— Да что рассказывать, вот на свободе уже месяц как, — глянул в прищуренные хитрые глазки.

— Месяц? — делает вид, что не знал, старая падла, — а что же не зашёл? — щёлкнул пальцами заглянувшей секретарше, та поняла только по жесту, кивнула и скрылась, прикрыв дверь.

— Занят был. Дел много накопилась. За семь лет-то, — я сжал губы в улыбке, показывая, чьи это были семь лет.

Не только мои, но его страшных снов и кошмаров по ночам. Я уверен они были.

— Ага, понимаю, понимаю, — проговорил синюшными губами.

— Вот и к вам заехать пришёл черед. Так сказать, за старыми договорённостями.

— Так я и не против, всегда рад, — суетится, конечно, он рад, расплатится со мной и, наконец, закончатся его тахикардия и аритмия.

— Ты возмужал, Давид. Повзрослел.

— Спортом занялся на старости лет, — показываю накачанную руку. Бицепс даже сквозь пиджак проступает.

— Ну-ну, какие твои годы, Давид. Это меня уже скоро на пенсию выпрут, а тебе-то ещё сколько всего предстоит.

— Скоро сорок пять, а лучшие годы уже потрачены, — дернул я бровями.

— И ничего не потрачены, женишься ещё, детей заведешь, — ухмыляется.

Я натянуто улыбнулся, посмотрел на него взглядом коршуна готовящегося к затяжному падению и единственной возможной попытке цепко схватить добычу.

— И о детях поговорим, не возражаю.

— Ну, так я это, все приготовил, как договаривались, — смотрит заискивающе. — Сегодня приходи к нам на ужин. Я о тебе не забыл, не думай.

Ещё бы ты обо мне забыл.

Я улыбнулся, оголив зубы. Кивнул довольно.

— Приду, — встал, секретарша вошла с подносом с двумя чашками кофе, подошла, поставила поднос на стол, — Спасибо за прием, — я взял одну из чашек, отхлебнул, — отличный кофе.

— Бразильский, — Оравин внимательно за мной наблюдает.

— Пойду, на сегодня несколько важных визитов, — я поставил чашку.

— Ну, так я жду на ужин?

— Приеду обязательно.

Он пошёл ко мне за рукопожатием, но я отвернулся и вышел из кабинета.

Спустился в холл, где оставил охрану, чтобы этот раньше времени в штаны не наложил. Будет момент, ещё обделает портки.

Софья

Папа вернулся с работы, я радостно бегу его встречать. Ещё только спускаюсь по лестнице, как он уже торопливо входит в холл и протягивает ко мне руки.

— Сонечка, у нас сегодня важный гость к ужину, оденься прилично.

— Пап, ты что пригласил кого-то на ужин? — недовольно моргаю.

Не люблю, когда он начинает устраивать посиделки, они с гостями, или гостем начинают выпивать и я опять должна развлекать какого-нибудь высокопоставленного дяденьку, который осматривает меня слюнявым взглядом.

— Да. Сегодня будет мой давний знакомый. Очень давний, ты его не помнишь, — уговаривающе улыбается папа.

— А я обязательно должна присутствовать? Может, вы сами как-то, без меня?

— Ну как же, дочь, ты хозяйка этого дома и его украшение, как без тебя?

— Понятно, опять заставишь играть, — тяжко вздыхаю.

— Ну а как, звёздочка моя, ты у меня одна надежда и отрада. Ты — моя гордость, дочь.

— Ну ладно, ладно, считай уговорил. Пойду тогда гляну, что надеть, а то я в магазине уже сто лет не была.

— Ты же только вернулась из Милана, — удивлённо моргает.

— Я ведь там не по магазинам ходила, пап. Ты представляешь, что такое конкурс…

— Ясно-ясно, я понял, — перекрыл мой ожидаемый словесный поток, насчёт того, что я езжу на конкурсы, а не на шопинг, — давай, малышка, иди, готовься, а я пойду, посмотрю, что там повар, — папа махнул на меня рукой и пошел вниз на кухню.

Я поднялась к себе, в гардеробную поискать, что надеть к ужину, чтобы не особо пафосно как на концерт, но и не совсем по домашнему. Главное, чтобы было удобно музицировать для неизвестного гостя.

Около восьми вечера я услышала, папа уже разговаривает с кем-то в гостиной.

Сама не выхожу, жду приглашения.

Не особо я люблю этих его высокопоставленных гостей, но понимаю это нужно для папы по работе. Он всегда хвалится мной и просит играть. Никуда не денешься. Приходится играть эту роль, выполнять просьбу папы. Нести не тяжелое бремя славы. Пока ещё не мировой.

За такими ужинами я не столько нужна для беседы, сколько для того чтобы он лишний раз полюбовался мной. Показал кому-то. Потешил своё отцовское самолюбие.

Вот, мол, смотрите, у меня дочь лауреат бесчисленных конкурсов. Обладательница кучи премий. Гениальный талант.

Забывает, что я совсем не гений, я просто много и упорно работаю.

Папа любит эти моменты отцовской гордости, когда ему удаётся потешить своё тщеславие, показывая меня и перечисляя все мои регалии.

Сегодня не будет исключением. Я выйду, посижу, полюбуюсь. На меня посмотрят. Потом сыграю. Мы поужинаем. Папа с гостем начнут беседовать и спорить. Я отпрошусь свою комнату, а они засядут за тайные беседы, в которые меня не посвящают.

Должность папы не позволяет раскрывать секреты деятельности. А меня это не особо интересует.

Я ещё раз просмотрела партитуру. Сегодня лирическое настроение, сыграю им что-нибудь из Шопена. Сонатину, или Маленькую пьесу, решу по настроению.

В дверь постучали.

— Войдите, — повернула голову.

— Вас просят в гостиную, — сказала горничная.

— Спасибо, Марта, — я положила ноты на рояль, ещё раз глянула в Пьесе на аккорд си-бемоль в третьей октаве. Там есть одно место, которое я всё время играю на автомате и пару раз не попадала в аккорд.

Иногда из головы выветриваются ноты, но пальцы помнят всё.

Перед выходом ещё раз посмотрела на себя в зеркало. Сегодня надела светлое платье, сплетённое из золотистых нитей. Поправила прядь волос. Она всё равно выбьется, когда я буду играть. Пока пусть лежит, где положено, на своём месте, за ухом. Ещё раз пригладила волосы, улыбнулась и пошла вниз.

Спускаюсь по лестнице и сразу замечаю у камина мужчину стоящего ко мне спиной. Он разглядывает Моне, папину любимую картину.

— А вот и наша дорогая дочь, — папа встал с кресла, заулыбался и пошёл мне навстречу, протянул руку, я подала свою.

— Прошу знакомиться, Софья — моя дочь, а это — Давид Нечаев, мой давний знакомый.

— Очень приятно, — я улыбнулась мужчине лет сорока, может быть сорока двух.

Вообще, я плохо разбираюсь в мужчинах. А в таком возрасте они кажутся мне все немного старыми.

Нечаев внимательно посмотрел на меня, кивнул и улыбнулся. Его улыбка оказалась довольно приятной. Даже обаятельной. В глазах странный блеск, какой-то тёмный и опасный. Но светлый костюм мужчины сразу расположил и расслабил, подсказывая, что его хозяин человек из интеллигентного общества, образованный, немного аристократичный. Впечатление неоднозначное, но это все, что есть на данный момент. Возможно, когда Нечаев заговорит, я буду знать о нём немного больше.

Почему-то внутри вместо равнодушной вежливости проснулось странное неосознанное любопытство.

— Добрый вечер, — сказала я, и второй раз слегка улыбнулась, чисто чтобы быть вежливой.

— Добрый, — голос его низкий, грудной, с басовыми нотами вначале слова и баритональными в конце.

Всего одно слово и ноты его голоса тут же запечатались в памяти как тревожно приятные. Заставляющие хотеть услышать их вновь.

— Ваш отец много рассказывает о вас, — проговорил Давид, внимательно рассматривая моё лицо.

— Я уже привыкла.

— Прошу вас к столу, ужин уже накрыт. Мы можем пройти в столовую, — позвал папа.

— Позвольте вашу руку, — негромко сказал Нечаев.

Мне стало немного неловко, посмотрела на папу, он едва заметно кивнул.

Подала руку Давиду, он легко стиснул мои пальцы. Я вздрогнула, почувствовав тепло его ладони. Показалось, что в этом движении было что-то чуть большее, чем обычное касание. Непривычное ощущение от незнакомого мужчины. Я не привыкла, чтобы меня касались, тем более вот так. Смущает так же его заинтересованный взгляд.