Но ночью всё было иначе. Когда в коридорах лаборатории стихал каждый шаг, когда даже сова, живущая под крышей восточного крыла, замирала в тени, парень тихо отпирал заваленную полками нишу у задней стены и уходил в заранее подготовленное место за архивом библиотеки. Куда никто из служек не совал носа. Это было его место. Здесь он фактически создал свой собственный тайный алтарь.
Когда-то сюда, в эту пыльную капеллу из черного камня, он сам пришёл, чтобы отрабатывать то, что ему показывали ещё в долине пагоды. Здесь он вспоминал то, чему его учил псевдо-наставник, оказавшийся впоследствии Архидемоном. А тот учила парня именно тому, как мир можно “вырезать”, “расколоть”, “открыть”, если в тебе есть нужное… Или ты сам можешь стать им. Теперь того умника рядом не было. Но то, что он оставил Андрею – не исчезло.
Во время ритуала с помощью печатей, им был вырезан своеобразный малый алтарь из единого блока камня, источавшего влажный холод. По нему тянулись едва заметные руны, выдолбленные специальным резцом на древнем, уже почти несуществующем языке. Эти руны не светились, пока на них не ложилась кровь. Рядом с ним располагался круг, выложенный по углам осколками кости, похожими на обугленные зубы. Псевдо-наставник называл это "каналом усвоения истинной силы". И в эти ночи Андрей, очистив дыхание от дневных формул, садился внутрь круга, и начинал настоящий цикл. Вокруг него вспыхивали слабые огни, не от пламени, а от самого пространства, будто реальность здесь просвечивалась тоньше.
Он дышал по-другому – не через легкие, а всем телом, всем ядром. Это дыхание было разрушением и поглощением. Он впитывал остаточную духовную грязь, оставленную Архидемоном, вытягивал энергию из камня, из воздуха, из самого пространства между мирами. Он повторял формулы, вложенные в его память с того самого времени, которые звучали не как человеческий язык, а как внутренний зов, неразличимый для обычного разума.
"Дыши как умерший. Верь, как ослепший. Не приноси жертву – будь ею. Тогда ты получишь не силу, а знание, не власть, а ключ."
Эти практики не создавали внешнего эффекта. Но внутри его ядро сияло в глубине чернотой, в которой иногда мелькали огненные прожилки, будто в нём дышал вулкан. Меридианы его тела всё больше укреплялись. Плетения, которые он прятал днём, здесь распускались до предела, и он позволял себе раз в ночь наполнить своей силой артефакт, насыщенный болью или отражением страха. Один из них – тонкий шип, похожий на чёрную иглу, постоянно находился постоянно при его теле, вложенный в рукав. На всякий случай.
Другой – зеркало, свёрнутое в спираль и спрятанное в специальном кармане на его спине, хранило отражения всех, кто смотрел на него с презрением. Каждый такой артефакт усиливал ту часть силы, которую он скрывал. А снаружи, днём, он оставался немым учеником, молчащим, внимательным и немного медлительным, как и положено “дефективному, но усердному” разумному. Это раздвоение жизни постепенно сводило его с ума.
Иногда он уже не знал, что из всего этого настоящее. Парень, что ловит науку и питает ядро под добрыми взглядами старика? Или тот, кто ночью шепчет слова, которых не должно быть в этом мире? Иногда он чувствовал, как кость в груди начинает пульсировать, когда он входит в круг. Иногда ему казалось, что она – довольна. Или… голодна…
Но он не мог остановиться. Он знал одно. Чтобы выжить, чтобы победить, чтобы не стать жертвой – он должен быть сильнее. Сильнее, чем позволяет путь этого самого старейшины. Сильнее, чем они себе вообще могут представить. И когда придёт день – Андрей покажет, кто он есть на самом деле. Но только тогда, когда ответный удар будет в принципе невозможен.
………..
Эта ночь была безлунной. Небо над верхними крышами зданий обители секты будто выгорело – без цвета, без звёзд, чёрное и глухое, как замурованный колодец. В такие ночи легче всего почувствовать, что мир затаился. Что всё смотрит прямо тебе в душу. Но не двигается.
А внутри Андрея что-то уже не спало. Его ядро, спрятанное в глубинной точке духовной системы, в центре плетений, в узле магических сосудов, сейчас тихо вибрировало. Не просто как живое – как зверь, зажатый в клетке. И это давление постепенно росло.
Сейчас Андрей ощущал, как энергия “тяжелеет” в нём, словно сгущённый свет, как она давит изнутри на сосуды, распирает меридианы, подступает к точке, откуда не будет возвращения. Это был тот самый край, за которым могло быть как падение в бездну… Так и возвышение. Та самая тонкая грань, за которой – должен был начаться прорыв. И, как он знал из десятков прочитанных втайне трактатов, этот момент выдает каждого, кто пытался скрывать силу. Когда наступает прорыв ядра на новый уровень своего развития, сдержать его почти невозможно. Само тело культиватора начинает пульсировать, как магический маяк. Воздух в радиусе десятков шагов наполняется духовным гулом, плотным, как барабанная дробь. А затем происходит взрыв энергии, и столб света, взметнувшийся вверх, пробивающий потолки, облака, сносит любые барьеры. Даже обычные слуги, живущие рядом, увидят это проявление силы – и… Испугаются… И уж тем более – это заметят старейшины.
А ему нельзя было быть замеченным. Пока – нет. Он сел у алтаря в своём тайном убежище. Рядом лежали раскрытые свитки, на которые он опирался раскрытыми ладонями, а перед ним полукруг из заранее собранных им костей монстров Нижнего мира и печатей.
Но сегодня на алтарь он возложил другой предмет. Обернув его тремя слоями уплотнённой ткани, он аккуратно положил то самое Копьё Святого в центр защитного круга. Даже сейчас, несмотря на барьеры, даже сейчас – оно дышало агрессией. Металл словно сжимался и разжимался, будто оно – не оружие, а зверь, ждущий возможности напасть. На любой иной духовный объект оно, возможно, не отреагировало бы так. Но внутри Андрея была та самая древняя кость – и копьё чувствовало это. Оно несло в себе отпечаток Закона Света, мира, противоположного тому, к которому кость принадлежала.
И теперь, взяв в руки и то, и другое, Андрей понял. Он может их столкнуть. И поглотить их войну. Он вырезал блокирующий круг из трёх печатей. Печать Усмирения, взятая из запрещённого трактата, найденного на нижней полке лаборатории. Она подавляла любое духовное излучение, если была наложена на предмет, что уже "связан конфликтом". Печать Рассеивания Потока, старинная формула, которую он нашёл в заметках самого старого старейшины. Она перераспределяла вспышки по подготовленным каналам, отвлекая от источника. Печать Зеркального Поглощения, собственная доработка Андрея, в которую он вплёл сломанное ядро одного из артефактов страха и боли. Она не только глушила вспышки, но и перерабатывала избыточную энергию обратно в ядро.
В центре круга он закрепил копьё, буквально вбив его в чёрный камень алтаря. И тут же буквально на физическом уровне парень почувствовал, как от артефакта прошла вибрация… Наполненная эмоцией чистой и ничем не замутнённой ненависти. Копьё застонало низким звуком, будто шептало:
“Ты – скверна. Тебя не должно быть в этом мире.”
Андрей только выдохнул и прикоснулся к груди, словно к той самой кости, спрятанной там, под слоем его собственной плоти. Ответ не заставил себя ждать. Мгновенно через него прошла волна тьмы, тонкая, как шепот, но плотная, как крыло смерти. И копьё взвыло беззвучно, завибрировав в камне. Вот оно. Идеальное напряжение. Он воспользуется этой борьбой. Тем более, что у него оставалось мало времени. Он чувствовал, как его ядро, от переполнявшей его силы, уже трещит по швам. Как всё внутри хочет прорваться. Он уже, буквально на уровне интуиции, знал о том, что на следующей медитации или глубоком дыхании, особенно если он снова использует внутренний алтарь, всё рванёт. И тогда либо его увидят – и придут. Либо сработает круг. Он поставил шесть артефактов-поглотителей по внешней дуге. Два из них были его собственные, два – снятые с трупов демонов в той самой старой резне, ещё когда он был в Нижнем мире, и два – образцы алхимического мастерства, что тайком выкрал у старика Тансу, пока тот спал.
