В глазах Джонатана мелькнула молния. Он прекрасно понимал, насколько эти люди неприступны.

– Через неделю назначена встреча. Смогу задать им любые ваши вопросы и передать вам ответы.

Журналист не произнёс ни слова, но пауза выдала всё: соблазн был слишком велик. Прямые комментарии совета – именно та брешь, которая зияла в его расследовании.

– До сих пор вы, наверное, говорили в основном с обычными сотрудниками, – продолжал Платонов. – Дайте время, и такие же сведения можно получить и от них. Но совет директоров – другое дело. К ним не подобраться, сколько бы лет ни прошло. В этом смысле сделка выгоднее именно вам.

Джонатан тихо усмехнулся, едва заметно качнув головой:

– Если бы всё было настолько выгодно для меня, вы не стали бы предлагать это так легко.

– Самое ценное сейчас – время, – спокойно возразил Платонов. – Обмен сведениями позволит его сэкономить. А держать эту информацию только при себе нет смысла.

На столе блеснул стакан с водой. Джонатан сделал медленный глоток, поставил его на место, и в тишине снова раздался только тонкий звон стекла о дерево.

И лишь после долгой паузы журналист наконец открыл рот, чтобы дать ответ.

– Доступа к источнику информации быть не может. И уж тем более никаких сведений, которые могли бы намекнуть на его личность, – голос Джонатана прозвучал твёрдо, словно удар по столу.

В комнате на миг повисло ощущение окончательного отказа. Воздух стал плотным, тяжёлым, будто натянутый канат готовый лопнуть. Но журналист вдруг сделал шаг в сторону, предложив иной ход:

– Однако если речь не пойдёт о конкретном человеке, кое-что рассказать возможно. Послушайте, а потом сами решите, стоит ли это обмена.

Смысл был прозрачен: сначала нужно услышать его данные, а затем уже решать, заслуживает ли информация сделки. В его взгляде было что-то холодное, изучающее – словно в лаборатории учёный рассматривал подопытного, пытаясь вычислить истинные мотивы.

– Проверяете меня? – прозвучал вопрос, почти без эмоций.

Ответом стала тишина и внимательное молчаливое наблюдение. Отрицать Джонатан не стал.

– Не то чтобы я в вас сильно сомневался. Просто безопаснее всегда исходить из худшего варианта.

– Понятно. Давайте тогда начнём, – прозвучало в ответ.

Журналист на мгновение прищурился, черты лица стали резче.

– Прежде всего: даже если будет подан иск против "Theranos", победить невозможно.

Фраза повисла в воздухе, как тяжёлый колокол. Но никакой реакции он не добился – лишь безмолвие.

Джонатан продолжил:

– Их диагностический аппарат "Ньютон" – настоящая гусыня, несущая золотые яйца.

Сравнение оказалось точным. Устройство приносит деньги, но его тайна должна оставаться закрытой.

– А вы собираетесь утверждать, что эта гусыня вовсе не способна нести яйца. Чтобы доказать это, придётся вскрыть её брюхо – то есть показать внутренние технологии. Но они защищены коммерческой тайной. Юристы "Theranos" будут настаивать: раскрыть секрет – значит спровоцировать лавину подражаний. В терминах сказки – если каждая гусыня начнёт нести золотые яйца, ценность пропадёт.

И в этом доводе компании была своя логика. История знала немало примеров: после появления iPhone мир заполонили смартфоны; успех Tesla вызвал бурю в электротранспорте. Настоящее новаторство всегда рождало целые армии подражателей.

Но реальность была иной: никакой "гусыней" "Theranos" не обладала. Не было ни яиц, ни тайны, ни технологии – лишь дым и иллюзия. Именно поэтому компания и старалась так отчаянно скрыть правду.

– Единственный способ показать её сущность – вскрыть брюхо гусыни, – резюмировал Джонатан. – Есть три пути.

Он раскрыл блокнот, страницы хрустнули, и тонкая синяя линия ручки оставила на бумаге первые слова:

– Первый путь – добровольное раскрытие акционеров. Но ждать, что кто-то выйдет вперёд и сам обнажит правду, бессмысленно. Остаётся принудительная мера – решение суда, – произнёс Джонатан, делая короткую пометку в блокноте.

Взгляд его снова скользнул по лицу собеседника, словно хотел уловить хоть тень эмоций. Но черты оставались спокойными, неподвижными, как маска.

– Суд может приказать вскрыть брюхо гусыни, если сочтёт это необходимым. Предположу, именно ради этого и задумывался иск.

Фраза прозвучала убедительно, но при этом не лишена ошибки. Однако кивок, сделанный в ответ, позволил разговору течь дальше.

– Чтобы судья пошёл на такой шаг, нужны веские основания, – продолжал он. – Например, доказательства, что ошибки прибора способны поставить под угрозу человеческую жизнь. Именно поэтому мной и были собраны случаи ложных диагнозов.

Журналист рассказал о поездках по медицинским центрам, пользовавшимся услугами "Theranos". В архиве накопились истории докторов, чьё доверие к технологии постепенно превращалось в сомнение. Среди сорока центров нашлось пятеро врачей, решившихся говорить открыто.

– Представьте себе, – пояснил он, делая новый росчерк в тетради, – показатели ПСА, ранний признак рака простаты, внезапно скачут до критического уровня. Уровень тиреоидных гормонов, тромбоцитов, фибриногена – всё выходит за пределы нормы. А пациент при этом абсолютно здоров. Повторные анализы в других клиниках показывают нормальные значения. Подобные расхождения заставили медиков насторожиться. Их свидетельств было бы достаточно, чтобы убедить суд.

Строчки в блокноте прибавились:

"Метод второй: показания медицинских специалистов."

Но на лице Джонатана легла тень.

– Думал, что добился ключевых признаний… Но врачи вдруг замолчали. Ещё вчера горели желанием предупредить общество, а сегодня – "только не цитируйте мои слова, не используйте их".

– Это ведь информация от вашего "информатора"? – прозвучал уточняющий вопрос.

Журналист горько усмехнулся:

– Они больше не информаторы. Конечно, имена не назову. Если хотите – ищите сами среди трёх сотен специалистов.

По сути, раскрытые данные не позволяли вычислить конкретных людей, и риск для него был минимален.

– Отказались из-за давления "Theranos"?

– Верно. После моих визитов туда нагрянул вице-президент компании с юристом. Начали пугать исками за клевету, если кто-то решится дать негативные показания о продукции.

Возникло сомнение. Даже для такой бесстыдной компании угроза клеветой звучала странно.

– Но разве при наличии фактов это сработает? Врачи ведь опираются на реальные ошибки анализов.

Улыбка, еле заметная, тронула его губы.

– Им ответили так: "Кратковременные сбои не означают, что технология в целом негодна. Любое исследование имеет право на 1–5 % погрешности".

Проще говоря, все найденные ошибки списали на стандартную норму – статистический процент. Бесстыдство возведённое в принцип.

– Но речь идёт не о мелких погрешностях, – возразили врачи, – а о систематических ошибках, которые настораживают всё больше.

– И на это у них нашёлся ответ, – хмуро продолжил Джонатан. – "Виновата временная неисправность детали. Устройство будто бы на время заболело, вот потому и не смогло снести золотое яйцо".

Сравнение прозвучало издевательски, но в точку: компанию не смущала нелепость аргументов, лишь бы сохранить блеск мифа. Одних лишь ошибок в анализах оказалось недостаточно, чтобы доказать: золотых яиц у гусыни нет. Абсурдно, но в глазах закона такая логика имела вес.

– "Theranos" не только выдвигала подобные отговорки, – тихо произнёс Джонатан, – но и предупреждала: "преувеличение обычных дефектов и выдача их за технические сбои – это клевета". И каждый день докторам звонили, напоминая об этом. Скажите, кто при таком давлении согласится сотрудничать?

Для врачей этого было более чем достаточно. Одного только стресса хватало, чтобы ночами не спать, а впереди маячила перспектива тяжб, судебных заседаний, бесконечных встреч с адвокатами. В случае проигрыша им грозила ещё и обязанность выплатить компенсацию. Какая здравомыслящая душа решится добровольно ввязаться в такое?