Так и возник фронт: с одной стороны – фонд, требующий убрать бесплатный хлеб, с другой – руководство компании, обещавшее защищать его как национальное достояние. Газеты тут же дали звучное название: "Хлебная война Уолл-стрит".

Но за этим хлебным дымом скрывалось иное. Сражение шло не за батоны и не за хрустящие корки. В действительности это была битва за власть. "Shark Capital" стремился вышибить менеджмент, а тот вцепился в кресла до белых костяшек пальцев. На кону были не булки, а контроль над империей ресторанов.

Финал этой схватки потряс всех. Фонд вышел победителем, сметя не только генерального директора, но и весь совет директоров – всех двенадцать человек. Это походило на взятие дворца: головы катились, не оставили даже придворных советников. На их места "акулы" посадили собственных людей, подчинив себе компанию целиком.

И самое поразительное – доля фонда составляла лишь десять процентов. Всего одна десятая акций – и этого оказалось достаточно, чтобы завладеть корпорацией из списка Fortune 500. Событие вошло в учебники и закрепило за "Shark Capital" репутацию безжалостного хищника.

Но что, если в эту бурю вломится новый игрок? Не просто сторонний наблюдатель, а человек, сумевший переломить ход битвы? Речь ведь шла не о скучной бухгалтерии, а о хлебе, который любят все. О том самом пакете, наполненном горячими, ещё пахнущими печью кусками, что всегда рвётся по швам на столе в "Toscana Garden". Народ продолжал следить за этой историей, пересылал друг другу шутки и мемы, смеялся над новостными заголовками.

В подобной борьбе победитель автоматически становился героем. Защита хлеба превращалась в защиту простых людей, их маленьких радостей. И противником в этой драме стоял не кто иной, как "Shark Capital" – фонд первого эшелона, в одном ряду с самыми именитыми акулами мировых финансов. Победить их – всё равно что обыграть чемпиона на глазах у всей страны.

Если в этой истории триумф достанется новичку с Уолл-стрит, вчерашнему аналитику, которому и двадцати пяти нет, – страна получит нового кумира. Юноша, смело бросивший вызов акулам, станет сенсацией, легендой, именем, которое будут шептать в кулуарах биржевых залов. И тогда, когда кто-то вроде Рэймонда шёпотом напомнит директорам "Theranos", что этот молодой человек всегда восхищался их собраниями, вряд ли они решатся встретить его взгляд с прежней осторожностью.

***

Ровно пять часов вечера. В коридорах офиса, пахнущих свежесваренным кофе и холодным металлом кондиционеров, настала пора совещания по кадровым вопросам. В переговорной комнате, где тихо гудели лампы и шелестела вентиляция, уже сидел Добби. Через несколько минут дверь отворилась, и внутрь вошёл Джефф, ведя за собой светловолосого мужчину.

– Это Крис, – произнёс он, представляя нового члена команды.

Фигура оказалась до боли знакомой. Шумный тип из отдела слияний и поглощений, тот самый, кого обычно старались обходить стороной. Всегда с готовым советом, даже когда его не просили. Всегда с жаждой доказать, что его мнение единственное верное.

– У Криса большой опыт, вам будет чему у него поучиться, – торжественно сказал Джефф.

Крис подошёл ближе, дружески хлопнул по плечу и с широкой улыбкой произнёс:

– Биофарма – твой конёк, но в этой области ты новичок. Если что-то непонятно, смело обращайся. Научу, расскажу, помогу.

Слова его были сладки, но прятали иной мотив: в будущем можно будет с гордостью заявлять направо и налево – "Того гения из Goldman я сам наставлял".

Ответ последовал вежливый, но холодный, с акцентом на каждое слово:

– Если возникнет необходимость – обращусь.

На лице Криса мелькнула тень раздражения. Намёк был ясен: ни наставника, ни покровителя здесь не требовалось.

Джефф прищурился и перешёл в наступление:

– Проект касается чувствительного конфликта в управлении. Шон, у тебя нет опыта в подобных делах, поэтому никаких самостоятельных решений. Всё согласовываешь со мной, а в моё отсутствие – с Крисом.

Хитро расставленная иерархия. Под благовидным предлогом "опеки" навязывался старший, которому надлежало стоять над всеми. Но уступать в этой расстановке сил никто не собирался.

– Свою позицию? – прозвучал вопрос.

Ответ вышел твёрдым и отчётливо холодным:

– Если чего-то не знаю – спрошу. Но тратить время на вопросы по тому, что и так очевидно, – пустая трата сил и ресурсов.

Это был отказ, завуалированный под рассудочность, но предельно ясный: никакого подчинения чужому "старшинству".

И тут – резкий звук.

Бах!

Дверь конференц-зала с грохотом распахнулась, и в комнату уверенным шагом вошёл Пирс. Ни секунды не потеряв, он бросил:

– Все в сборе.

Его голос, сухой и властный, рассек воздух, заставив всех напрячься.

– Материалы просмотрели? – спросил он, окинув стол быстрым взглядом.

Глаза его задержались на Сергее Платонове.

– Да, – прозвучало уверенное подтверждение.

– Тогда изложи всё одним предложением.

Суть. Квинтэссенция. Острие всей аналитики. Взгляд Пирса горел внимательностью – он проверял не просто знания, а способность вытащить из кипы ресторанных отчётов одну-единственную жилу истины.

Хотя тема ресторанного бизнеса и не относилась к привычной сфере, знания и опыт, накопленные за десять лет на Уолл-стрит, позволяли смотреть на ситуацию не глазами дилетанта, а глазами человека, умеющего нащупывать суть.

В зале стояла тишина, только кондиционер гудел в углу, а страницы папок шелестели под пальцами. Голос прозвучал уверенно, словно разрезая густой воздух:

– Нас тянут вниз две гири.

Пирс приподнял уголки губ – этого было достаточно, чтобы понять: проверку пройдено.

– Подробности, – коротко велел он.

Речь полилась ровно и размеренно. Семейные рестораны, когда-то олицетворение уюта и стабильности, давно скатывались по нисходящей кривой. "Эпикура" уловила этот тренд и последние годы пыталась перестроить модель, скупая заведения нового формата. Стейк-хаусы, рестораны морепродуктов, пабы с крафтовым пивом – все эти направления бурно росли, опережая рынок почти вдвое. Управленцы действовали прозорливо.

Проблема крылась в другом. Два флагмана – "Тосканский сад" и "Гавань лобстеров". Минус восемнадцать и минус двадцать девять процентов роста, и при этом именно на них приходилось более семидесяти процентов выручки. В прошлом они тащили компанию вверх, теперь – тянули на дно, как камни, привязанные к ногам пловца.

Пирс кивнул, глаза его блеснули холодным пониманием.

– Вот из-за этих гирь вокруг "Эпикуры" закружились акулы.

Слово "акулы" прозвучало гулко, будто запахло морской солью и кровью в воде. Так на Уолл-стрит называли фонды-рейдеры, почуявшие слабость. Стоило компании дать течь, как круг сомкнётся.

Акулам нужно будет противопоставить силу. Настоящая цель – выследить и свалить белую акулу, самую хищную из всех. Только тогда можно будет считать победу настоящей.

Пирс продолжил, голос его звучал как сухой скрип пера по бумаге:

– Первым появился "Спир Кэпитал". Сначала купили полтора процента акций, потом встретились с директором и выдвинули три требования: отделить зрелые бренды от растущих, перевести недвижимость в формат фондов REIT и сократить расходы на сто миллионов.

Такие фонды называют активистами: вроде бы акционеры, но по сути – чужая рука в управлении. "Спир" действовал мягко, его успокоили обещанием "рассмотреть" и отпустили. Только теперь доля выросла до почти трёх процентов.

Современные акулы не рвут жертву прямым захватом, как в девяностые. Им не нужны контрольные пакеты – достаточно щепотки акций, чтобы на собрании акционеров зажечь толпу и протолкнуть своих людей в совет директоров. А дальше всё пойдёт само собой: продать неприбыльное, купить перспективное, выкупить акции и надуть котировки. Дёшево и сердито.