Его я нашел ближе к основному стану.

– Варн! Дружище! – не верилось, что этот неутомимый и неубиваемый парень просто лежал, беспомощно уткнувшись в землю.

– Оставь его, – устало сказал Остога. – Он не жилец. Как тан говорю.

Мне было плевать на танов и в целом на всю эту шихову междоусобицу. И если смысл драк и сражений едва улавливал, то ценность жизни точно знал. Это установка моего мира. И не вам ее переделывать, уважаемый капитан.

У меня появилась цель в этом мире. А когда у меня появляется цель, то препятствий не существует!

Вот уже стою на коленях над Варном и ищу раны. Синяк на скуле и распоротая от бедра до низа нога, откуда хлещет кровь. Перетянуть ногу ремнем. Еще минуть пятнадцать мечусь по полю, требуя травницу. Нахожу старую женщину со вселенским пофигизмом и незамутнённым переживаниями разумом.

– Идемте. Там раненый. Да скорее же! – но удается добиться от нее только мешочек высушенной в труху кровоостанавливающей травы. И тут понимаю, что скорой помощи не будет. Не приедет она сюда, в баальбекские леса. Все! Вызовы в этот мир не принимаются. И здесь я самое медицински подкованное лицо.

Дальше жизнь потекла в мареве безумия. Вот я отрываю рукава от своей рубахи и накладываю на рану, бессвязно шипя: «Потерпи, братан. Мы им всем! … Мы их всех…!»

Вот кипячу воду и завариваю гадость, данную старой травницей, чтобы пропитать повязку. Спускаются сумерки, а я шарюсь по ближайшей проселочной дороге выщипывая крохотные листики растения, напоминающего подорожник, молясь, чтобы это был его местный аналог. Утром меня осеняет, что в куртке осталось пол пачки аспирина. И жизнь начинает играть новыми красками. На следующий день Варн ненадолго приходит в себя.

– Витер! – отводит меня в сторону Остога. – Послушай. Был приказ Ноа и завтра выдвигаемся домой. Я потяну время, как смогу, чтобы уйти последними. Но, ты понимаешь, что ты останешься здесь один с ним? На приграничной территории.

– Понимаю. Но Варн прикрыл меня. Моя очередь сделать все для него. Как сделал бы для тебя, Остога. А иначе… Зачем это все? – кажется, от недосыпа, сказал это вслух, судя по потемневшему лицу командира.

– Ших с тобой, – обозлился тан и резко развернувшись пошел к костру.

Побрел и я выполнять священные функции сиделки. Сменить повязки. Для этого отстирать, прокипятить и вымочить их в отваре. Сварить что-нибудь лечебное. Отвести в кустики Варна. Это занимало много времени, сил и все мое внимание. Как сиделка я был более успешен, чем воин. Использовал все методы. Даже помню момент, когда шептал наши, земные молитвы, глядя в незнакомое звездное небо, сидя перед костром. Дошел и до того, что нашептывал нечто шаманское на повязки типа «заживай скорее, прошу тебя». И наше русское «у собачки боли, а у Варна заживи». И потому как бормотал это на исконном русском, то стали поглядывать на меня пугливо и уважительно. Градус уважительности и пугливости возрос, когда Варн резко пошел на поправку на четвертые сутки. Здоровый организм, после нескольких часов накануне на грани, решил справиться с этим испытанием. И Остога не подвел с задержкой.

Уходили последними. Я помог сесть в седло исхудавшему Варну. Шатающийся воин сев, вцепился в свою меер, но усидел. И началась долгая изматывающая дорога домой. Это было еще хуже, чем в тот раз, когда только попал сюда. Никто не шутил и не смеялся.

Мы тащились еще медленнее, чем повозки. Старая лекарка, приписанная к обозам все время смотрела на меня неодобрительно, поджав губы. Подозреваю, что большинство воинов скопытилось именно из-за ее привычки не мыть руки. Уговорить упертую каргу разместить товарища в телегу удалось только через несколько часов.

Варну становилось все хуже от тряски. Не знаю, чем бы все закончилось, будь мы хоть на день дальше от родной крепости. На этот раз мы прошли по краю. Но Варн выжил. Черты лица заострились. Долгий месяц ушел на восстановление. Но сам факт выживания в этом мире был сродни чуду.

Отношение отряда ко мне неуловимо изменилось. Когда именно это произошло, не заметил. Может когда бессонными ночами поил отварами мечущегося в бреду Варна. Может раньше, после нашей первой битвы.

Прежде были шутки, подколки и изрядная доля пренебрежения. Все это превратилось в теплоту и расположение, разбавленными щепоткой опаски. Теперь я был своим. Хотя видел, как «своего» Варна чуть не оставили там, на поле битвы.

Что-то не давало укорениться в этом мире. Психика четко отказывалась планировать будущее в таких условиях. Хотя, служить ноа это тоже, что ходить на нелюбимую работу. Тяжело, муторно, но надо. Так уговаривал себя. «Или не одно и тоже?» – тут же отвечал, глядя со стены, как наказывали плетьми не угодившую дворню. Даже особое время для экзекуции отвели. Поближе к ночи. Чтобы до утра, значит, оклемались. Больничного не полагалось. Средневековье, етить!

Я отвернулся от зрелища. Челядь ходила полосатая, как еноты от регулярного лупцевания кнутами. Доставалось мелким. Уронил тарелку, пролил, неудачно предстал пред очи незабвенного Тоа, чтоб его клопы утащили!

Опыт первого мира с целебными травами медленно и со скрипом приспосабливался под текущую реальность. Не так уж далеко отстояли посещенные вселенные друг от друга, чтобы не узнать ромашку аптечную или крапиву. Не хватало березы. Не только в плане душевности, но и в сфере фармацевтики. Путем проб и ошибок подбирал нужные травы. Смешно с моими знаниями лечить людей, но замковая знахарка Кара (вот уж где имя отражает смысл. Как узнал, неделю хохотал) не знала ничего, кроме кровоостанавливающих. Принять роды и перевязать раненых. Остальное от лукавого.

Поэтому мелких слуг и своих товарищей незаметно для себя начал подлечивать сам. Младшие приходили еще и за сочувствием. Вот и сегодня будет прием, судя по воплям.

– Кхм. Кха. Все ли в порядке по периметру Хаш? – раздалось за спиной.

Меня прошило холодной волной с головы до ног. Словно сердобольные хулиганы снега за шиворот пихнули. Половина нейронов отмерла сразу же. Это было мое личное наказание небес. За прошлые воплощения, видимо.

Я медленно повернулся, стараясь оттянуть момент общения. Передо мной стоял не враг. Стояла милая девушка лет семнадцати в роскошном по местным меркам платье. Отчетливые следы грязи на подоле подсказывали, что ей стоило труда одолеть крепостную стену и таки найти свою жертву. То есть меня. Харассмент. Так называл эту особу, не таясь. Ей объяснял, что в переводе с моего родного это значит «прекрасная».

– Тея Харассмент. Все в порядке, – смог выжать фразу из уголков полуобморочного мозга.

Почему воину следовало бояться и ужасаться сего милого видения? Милого, прилипчивого, с дурным характером и наследственностью, смазливой мордашкой, упертого видения. Которое до чертиков пугало своей упоротостью. То есть настойчивостью в достижении цели.

Дочь Ноа Тоа дея Фланц. Собственной персоной. У девы гормоны. Прелестнице пришла пора влюбляться. Где ж здесь влюбиться, если одни слуги и воины. И тут хоба! Бедняга Ридер. Неосторожно проявивший куртуазность и помогший деве поднять платок, унесенный ветром во время прогулки. Лучше б тебе, Савинов, съесть тот платок тогда!

Воображение юного и не испорченного образованием сознания теи придумало историю о моем происхождении. Спорю, что там я как минимум принц скрывающийся от правосудия.

– Погода прелестна, – не отставала принцесса местного разлива.

– Чавось? – каркнул в ответ. Симпатичное личико покривилось. Но гормоны не стена. Так просто не преодолеть.

– Конная прогулка намечается. Вам следует сопровождать меня, – выжала профурсетка.

– Спрошу вашего отца, тея, – прибег к тяжелой артиллерии. Некому было заступиться за Редичку. Стоял я один на ветру, обороняя город Хаш и свою честь девичью от посягательств. Тьфу ты!

Дивчину покоробило от возможности общения с отцом. Самое интересное, что девушка вполне в моем вкусе. Темноволосая. Стройная. Тонкая талия. Рост чуть ниже моего. Тонкие черты лица, плавная линия подбородка. Вызов в карих глазах. Мать должно была замечательной красавицей. Мне в ней не нравился ее отец. Не думаю, что в мечтах и планах по завоеванию Вселенной у ноа есть пункт о зяте-рядовом солдате.