– "Ради прав"…, – голос ведущего резанул воздух. – Но ведь это похоже на то, что одного диктатора собираются сменить другим.

Акула рассмеялся тихо, с хрипотцой, будто проглотил песок.

– Если бы речь шла о гордости, достаточно было бы девяти мест. Победа гарантирована, влияние очевидно. Но двенадцать – это риск. Такой шаг может показаться глупым, даже опасным.

– Значит, есть скрытый мотив?

В глазах Белой Акулы блеснула сталь.

– А вы представьте себе: дом принадлежит вам, но управляют им другие. И вот эти управляющие внезапно скидывают его за бесценок, да ещё и торопятся оформить сделку, пока хозяин не успел опомниться. Без объяснений. Что вы подумаете?

– Что пытаются что-то скрыть, – осторожно предположил ведущий.

– Именно. Может, фундамент треснул? Может, стены прогнили? Разве не похоже на уничтожение улик?

Сравнение с домом оказалось понятнее любых отчётов и бухгалтерских формул. В студии кто-то вздохнул, зрители у экранов наверняка кивнули.

– Случаи в истории были, – продолжил Акула. – "Энрон", "УорлдКом"… книги подчищали, долги прятали. Почему бы с "Гавань Лобстер" не провернуть то же самое? Скажем, реальная стоимость всего шестьсот миллионов, а чтобы замять скандал, предложили покупателю бонус – кусок недвижимости.

Звучало это как обвинение в мошенничестве. В голосе – уверенность, в словах – наждак, который сдирал краску с фасада "Эпикуры".

– Но ведь доказательств нет, – возразил ведущий.

– Нет. Есть только нелепость самой сделки. Вот она и толкает к самым крайним догадкам. Доказательства могут лежать глубоко внутри "Эпикуры". А кто их достанет? Совет директоров.

И тут всё сошлось.

– А! – ведущий хлопнул ладонью по столу. – Поэтому вы хотите все двенадцать кресел.

Акула улыбнулся так, будто ждал этой реплики.

– Конечно. Все двенадцать проголосовали "за" сделку. Разве можно поручить им расследование?

В этот миг он перестал выглядеть узурпатором. Не диктатор в засаде, а детектив, готовый сорвать маски с вороватых управляющих. Логика была безупречной: "подозреваемые не могут сами себя расследовать".

И воздух в студии словно наполнился солью – едкой, морской. Белая Акула создал образ тикающей бомбы в недрах "Эпикуры". А публика жадно ловила каждое слово.

Но молчание самой компании объяснялось не растерянностью. В карманах уже лежала карта для ответного удара – то самое оружие, что когда-то передали Уитмеру. И как только из уст Акулы прозвучал сигнал, намёк на "скрытые мотивы", время для ответного хода настало.

Громкий выстрел прогремел не в студии – он прозвучал в сознании тех, кто ждал момента. Теперь очередь была за "Эпикурой".

***

Утро понедельника встретило удушливой жарой и солёным дыханием океана – в Флориду предстояло вернуться не ради отдыха. В воздухе висело напряжение: грядёт важное событие, способное качнуть весы в обе стороны.

Главная цель поездки – пресс-конференция. После долгого молчания "Эпикура" собиралась наконец-то заявить о своей позиции. К этому дню Уитмер готовился с почти болезненной скрупулёзностью: даже устроил репетицию – собрал три десятка обычных слушателей, дал им насмотреться выступлений Белой Акулы, а затем предложил сравнить впечатления с его пробной речью.

Полчаса монотонного изложения закончились, и зал наполнился шелестом бумаги и приглушёнными репликами. Люди переглядывались, кое-кто сдержанно зевал, кто-то задумчиво тёр подбородок. В воздухе повис запах холодного кофе и напряжённого ожидания.

Уитмер, словно школьник у доски, переводил взгляд с Пирса на спутника, надеясь вычитать в глазах хоть искру одобрения. Взгляд был настойчивый, почти умоляющий.

– Ну как? – выдохнул он наконец.

Ответить сходу никто не решился: в зале ощущалась пустота, в которой эхом раздавался его собственный голос. Честно говоря, получилось неважно – слова тонули в серости, а харизмы, что могла бы зажечь толпу, не хватало.

Пирс, как всегда, не стал обходить углы:

– Слишком честно, – бросил он ровным голосом, будто ставил диагноз.

Уитмер нахмурился. Слово "честность" для него всегда звучало как высшая похвала, а тут оно прозвучало почти как упрёк. В глазах мелькнул немой вопрос: разве плохо быть прямым и прозрачным? Разве не в этом сила руководителя?

Пирс продолжил:

– Инвесторам сейчас нужен азарт. Человеку в белом халате трудно вдохновить на риск. Тут не врач требуется, а торговец мечтами. Немного приукрасить, закрутить, показать золотую дорогу, даже если она пока в черновике.

– Торговец…, – губы Уитмера скривились, словно от кислого вина.

В его лице проступил протест:

– Неужели требуется стать шарлатаном?

Тишина повисла вязкой паутиной. Пирс перевёл взгляд на спутника и сказал, подчеркнуто спокойно:

– В таких делах советы Шона ценнее моих.

Фраза прозвучала испытанием. Словно предлагал выйти на сцену и показать настоящий урок обольщения публики. Любой совет стал бы признанием собственной роли – то ли продавца, то ли ловкого мошенника. Но времени оставалось мало. Пресс-конференция маячила впереди, и Уитмеру нужен был не разбор полётов, а решение.

Слова прозвучали мягко, но твёрдо:

– Лучше держаться привычного стиля. Любая маска сейчас будет скрипеть и трещать.

Уитмен замер, перевёл дух, и в глазах мелькнула слабая искра облегчения.

– Значит, так и сделаю…, – произнёс он негромко, будто убеждал уже не собеседников, а самого себя.

За окном трещали цикады, раскалённый воздух дрожал над пальмами, и казалось, что даже они ждали, каким голосом "Эпикура" заговорит на этот раз.

Комната, наполненная духотой и тревогой, словно замерла на миг, когда в глазах Уитмера мелькнуло облегчение. Но спокойствие тут же сменилось новой волной беспокойства – пальцы его нервно постукивали по столу, голос дрогнул:

– Так что же, остаёмся при этом варианте?

Пирс отрезал холодно, как ножом:

– Нет. С этим мы обречены на поражение.

Воздух загустел. Вопрос повис в тишине, тяжёлый, как свинец:

– Тогда что же делать?..

Ответа пока не было. Взгляды обоих обратились к собеседнику, словно в поисках спасительного ключа.

Молчание тянулось, будто струна, готовая лопнуть. В такие минуты не следовало говорить прямо – резкость могла выдать шулера, а лёгкая дымка загадочности придавала словам вес.

Улыбка, полная намёков, скользнула по лицу.

– У нас есть поговорка: нет зрелища увлекательнее пожара и драки.

Фраза прозвучала, как загадка из старого сборника притч. Настоящие мудрецы говорили образами.

– Главная беда в том, что пресс-конференция выходит слишком пресной. Чтобы завладеть вниманием, нужно напряжение. Неважно – правда или инсценировка, люди всегда тянутся к искрам конфликта.

Уитмер кивнул, пытаясь уловить мысль.

– Значит, сама ситуация должна стать событием?

– Именно. Стоит человеку увидеть аварию на улице – он замедлит шаг, чтобы вглядеться. Так уж устроена человеческая природа: кровь быстрее бежит в жилах, когда чувствуется запах скандала. Если удастся создать столкновение….

Договорить мысль не получилось.

Дверь резко распахнулась – створки ударились о стену с сухим треском. В комнату ввалился секретарь Уитмера. Лицо босса тут же скривилось от раздражения:

– Я же сказал – не мешать!

Секретарь даже не извинился по-настоящему – лишь склонил голову и шагнул к стене, схватив пульт.

– Простите, но это нужно увидеть немедленно.

Щёлчок – и огромный экран ожил, вспыхнул белым светом.

На нём возникло лицо Белой Акулы.

Он снова в прямом эфире.

И напротив него – фигура, знакомая каждому, кто хоть раз включал финансовые каналы. Джим Клейтон. Хозяин студии и голос программы "Безумные деньги".