Разговор закончился ничем.

Когда профессор узнал, что его имя уже используют в рекламных материалах "Теранос", лицо его потемнело. На следующий день пришёл документ – копия отчёта, составленного университетом. Там, среди сухих формулировок, чёрным по белому значилось: "Оценка выполнена исключительно на основе предоставленных компанией данных. Университет не проводил независимой проверки технологии".

А внизу второй страницы красовалась недвусмысленная приписка: "Настоящий отчёт не должен рассматриваться как одобрение продукта или услуги Медицинской школой Университета Джонса Хопкинса". И всё же "Теранос" вырвал из этого текста одно-единственное выражение – "высокий потенциал инновационности" – и выставил его как знак одобрения ведущего университета.

Картина складывалась тревожная: отказ от независимых испытаний, избирательные цитаты, манипуляции словами. Всё это выглядело как откровенная подмена. И хотя в руках оказался весомый кусок мозаики, ощущение оставалось странным – словно тень всё ещё закрывала главную часть рисунка.

Что же в этой истории вызывало такое беспокойство? Слишком уж небрежно всё выглядело. Обман был не из тех, что плетут опытные мошенники: ни тонкой подделки отчётов, ни подкупа исследовательских центров, ни хитроумных искажений цифр. Всё походило на наспех сработанную детскую проделку, заметную при первом внимательном взгляде.

Разве можно было обвести вокруг пальца весь мир столь топорным способом? Сомнение только усиливалось. Каким образом "Теранос" удалось взлететь до оценки в десять миллиардов долларов, имея за спиной такие шаткие доказательства? Где-то скрывался иной, настоящий ключ к разгадке.

Мысль мелькнула внезапно: "Рэймонд ведь не мог этого не понимать…" Человек, с которым довелось встретиться раньше, глупцом не был. Не мог он поверить в сказку, опираясь лишь на сомнительные бумаги. Значит, оставалось одно – разговор лицом к лицу.

Письмо с тщательно подобранными словами отправилось Рэймонду. Ответ не заставил ждать: "Завтра буду в 'Голдмане'. Ужин устроит?"

На следующий вечер ресторан неподалёку от башни "Голдмана" оказался местом встречи. Сквозь мягкий гул голосов, звон бокалов и запах поджаренного мяса за соседними столами Рэймонд, едва сделав заказ, положил смартфон на белоснежную скатерть. Металлический корпус холодно блеснул в свете лампы.

– Разрешите записывать беседу? – прозвучало его спокойное, но твёрдое заявление. – Такой принцип: все официальные встречи фиксируются.

Фраза заставила уголки губ дрогнуть, хотя наружу это не вырвалось. Слишком уж прямолинейно для юриста: кто станет откровенничать, если с первых секунд перед ним включают запись? Очевидно, собеседник полагал, будто перед ним лёгкая добыча.

Ответ прозвучал с такой же сдержанной улыбкой:

– Тогда придётся включить запись и с моей стороны.

На лбу Рэймонда лёгкая складка обозначила недовольство. Но вежливое объяснение развеяло паузу:

– Видите ли, у вас останется точная запись моих слов, а у меня – лишь туманная память. Легко может возникнуть недоразумение. Запись избавит от лишних споров.

Короткое раздумье – и согласие. Два красных огонька на экранах засветились одновременно, словно сигналы к началу шахматной партии.

Разговор начался без лишних прелюдий.

– В данных некоторых компаний обнаружены пробелы. Особенно в материалах "Теранос" не хватает самого главного.

– Как же так? По "Теранос" данных должно быть в избытке, – удивился Рэймонд.

– Бумаг действительно много, но львиная их доля посвящена рыночным перспективам.

Документы громоздились томами: договора с торговыми сетями, соглашения с Пентагоном, планы поставок, прогнозы продаж. Если верить этим страницам, к концу года компания должна была выручить сотни миллионов. Всё выглядело солидно и убедительно.

Но в сердце кипела одна мысль: "Продукта нет." Лишь пустая жестянка, оболочка без содержания. Технологии, о которой шла речь, в природе не существовало. И главное доказательство, техническое ядро – отсутствовало напрочь.

Причина всему должна была быть, иначе такой абсурд просто не объяснить. На лице Рэймонда отражался камень спокойствия, когда одно за другим выкладывались собранные факты. Сначала речь пошла о переговорах с фармацевтическими компаниями – и ни малейшего намёка на удивление.

– Если проекту уже много лет, естественно, он провалился, – произнёс он ровным голосом. – "Теранос" шёл вперёд через бесконечные ошибки и переделки. Особенно в начале провалов было немало.

Но потребовалось не прошлое, а свежие данные – живые доказательства, настоящая клиника, проведённая недавно. И тут Рэймонд неожиданно обронил:

– Несколько месяцев назад и мы просили эти материалы.

Юрист обязан был провести дью-дилидженс. Запросили документы, получили странный ответ: бумаги будто потерялись во время бесконечных переездов офисов. Мол, сейчас важнее сосредоточиться на запуске продукта, а поиск отложить.

– И что потом? – прозвучал вопрос.

– Бумаг так и не прислали. Но пришло заверение иного рода.

– Какого?

– Один профессор дал письменное подтверждение.

Вместо технических отчётов – сухое "поверьте мне". Звучало нелепо, но имя профессора оказалось весомым.

– Каррингтон из Стэнфорда. Он входит в совет директоров и числится техническим советником "Тераноса".

Имя громкое: звезда Стэнфорда, автор десятков работ, человек с безупречной репутацией. Если такой учёный заявляет о надёжности "Ньютона", сомнения уходят в сторону. Ради такого авторитета ожидание документов тянулось месяцами, пока всё не растворилось в тумане.

Вспоминался и другой профессор – токсиколог из Джонса Хопкинса, тот самый, кто когда-то оставил жёсткое условие: без независимой проверки верить нельзя. Но Рэймонд лишь пожал плечами:

– То было в 2010 году. С тех пор технологии шагнули вперёд.

– Но ведь "Теранос" использует документы с явными оговорками, преподнося их как доказательства. Это проблема.

– Может, случайная ошибка. Я ведь говорил: с самой технологией всё в порядке. Каррингтон это гарантирует.

Снова тот же круг: имя вместо факта. Но нужны были не обещания, а доказательства.

– Значит, только сам "Теранос" может их дать.

Вероятнее всего, и дальше всё утонуло бы в бесконечных отсрочках.

Взгляд упёрся в глаза Рэймонда:

– Эти документы необходимы, без них невозможно исполнить долг.

Ответ юриста прозвучал холодно и отстранённо:

– А что мне прикажешь? Я лишь представляю интересы клиента.

В словах чувствовалась осторожность. Сомнения у него были, безусловно. Но существовали и причины, о которых он не мог говорить вслух. Причины, что прятались под слоями обязательств и молчаливых договорённостей.

И если догадка верна, то прямых признаний от Рэймонда ждать бесполезно. Значит, оставался обходной путь.

В воздухе ресторанного зала висел густой аромат жареного розмарина и красного вина. Звон бокалов тонко ударял в виски. Сделав глубокий вдох, собеседник произнёс:

– Понял. Придётся решать самому. Но была ещё одна причина, по которой хотелось встретиться.

На лице Рэймонда впервые появилась искорка любопытства.

– И какая же?

– Нужна консультация по личному делу.

Уголки его губ дрогнули, возникла едва заметная улыбка:

– Хочешь нанять меня как адвоката?

– Именно так.

– Даже если это приведёт к конфликту интересов?

– Даже в таком случае.

Тогда Рэймонд молча потянулся к телефону и выключил запись. Второй огонёк на экране также погас. Наступила тишина, наполненная только тихим гулом зала и шорохом салфеток.

С этого момента разговор закрывался бронёй адвокатской тайны. Никакой суд, никакая полиция не имела права вытянуть слова из-под этой защиты.

Взгляд в упор, голос ровный, почти ледяной: