с кровати и пошел вниз.

Спускаюсь. Слышу шум на кухне, притормозил, прислушался. Музыка, плеск воды и голос… Софья подпевает.

Ладно, делаю ещё несколько шагов, приближаюсь к кухне, выглядываю из-за угла, смотрю на девчонку… не похожа на разнесчастную. Значит, пронесло. Ёп твою мать. Это ж надо было так напиться, что ни хрена не помнить. Трахнул я её или не трахнул?

Если бы трахнул, прощай всё моё имущество, Бес этого бы так не оставил. Он её девственницей хочет, а тут я… идиот, со своим неугомонным членом.

Выхожу.

— Доброе утро, — делаю недовольный вид.

Софья остановилась, обернулась, посмотрела на меня с упрёком и снова отвернулась. Обиделась всё-таки, а на что?

— Сейчас будет завтрак, — проговорила холодно.

— Слушай, ты извини меня, если что. Я не совсем был в адеквате, но ты сама виновата.

— В чём я виновата? — она повернулась, — Вот объясните мне — в чём?

— Ну, ты ходила тут в своей этой кофточке, я мужик, или кто…

— А вы если мужик, не умеете держать себя в руках?

— Ну, слушай, ты хочешь, чтобы я, выпив полбутылки Джека, держал себя в руках? Тем более, когда тут ходит полуголая девица?

— Я не полуголая ходила, на мне была пижама?

— Так у тебя такая пижама, как будто ты голая, там же всё видно.

— Но это не значит, что меня надо сразу хватать. На пляже тоже у всех всё видно и что?

— Ну, ладно, извини. Я у себя дома. И когда тут ходит какая-то девица, это значит, я её трахаю.

— Оставьте, пожалуйста, свои эпитеты для своих полуголых девиц, — махнула рукой и отвернулась.

— Так что? — всё ещё я не понял, трахнул или нет.

— Что? — снова повернулась, держа в руке нож.

— Я тебя не трогал?

— Попробовали бы, — нахмурила маленькие черные брови и снова отвернулась.

Ну, слава богу. Мне реально стало легче. В следующий раз, когда захочется напиться, придётся идти куда-то. Или сразу звонить проституткам, пусть оградят меня своими большими мягкими буферами от маленькой пианисточки с маленькими сиськами. Чтобы я, не дай бог, не сделал, чего мне не следует делать.

А сегодня ночью я был почти на грани острого желания трахнуть эту языкатую музыкантшу. Твою же мать.

Софья

Весь день его не было дома, а я решила побродить по его огромной квартире. У меня появилась уникальная возможность заглянуть во все потаённые уголки этой холостяцкой берлоги.

С утра я попыталась навсегда прогнать из памяти события сегодняшней ночи. Но это никак не отвадило моё любопытство не лезть туда, куда меня не звали. Так, например — в спальню хозяина.

Почти сразу, когда Давид, одетый в строгий деловой костюм спустился и выкрикнул что уходит и что у него сегодня масса дел, я, как только дверь захлопнулась, почти сразу пошла туда, куда меня тянуло больше всего.

Может быть, там я найду главные доказательства или что-то важное, что спасёт меня и папу.

Быстро поднялась по лестнице, и сразу за стеной мне открылась комната без окон. Комната-ниша в которой из мебели только кровать. Дальше дверь, как видно в ванную и ещё одна, возможно в гардеробную. Потому что тут нет шкафов, а одежду, которую Давид на себя надел нужно же было откуда-то достать.

И, конечно, я всё проверила. Заглянула в ванную, по совместительству и туалет. Другая дверь действительно в гардеробную, небольшая квадратная комната со шкафами и ящиками.

Какое-то свербящее желание порыться во всех этих ящиках, до жжения в ладонях.

Я потянулась открыть один из выдвижных шкафов, но резко остановила движение, потому что в низу что-то щелкнуло. Я замерла, прислушалась. Тишина.

Показалось. Ничего нет. Действительно показалось.

Ведь Давид сам сказал, что у него куча дел, не станет же он возвращаться. Конечно, не станет. Потянулась, кончиками пальцев, поддела ручку выдвижного ящика и дёрнула на себя. Ящик выехал. Передо мной открылось ровные рады носков, сложенных по цветовой гамме, практически полный спектр, от белых к черным. Между ними, дымчатый, пепельный, мышиный, графит…

— Интересуешься мужскими носками?

Я в испуге отскочила от ящика.

— Вы с ума сошли! — так и разрыв сердца можно получить, хмуро смотрю на Давида, стоящего в проёме двери.

— Что ты тут искала, позволь спросить? Ноты потеряла в шкафу с моими носками? — он вошел, на лице недовольное выражение. Толкнул пальцем ящик, он поехал назад и закрылся. — Может ты хотела посмотреть какое бельё я ношу?

— Нет, — испуганно мотаю головой, зачем вообще я сюда полезла.

— Софья, ты очень любопытная девушка. И мне бы тебя наказать за твоё любопытство, но… я не могу…

— Почему?

— Что почему?

— Почему вы не можете меня наказать? — я вдруг начинаю понимать что-то, но опять же, всё это очень странно.

Другой бы, наверное, разозлился и не стал бы со мной тут долго церемониться, а этот ничего, да ещё и наказать не может, что тут происходит?

— Потому что ты не принадлежишь мне, — говорит, спокойно выдвигая другой ящик, и я вижу ровные упаковки мужских трусов. — Если бы принадлежала, я бы тебя обязательно наказал, — он улыбнулся, но невесело.

— Почему вы так говорите? — я насупилась, эти его полунамёки очень пугают. Я чувствую нестабильность.

— Потому что так и есть. Говорю, как есть.

— Тогда скажите… кому я принадлежу? — я запнулась.

Страх услышать какую-то невероятную, нереальную правду, сковал горло. Стало не комфортно, захотелось кашлянуть, но и этого сделать не могу. Точно не дышу, уставилась на Давида, жду, что он сейчас скажет.

— Ты точно хочешь это знать? — он подошел ко мне вплотную, оттеснил от шкафов с бельём к противоположной стене.

Стоит передо мной, нависает, опираясь ладонью о стенку встроенного шкафа. Мне приходится, подняв голову смотреть в его глаза. Я заглядываю в них, пытаясь увидеть в них правду. И то, что я вижу, вообще мне не нравится.

Давид сначала отвёл взгляд, немного поразмышлял, глядя в угол, а потом снова посмотрел мне в лицо. Он близко, но не трогает, не пользуется положением, смотрит на мои губы, на плечи, на шею и даже на грудь, а потом снова в глаза. Как будто он всё видит, но всё это ему не нужно не нравится или — нельзя.