Молчание растянулось, словно натянутая струна. В прошлом, в иной жизни, Уитмер рано или поздно поддался бы Пирсу. Тогда иного выбора действительно не существовало. Но сейчас всё иначе.

Взгляд Уитмера сместился, тяжелый, изучающий. Он задержался на фигуре, стоящей позади Пирса. Свет из-под потолка скользнул по его лицу, и в этом внимательном взгляде мелькнул интерес – не ожидание чуда, а скорее желание ухватиться хоть за что-то.

– Каково ваше мнение? – спросил он после паузы.

Вопрос прозвучал так, будто хозяин дома открыл щёлку в наглухо закрытой двери. Это ещё не доверие, но уже право войти.

Пирс метнул быстрый взгляд – испытующий, холодный. Потом кивнул. Разрешение получено.

Тяжёлые шаги по ковру отозвались глухим эхом. Встав перед обоими, начал говорить и голос разрезал воздух:

– Следует не уходить в переговоры, а напротив – вступить в открытое столкновение. Обратиться прямо к акционерам и отстоять нынешний совет директоров.

Пауза накрыла зал, как внезапное отключение электричества. Даже кондиционер будто зашумел тише.

– То есть вы предлагаете изначально готовиться к голосованию? – спросили осторожно.

– Именно так.

Лица Уитмера и Пирса одновременно застыли, словно покрылись инеем. Шансы на победу в предстоящем собрании казались ничтожными – и именно потому Пирс предлагал обойти само голосование. А теперь звучало предложение рвануть напролом.

– Выборов не выиграть, – бросил Пирс. – Совет уже проиграл доверие. Он одобрил продажу по смешной цене, принёс трёхсотмиллионный убыток. Акционеры этого не простят.

Сомнения резанули воздух, но голос прозвучал твёрдо:

– Это не так. Прощение возможно. Главное – правильно построить игру.

В такие моменты речь идёт не о цифрах, а о сердцах и настроении толпы. Нужно не оправдываться, а захватить внимание.

– Не только примут этот убыток, – слова звучали уверенно, – но и поддержат новые шаги компании.

Уитмер нахмурился, взгляд его стал тяжёлым, как свинец. Скепсис был ожидаемым – кто поверит новичку, пусть даже блестящему?

– Невозможно. Никогда акционеры не мирятся с потерей капитала. Даже если жертва оправдана будущим.

Ответ пришёл спокойно, с тенью улыбки, лёгкой, почти философской:

– Существует игра, в которой люди продолжают участвовать, даже терпя поражение. Она затягивает сильнее любых доводов. И стоит лишь использовать эту человеческую слабость.

В комнате будто стало теснее. Слова повисли в воздухе, оставив загадку.

– Игра эта – азарт. Ставка. Пари.

Звучало это как раскрытая карта в кульминационный момент партии.

***

"Ставки".

Слово едва прозвучало в комнате – и у Пирса словно пересохло во рту. Горькое ощущение на языке, сухой щелчок глотки; в голове всплыли кадры прежних безумных авантюр Сергея Платонова, как старые киноплёнки, поцарапанные и шевелящиеся в притухшем свету.

В памяти вспыхнули две истории: сперва дерзкий спор на зарплату, который взорвал офис изнутри — голосовые перепалки, шорох съехавших папок, и в результате – уход более чем десяти MD, словно урон от внутренней бури; затем - безумный всё в, ставка в 26,8 миллиона долларов на одну акцию, после которой голдмановские коридоры превратились в азартный зал: звенящие телефоны, бессонные клавиши, запах горького кофе и сигаретного дыма, смех и нервный гул, будто над этим зданием пронёсся ураган.

Теперь, слово "ставки" прозвучало в третий раз – но не внутри банка, а под прицелом хищных фондов и разъярённых акционеров. Вид у Пирса стал напряжённым: на висках выступила вена, пальцы сжались вокруг ручки, ноготь скреб по коже бумаги. Инстинкт кричал – немедленно отозвать Сергея в тень, пресечь безумие. Но тут же здравый расчёт взял верх: эмоциональный приказ обернулся бы только ошибкой. Пирс привык принимать решения, выверенные на твердой логике, а не на приливах адреналина.

"Прямое столкновение, да?" – прошуршали губы Пирса, ровным, почти хрустящим тоном. В комнате повисла вязкая тишина, в воздухе зазвенел кондиционер, как далёкий феникс. Для новичка эта идея выглядела настолько безрассудной, что казалось – стоит только крикнуть "Стоп", и спектакль кончится.

Но у Уитмера в глазах промелькнул интерес: даже если сейчас попытка будет пресечена, если клиент увлечётся – разговор неизбежно превратится в дуэль между ним и Сергеем Платоновым, и Пирсу не останется роли, кроме наблюдателя. Значит, одно оставалось сделать – заложить фундамент критики: «Начните с начала, детально разложите логику», – потребовал Пирс ровно и жёстко.

Задача – холодно и методично разобрать аргументы Сергея, показать их уязвимости, лишить задора сил и убедить Уитмера в опасности риска. В этом зале, среди шелеста бумаг и мягкого скрипа стульев, решалось одно: не допустить очередной игры с огнём – ни за пределами банка, ни внутри него.

Сначала следовало представить продажу Harbor Lobster как естественный шаг: мол, бренд устарел, его время прошло, а на смену пришёл новый ветер индустрии – формат fast casual, быстрый и современный, словно горячий хлеб из печи. Таков был замысел Сергея Платонова: продать старую лошадь, пока та не свалилась от усталости на глазах у публики.

Пирс нахмурился сразу, морщина легла меж бровей, будто лезвие ножа. Внутри проскользнула мысль: этот парень явно толкает Уитмера в безумное сражение, в схватку, которую невозможно выиграть.

Возражения Пирс начал мягко, аккуратным тоном, словно касался хрупкого стекла:

– Такую отговорку акционеры не примут. Пока рано утверждать, что тренд окончательно изменился.

На это Платонов, спокойно покачивая плечами, ответил:

– Отчётность у fast casual уже есть.

– Данных недостаточно, – жёстко отрезал Пирс и, повернувшись к Уитмеру, стал методично разворачивать логику.

Голос его звучал гулко, с металлическим оттенком: смена моды не может быть основанием для продажи. Большинство инвесторов уверены: Harbor Lobster способен устоять. Он напомнил времена, когда смартфоны вытесняли кнопочные телефоны. Тогда держатели акций производителей "старого" формата тоже свято верили в их сосуществование, питались ностальгией, упивались воспоминаниями о былых победах и цеплялись за надежду, что сияние прошлого ещё вернётся.

То же самое и теперь: вера важнее цифр.

Пирс вновь обратил взгляд на Платонова. В глазах мелькнула холодная искра:

– Наши акционеры понимают, что Harbor Lobster – это чемпион прошлого. Но они и не ждут новых побед, им хватит того, чтобы бренд оставался в середняках. Совет же директоров поспешно уверил, что его ждёт последнее место, и продал, даже не дождавшись исхода.

– Верно, – неожиданно легко согласился Платонов, и уголки его губ дрогнули. – Будущее неизвестно, вот откуда и возникает азарт. В любой игре один ставит на победу, другой – на поражение.

Слова звучали слишком уверенно, почти вызывающе.

– Признайтесь честно акционерам: судьба Harbor Lobster могла повернуться как угодно – выжить или рухнуть. Шансы были пятьдесят на пятьдесят. Мы сделали ставку на крах и действовали первыми.

Он пошёл ещё дальше – предложил открыто заявить о сделанной ставке. Зал на миг застыл. Такой откровенности никто не ожидал. Зачем? Что можно выиграть, признавшись в игре с судьбой?

Пирс отреагировал мгновенно, голос его резанул воздух:

– Руководить компанией нужно, опираясь на объективные основания. Если объявить, что потеряли сотни миллионов на пари с неизвестным исходом, доверие акционеров не просто пошатнётся – оно рассыплется в прах.

– Согласен, – снова легко кивнул Платонов, но глаза его сверкнули хитрым светом. – Поэтому к этому нужно добавить ещё один шаг. Средства от продажи Harbor Lobster стоит вложить в покупку новой сети fast casual.

Тишина нависла над залом, густая и вязкая, как смола. Идея казалась безумной: компания уже по уши в долгах, только что избавилась от ключевого бренда за бесценок, а теперь предлагается спустить последние деньги в новый омут? И это – способ выиграть выборы?