Пока рынки гудели, как улей, компания объявила о своём первой официальной пресс-конференции.

День пресс-конференции начался с закрытого совещания – в комнате, наполненной запахом свежесваренного кофе и шелестом бумаг, собрались консультанты по сбору доверенностей. Эти люди походили скорее на политтехнологов, чем на юристов: их задача заключалась в том, чтобы выстраивать кампании и выцарапывать голоса акционеров, склоняя толпу к нужной стороне.

На экране вспыхнула диаграмма. Красные и синие линии, словно пульс на кардиограмме, показывали соотношение сил.

– До собрания остаётся шестьдесят дней, – заговорил главный стратег, щёлкнув пультом. Его голос резал воздух сухими нотками. – И, откровенно говоря, положение крайне неблагоприятное.

Цифры вспыхнули ещё ярче: 39,8% голосов прочно удерживала Shark Capital благодаря поддержке крупных держателей. В то время как объединённые усилия руководства, совета и союзников давали лишь жалкие 19,9%.

Почти двукратное превосходство.

– Оставшиеся сорок процентов остаются нейтральными: двадцать три у институциональных фондов, семнадцать – у частных инвесторов.

График сменился, показывая новые соотношения.

– Фонды пока воздерживаются, – пояснил стратег. – Они недовольны результатами управления, но не спешат поддерживать акул, которые требуют снести весь совет. Здесь есть шанс склонить чашу весов.

Сильный акцент прозвучал в его словах: институционалы могли ещё качнуться.

Но главное внимание было приковано к частным инвесторам.

– Обычно их влияние в подобных схватках ничтожно, – продолжал консультант, – но в этот раз всё иначе. Shark Capital вытащила их из спячки.

Мелкие акционеры, словно пчелиный рой, ожили, загудели, и теперь отследить их настроение стало невозможно.

– Голоса этих людей непредсказуемы. Сегодня они за, завтра – против. Никаких отчётностей, никаких следов. Они рассеяны, как песчинки, и до них можно достучаться лишь через кампании в медиа.

На экране появились скриншоты с форумов и соцсетей. Сотни комментариев дышали злостью и обидой.

"Продал акции на дне из-за Уитмера – и не верну назад!"

"Белая Акула обещал дивиденды, а эти снова обманули!"

Уитмера ненавидели. Он стал символом падения курса, а после отмены обещанных шести долларов на акцию раздражение переросло в ярость.

– Даже если фонды поддержат нас, – подытожил стратег, – без половины голосов частников не победить. Нужно любыми средствами остудить их злость и перетянуть хотя бы часть на свою сторону.

В комнате повисло напряжение, будто в преддверии грозы. Но выход всё же существовал – план, который больше походил на азартную ставку.

"Эпикура станет Netflix ресторанной индустрии" – вот лозунг, рассчитанный на жадное воображение мелких инвесторов. Сыграть на их страсти к азарту, на желании верить в чудо.

Идея была сильной, но, как и любой рецепт, требовала умелого повара.

– Ни в коем случае нельзя повторять ошибок репетиции, – предупредили консультанты.

Уитмер же и сам понимал: тогда его выступление собрало жалкие тридцать процентов симпатий. В углу стола он сидел бледный, сжатый, пальцы нервно перебирали ручку. На лбу выступили капли пота, словно в душной парилке.

Напряжение повисло тяжёлым грузом, но кто-то всё же нашёл в себе силы бросить ему спокойный взгляд и мягко улыбнуться – жест, больше похожий на тихое обещание: "Мы справимся".

"Всё будет иначе. Настоящее выступление не похожее на репетицию."

В этом и заключалась проблема: умение зажигать толпу никогда не входило в сильные стороны Уитмера. Именно поэтому и была придумана особая стратегия – тонкий ход, рассчитанный на то, чтобы компенсировать его слабость.

Последние наставления звучали негромко, словно заключительные штрихи перед картиной, но их прервал вежливый стук. В дверях показалась секретарша, в руках – тонкая папка, пахнущая дорогой кожей.

– Пора выходить, – тихо напомнила она.

***

Зал пресс-конференции дышал ожиданием. Яркий свет софитов обжигал глаза, вспышки фотоаппаратов рвали воздух ослепительными молниями. Когда Уитмер появился на сцене, в зале пронёсся гул, похожий на рокот прибоя. Он шагал к микрофону уверенно, словно отмеряя каждое движение, и его лакированные туфли гулко стучали по сцене.

– Ходили слухи о скрытых мотивах в сделке с "Harbor Lobster". Хочу прояснить: это абсолютная выдумка. Решение о продаже было стратегическим, оно позволило привлечь средства для приобретения сети "Double Crab House".

Голос его звучал твёрдо, с металлическими нотами. Первым ударом он отбросил обвинения Shark Capital в коррупции. Продажа "Harbor Lobster" предстала в его устах как тщательно выверенный шаг к новому приобретению.

Далее речь плавно перетекла в объяснение самой сделки.

– В ресторанной индустрии стремительно поднимается новый тренд – формат fast casual, подобный "Chipotle Burrito".

Сравнение оказалось сильным. Он рассказывал о феномене "Chipotle": как цена акций подскочила со скромных 88 долларов до пятисот всего за пять лет. В воздухе витал запах перемен, сладковатый и тревожный, словно озон перед грозой.

На репетиции его голос дрожал, а сейчас он говорил уверенно, почти вдохновенно.

– Это не краткосрочная мода, а тектонический сдвиг на рынке. Потребительские предпочтения меняются в корне. Поэтому "Эпикура" меняет курс: от семейных ресторанов – к fast casual. В рамках этой стратегии мы приобрели "Double Crab House".

Здесь находилась суть всего выступления. "Стратегия кузена Chipotle". Лозунг: новая сеть – носитель того же "ДНК", что и легендарный буррито-гигант, а значит, нас ждёт схожий путь.

Но в самый важный момент голос Уитмера будто налетел на невидимую стену. Он вдохновенно описывал чужие успехи, но осторожно, с заметной робостью говорил о будущем "Эпикуры". Так, будто ставил ногу на тормоз именно там, где требовалось давить на газ.

И всё же по сценарию так и должно было случиться. Этот провал был учтён заранее.

Внезапно в глубине зала поднялась рука. Шёпот прокатился по рядам, словно ветер в поле.

– Вопросы будут после выступления, – вежливо заметил модератор.

Но рука не опустилась. И это была не просто рука. Поднял её Декс Слейтер – сам Акула, главный противник Уитмера в этой битве за доверие акционеров.

Зал загудел, как улей, в который бросили камень. Удивления не возникло – его появление было заранее подстроено. Слух о новой сделке был намеренно "слит" в нужное время, чтобы Акула, почуявший кровь, сам пришёл на приманку.

– Передайте ему микрофон, – спокойно сказал Уитмер.

И зал словно взорвался. Ведь нет зрелища притягательнее, чем пламя костра. А ещё увлекательнее – схватка на глазах у публики.

– Fast casual – занятный тренд. Но не слишком ли самонадеянно утверждать, что предпочтения потребителей изменились навсегда, основываясь лишь на год-два успеха?

Удар был точным. Но последовал неожиданный ответ:

– Вы абсолютно правы.

Ни капли сопротивления. Согласие прозвучало мгновенно, так, как и было задумано. На лице Акулы мелькнула тень замешательства. Он словно споткнулся на ровном месте. Секунда тишины в зале показалась вечностью. И в эту паузу Уитмер шагнул вперёд.

– Да, никто не может гарантировать будущее. Возможно, это мимолётная волна. Но, возможно, перед нами революция, сравнимая по масштабу с появлением смартфона. Именно в это мы верим и именно под эту идею выстраиваем стратегию.

Его слова раскатились по залу, как гром, оставив после себя тишину, густую и звенящую, словно перед аплодисментами. Как и было задумано, появление Акулы оказалось ловким ударом по нервам публики. Подобно тому, как пламя разгорается от внезапного порыва ветра, так и Уитмер под натиском оппонента словно обрёл второе дыхание – голос его зазвучал громче, увереннее, с резонансом, отдававшимся в каждом углу зала.