Лучше не обращать на это внимания.

В консерватории у меня была пара поклонников, которые также смотрели. Издержки известности, пусть и в узких кругах. Но одно дело когда смотрят парни, и совсем другое взрослый мужчина. Тут есть некоторая разница.

Мы сели за стол, Марта подала ужин.

Я не слишком голодна. Обычно перед такими ужинами немного кушаю, чтобы не выглядеть голодной. Под осторожным, ненавязчивым взглядом Давида беру приборы, отрезаю небольшой кусочек утки, кладу в рот.

Папа поднял бокал.

— За что пьём?

— Давайте выпьем за нашу тёплую, дружескую встречу, — сказал Давид, протянул руку к своему бокалу, я взяла свой с водой.

— Я рад, что мы договорились, — довольно произнёс папа.

— Да, кстати, вот насчёт договора, — Давид не стал пить, а поставил на стол свой бокал, — я хотел бы уточнить кое-какие детали…

— Да? И какие же? — папа удивлённо на него посмотрел.

— Я хочу пересмотреть наш договор в сторону более выгодную для вас, — выражение лица Нечаева стало вдруг непроницаемо-жестким.

— Очень интересно, — папа прищурился, и тоже поставил бокал.

Атмосфера явно накалилась. Между моим отцом и этим человеком есть какие-то невысказанные тайны и мне ни к чему их знать.

Я положила салфетку, собираюсь встать и уйти.

— Прошу вас, Софья, останьтесь, — проговорил Давид, пристально глянув мне в глаза.

От этого взгляда легкие мурашки пробежали по моему телу, как-будто предупреждая об опасности, которую он в себе таит.

Я посмотрела на папу, тот осторожно кивнул и ещё сильнее сощурил глаза, что внутренне тоже несколько напугало меня. Что-то происходит.

— Прежде, чем я озвучу своё решение, прошу вас, сыграйте что-нибудь, — сказал Нечаев, повернул голову и посмотрел на пианино у стены. Оно тут как раз для таких вот случаев.

— Чтобы вы хотели услышать? — спрашиваю вежливо, может пока я буду играть они как раз и договорятся, совсем не буду против.

Я встала.

— На ваш вкус, — Давид провёл взглядом по моей фигуре, задержал на груди, отчего румянец вспыхнул на моих щеках.

Кто он такой этот Нечаев?

Стало напряженно и неприятно внутри.

Я подошла к роялю, села на стул, удобно умастилась. Коснулась ладонями крышки, провела по ней пальцами и наконец подняла, тихо стукнув о переднюю стенку корпуса. Несколько движений пальцами. Ладони зависли над клавишами. Касаюсь ля бемоль, си бемоль и на несколько минут я забываю обо всём.

Давид

Она заиграла, я закрыл глаза. Чтобы не смотреть как она будет двигаться. Этим я хочу насладиться потом.

На несколько минут погружаюсь в транс от звуков, которые она извлекает из этого невзрачного на вид инструмента.

Но больше всего думаю не о звуках, а о том, что уже скоро это малышка будет выполнять совершенно другие обязанности.

Мелодия закончилась. Я повернулся к Оравину, кивнул с лёгкой тенью понимания и восхищения игрой его дочери. Она встала, подошла к столу.

— Не хочу вам больше мешать. Я пойду, — словно спрашивает у отца разрешение.

Послушная девочка. Это хорошо.

— Прошу вас остаться. Я бы хотел, чтобы вы присутствовали, — я мягко улыбнулся, прежде чем испугать нужно сначала расположить, Софья ответила улыбкой и села за стол, — Так вот, — я повернулся к Оравину, что-то явно почувствовавшему, он с тревогой посмотрел на меня, потом на дочь, — я оставляю вам Алексей Павлович, все, что вы для меня приготовили.

— Как… а как же? — глазки его испуганно забегали.

— Я хочу её, — я указал на пианистку. — Я забираю её с собой, и тогда мы с вами в расчёте. Больше никаких претензий к вам у меня не будет.

— Подожди, Давид, мы так не договаривались, — он недовольно сжал челюсть и помотал головой.

Малышка повернулась, с тревогой и недоумением посмотрела на отца.

— О чём он говорит, папа?

— Подожди, не вмешивайся, я сам поговорю. Давай-ка, поднимайся в свою комнату, — строго осёк он её вопрос.

— Нет, пусть она останется, — говорю мягко, но требовательно.

— Так нельзя, Давид? Ты играешь грязно.

— Не заставляйте меня напоминать о том, как играли вы. Если предмет нашего разговора она, то так можно, — кивнул я в сторону Софьи.

Она растерянно моргает, глядя то на меня, то на отца.

— Но почему ты пересмотрел решение? Я же готов был заплатить.

— Я не хочу от вас ни денег, ни недвижимости. У меня всего этого полно. Я хочу её. Или есть какая-то проблема? Вы уверяли меня, что я могу попросить всё что захочу.

— Давид, но это же немного другое…

— Я хочу её, — указал я пальцем на Софью, отчего она испуганно прижала руки к груди.

Давид

— Папа? — её испуганный вид, эти расширенные от непонимания глаза, чуть приоткрытый рот, сжатые тонкие пальцы.

— Малыш, послушай меня, — он вскочил с места подошёл к ней, положил ладони ей на плечи.

Трепетная сцена прощания отца с дочерью.

— Говори ей, что сейчас она пойдёт со мной, — тон моего голоса поменялся до угрожающего.

В тюрьме я многому научился, в том числе уметь влиять на людей посредством интонации в голосе. Она может быть мягкой, уговаривающей, твёрдой, упрямой, угрожающей, воинственной и даже убийственной. Без единого движения, только голосом, можно решать разные задачи. Главное — уметь этим пользоваться в нужные моменты. В числе других я овладел и этой наукой.

— Папа, что происходит? — Софья сильно забеспокоилась, взволнованно моргает, а мне безумно нравится этот её страх, который только-только ещё зарождается.

А у Оравина выхода нет. Он в ловушке. Он должен отдать мне дочь и ещё чемодан ей собрать в дорогу.

— Послушай, доченька этот человек Давид, он очень пострадал из-за меня и я пообещал ему заплатить за всё, за то, что он из-за меня выдержал, — гладит её плечи.

Старая крыса, я знал, что его ничего не остановит. Он, наверное, даже доволен — дешевле отделаться. Знает, что я не причиню ей какого-то вреда, ну, трахну, ну, с кем не бывает.

Сучонок. Обрадовался, что я указал на неё.

Трагедии не выйдет. Не с его стороны. Несчастна будет только она.

Я-то рассчитывал, что он кинется на колени и будет умолять, чтобы я не забирал дочь. А он даже рад, падла. Продажная сволочь продажна во всём.

Можно было бы снова переиграть, я шел сюда попрыгать на его нервах. Девчонку пару раз видел на видео. Ничего особенного, эмоциональная, смазливая. Не в моём вкусе. Но когда она показалась в проёме двери, подошла, и когда я дотронулся до её пальцев, что- то произошло.

Пока не знаю что именно. Не уверен. Не могу сказать.

Сейчас я хочу в этом разобраться и поэтому пойду до конца.

Девчонка однозначно стоит того, чтобы обменять её на те бабки, которые Оравин должен был мне выплатить. Дальше посмотрю, что с этим делать, но сейчас я действительно захотел — её.

— Папа, а причём здесь я? — она повернулась, смотрит на своего папашу, ещё не верит в то, что прямо сейчас он её продаёт.

— Понимаешь, малышка, он хочет, чтобы ты пошла с ним, — уговаривает тот.

— Я не понимаю, — она встала со стула я снова залюбовался.

Да, в жизни она совсем другая. Тёплая я бы сказал. И этот её голос, мягкий, грудной.

— Доченька, прошу тебя, может быть это ненадолго, не навсегда.

— Да что ты такое говоришь? Вызови полицию и прогони его отсюда, — она быстро глянула на меня, я усмехнулся.

— Не могу, дочь. Не говори так. Мне нельзя, я многим ему обязан…

— Но почему я должна отдавать твои долги?

А она умная. Умнее, чем я мог предположить. Приятная. Требует, но мягко, не агрессивно. Терпеливая, и любит своего отца.

Она-то его любит. И он её должен, но не так, чтобы кинуться на меня, набить мне морду. Тюрьмы он боится больше, чем возможности расплатиться со мной своей дочерью.