- Вот так. Всегда? – ошарашено спрашиваю я.

- Вот так, всегда. – повторяет подруга. - Я же спрашивала тебя, знаешь ли ты, кто такие Алик и Медведь. Они торговцы оружием, Лиза. – я бледнею и, кажется, немею. Я думала, мой муж погряз в криминале, а здесь. – Помнишь, я рассказывала, что родила, Егора раньше срока. – киваю. – В тот день я узнала, что взорвали газельку, на которой Лёшик и Дёма перевозили, очередной груз. Среди них завелась крыса. А после взрыва эти двое не придумали ничего лучше, чем затеряться на пару дней. Выловить предателя. Их тела покрыты татушками, но большая часть из них скрывает шрамы от огнестрела или от взрыва, как на спине Демьяна.

Она замолкает, отпивая очередной глоток, а я думаю о большом медведе на широкой спине. Под ним целая история.

- Вот такая моя жизнь, Лиза, без прикрас. Жизнь, о которой я тебе не рассказывала. Я умею стрелять, с лёгкостью надеваю броник, и знаю на практике все протоколы безопасности, и мой двенадцатилетний сын тоже.

- Но это не умоляет моей вины.

-Я бы не оставила тебя, ты же знаешь. Как не оставила ты меня, в той тёмной душевой. Ты спасла меня, в тот вечер, Лиз. Если бы они не прикончили, я бы наложила на себя руки.

Я порывисто поднимаюсь и обнимаю Янку. Она мой самый любимый, самый надёжный друг. Поэтому говорю ей то, о чём давно думаю.

- Я хочу уехать, как можно быстрей. Желательно в течение ближайших пары дней. Куда-то недалеко, Грузия, Беларусь, Армения. У меня хватит ресурсов начать всё с начала. Не хочу больше обременять твоего брата.

- Если ты считаешь это правильным. Не хочешь, чтобы Дёма тебе помог?

- Он уже и так помогает сверх меры. – вздыхаю, и тру лоб. - Если я останусь, мне придётся поселиться в доме твоего брата, навсегда. Да, Борский, возможно, не тронет меня, только я не смогу остаться без присмотра Демьяна ни на секунду.

- О, я думаю, он будет весьма доволен таким раскладом. – посмеивается Янка.

- О чём это ты? – я ведь не претворяюсь, когда спрашиваю это. Он не может… или… я запуталась.

- О вас двоих. – Янка подливает себе ещё вина, и дожевывает кусок сыра. – Да брось, ты, и правда не видишь, как он на тебя пялится. Он так смотрит, как удав на мышь, так бы и заглотил, целиком. Как будто не ел тысячу лет, а ты его любимый деликатес. Только в отличие от тебя, он смотрит не скрываясь, прямо. А ты как заяц, что поглядывает в огород за капустой. Трусливо так. И хочется, и колется.

- Подожди, вот ты сейчас хочешь сказать, что…

- Я хочу сказать, что мой брат хочет мою лучшую подругу. И весьма доволен, тем фактом, что эта самая подруга, поселилась у него.

- Нет. Нет. – говорю «нет», и краснею. Мы целовались, вот буквально пару часов назад, стояли и целовались. И я хотела, боялась и хотела, а он? – Он помогает мне, потому что ты попросила. – Яна закатывает глаза.

- Вот дуру из себя строить тебе совсем не идет. – иронизирует подруга. - Тут только два вопроса. Первый, как скоро притяжение между вами станет настолько сильным, и вы перестанете сопротивляться? И второй, хватит ли у вас обоих решимости что-то построить между вами?

- Ты задаёшь неправильные вопросы.

- Все мы немного пчёлы, которые делают неправильный мёд. А вопросы я задаю неудобные. Потому что тебе страшно, а мои вопросы заставляют тебя задуматься.

Жую уже свою губу, а не кусок шоколада. Нет. Янка не права. Как вообще с такими вводными можно построить отношения? В день знакомства, он мне чуть руку не сломал. А его люди, едва меня не изнасиловали. Что я буду потом детям рассказывать, как мама с папой познакомились. Она бежала от бандитов, а он её спас. И спас ведь, и от своих людей, и от людей Виктора, и от самого Виктора, и сейчас спасает. Только. Мне всю жизнь придётся жить так. Под охраной, прячась. Я, мои гипотетические дети, у нас не будет свободы, только клетка. Яростно трясу головой, отгоняю придуманный бред.

- Нам, женщинам, свойственно фантазировать. – Яна пристально смотрит на меня. Лукаво улыбаясь. – Когда я впервые увидела Лёшика, сразу решила, что он будет моим мужем. А он ещё долго сопротивлялся. Пока мне не стукнуло двадцать. Почти три года, я могла только фантазировать о нём. – краснею от точного Янкиного попадания.

- Всё слишком сложно, Яночка.

- А ты попробуй не усложнять. – подруга подымается и споласкивает свою чашку. Намереваюсь уйти.

- Что ты предлагаешь?

- Плыть по течению. Позволить руководить мужчине. – она пожимает плечами. – Когда-то ты ведь позволяла Матвею руководить. Прости, Лиз, но он умер полтора года назад. А ты жива, и молода, и красива. Если он был твоей первой любовью, это не значит, что должен остаться единственной. – Она помолчала, и, вздохнув, продолжила. – Я сейчас даже не имею, в виду Демьяна… просто рядом с ним ты загораешься. Как маленький светлячок, замираешь в непроглядной темноте, и сверкаешь. И я уверена, он не первый мужчина, за эти полтора года, который проявляет к тебе свой интерес.

- Он не проявляет. – перебиваю её стройную речь.

- Хм-м, кхм. – Янка давится смешком, но продолжает, широко улыбаясь. – Ты ему очень интересна, только проявляет он это по-своему. Всё, я спать. – подруга утомлённо шагает к выходу.

- Ты оставляешь меня в замешательстве.

- Я оставляю тебя с широко открытыми глазами и выбором… остаться или бежать и прятаться.

Темнота поглощает маленький силуэт девушки. С минуту, я ещё всматриваюсь в эту тьму. Потом встаю и проделаю те же манипуляции с кружкой, что делала Янка.

Широко открытые глаза. Мои глаза достаточно широко открыты, чтобы видеть, как ты ошибаешься, Яночка. Если я останусь, мне придётся прятаться, а если убегу, стану свободна. В одном лишь права, ни один мужчина после Матвея мне не был так интересен, как твой брат.

Я почти проваливаюсь в дрёму, как слышу доносящийся с улицы шум и лай собак. Вскакиваю, подлетая к окну. Он вернулся. Бросает мотоцикл на дорожке, что-то спрашивает у охраны, гладит подскочившего к нему пса. Я пытаюсь разглядеть его, нет ли ран или крови. Только это бесполезно, ночную мглу едва трогает рассвет, а свет от прожектора даёт больше тени. Он поднимает голову, смотрит на мои окна. Больше не стараюсь спрятаться, Демьян меня прекрасно видит.

Мужчина заходит в дом, а я отхожу на середину комнаты. Впиваюсь глазами в дверь. Он придёт, он должен зайти. Вот уже в ночной тишине дома, слышен размашистый шаг. Нервно жду стука в дверь. Сглатываю, прочищая горло, чтобы с первого раза ответить, не запнуться, не показать свою трусливость. Шаги удаляются, даже не приблизившись к моей комнате. Вдалеке хлопает дверь. Я припадаю ухом к своей. Тишина. Он не зашёл. Разочарованно вздыхаю.

Может быть, я сумасшедшая, может быть, это отголоски выпитого вина, может, слова Янки. Только я хватаю тонкий халатик, накидаю его на пижаму, и решительно иду к его спальне. Чуть мешкаю у двери, занеся руку для стука. Протяжно дышу, успокаиваю разволновавшееся сердце. Едва дотрагиваюсь до двери, как она открывается.

- Лиза? – удивленный Демьян, и мои зубы в который раз впиваются в припухшую губу. – Почему не спишь?

Как же тут спать, если я вся на нервах. Вновь прохожусь по нему глазами. Лицо целое, нет ни ссадин, ни ушибов, бронежилет валяется почти у порога, возле него футболка, оглядываю широкий мужской торс, ни царапинки. Он всё так же здоров и красив, как несколько часов назад, когда уходил. Уходил и сказал: «дождись меня». Я ждала, а он не зашёл. Волновалась. А ему как будто всё равно. Где тут Янкина правота, ему неинтересно, я бедовая ему неинтересна. И не нужна. Сильней прикусываю губу, по-детски раздувая ноздри.

Это ничего, это всё равно, главное, что вернулся, живой, пусть даже не ко мне. Я же хотела уехать, вот уеду. Пусть только поможет в последний раз. И остаётся, живёт свою жизнь, а мои фантазии, это бред. Я заберу их с собой, как и наш недопоцелуй. Тонкие губы Демьяна шевелятся, проходит не менее полминуты, прежде чем я понимаю, он что-то мне говорит.