Сумрак раннего утра только начинал размывать очертания горной вершины, укрытой пеленой прохладного тумана. Небо над залитым инеем внутренним двором всё ещё хранило темно-синий оттенок, а в неподвижном воздухе звенела тишина, напряжённая и острая, как лезвие клинка.

Андрей стоял босиком на каменных плитах – глаза закрыты, дыхание ровное. Его одежда была проста – тонкий, серый ханбок без украшений, рукава подвязаны, чтобы не мешали движению. Над лбом темнел след свежей царапины – напоминание о предыдущем занятии. Он чувствовал, как хрупкий лёд покалывает подошвы, а слабый ветер треплет волосы у висков. Но не дрожал.

– Ци без тела – ветер. Тело без Ци – камень. Гармония – путь… – Раздался за его спиной хрипловатый голос. Старейшина Йонг Мин выглядел так, будто его выточили из старого дерева и закоптили в очаге. Узкое лицо с резкими скулами, выцветший тхубок с широкими рукавами, руки – жилистые, с узлами вен, будто под корой. Но в его взгляде горел живой огонь – несгибаемая воля, отточенная десятилетиями. Он подошёл медленно, поставив на землю длинный бамбуковый посох.

– Начнём.

Тренировка началась с форм дыхания. Андрей сел на колени, замер, выровняв спину. Воздух казался плотным, как настой горьких трав. Он втягивал его медленно, направляя по меридианам, как учил старейшина. Внизу живота уже формировался слабый пульс магической энергии – не резкий, как при сражении, а текучий, теплый, как глиняное масло. Старейшина мягко постучал посохом в землю:

– Слушай землю. Она медленнее, чем ты. Потому и живёт дольше.

Андрей опустил ладони к земле. И сразу – холод. Камень. Вибрация. Что-то живое… Нет, древнее. Он втянул ощущение и направил вверх, в диафрагму. Энергия заструилась. Лёгкие расправились, будто заполнились горным ветром.

Йонг Мин коротко кивнул, и Андрей поднялся. Медленно начал переход в боевую стойку. Ступни – на ширине плеч. Пальцы рук – полусогнуты, будто держат что-то хрупкое. Первая связка ударов – медленная, словно танец во сне. Левая ладонь – режет воздух, правая – отводит, сгибается в локте. Одновременно с этим – плавный выброс Ци, как вспышка дыхания. Воздух вокруг зашелестел. Старейшина не останавливал. Лишь наблюдал, как тени от деревьев вдоль двора изгибаются, следуя за движениями ученика. Так как даже окружающее его пространство уже реагировало на магию тела.

– Слишком остро, – наконец сказал он. – Ты колешь, когда должен резать. Режешь, когда нужно держать. Ощути вес удара. Пропусти его через ноги.

Андрей кивнул. Исправил шаг. Повторил связку. На этот раз его движения были глубже – дыхание спустилось в центр тяжести. Ци уже не вырывалась наружу – она струилась под кожей, как свет под холстом.

На следующем этапе старейшина вложил в его ладонь огненный талисман – узкий шелковый лоскут с выжженным иероглифом "чжи" – “воля”.

– Активируй, когда почувствуешь жар под сердцем, – тихо сказал Йонг Мин. – Но не раньше.

Теперь форма включала магические импульсы. С каждым разворотом тела, с каждым ударом руки, внутри начинало пульсировать нечто большее – не просто сила, но отклик глубинного ядра. Весь его скелет отзывался на это. Почти беззвучно, едва заметно, словно чешуя сдвинулась под кожей. Он сдержался. Он не позволил этой силе вспыхнуть слишком рано. А потом – вспышка. На последнем движении Ци зажглась. Ладонь вспыхнула бурым пламенем. Не магическим огнём – а внутренним, питаемым намерением. Андрей закрутился, словно вихрь, и нанёс удар в пустоту перед собой. В воздухе взвилась спираль из красного пара, выжигая следы над каменными плитами. Йонг Мин даже не вздрогнул.

– Слишком ярко. – Тихо проговорил он. – Ты ещё не понимаешь, как мало света нужно, чтобы увидеть путь в темноте.

После формы наступило молчание. Старейшина встал рядом, смотря на его сбившееся дыхание, и отрывисто кивнул.

– Завтра будем учиться гасить импульс. Воины побеждают напором. Мастера – тишиной.

Он развернулся и медленно пошёл прочь, а его трость мерно постукивала по плитам. Андрей остался один. Он ещё долго стоял на том месте, чувствуя, как сердце сжимается и отпускает, как пламя медленно гаснет внутри. Он не знал, видит ли старейшина, что именно за сила пульсирует в нём. Он не знал, догадывается ли тот об изменениях его организма после воздействия на его естество древней кости. Но каждое занятие с ним превращалось в тонкую игру на грани правды и молчания. И всё же в этом – он был жив. Как никогда.

Солнце уже поднялось над зубчатыми краями гор, окрашивая внутренний двор мягким янтарным светом. Туман рассеялся, уступив место прозрачному утреннему воздуху, в котором, казалось, зависло дыхание самой школы. Каменные плиты нагревались под босыми ногами, а пар от недавней практики ещё поднимался лёгкими завитками, исчезая на ветру.

Андрей медленно восстанавливал дыхание, опускаясь на одно колено. Руки лежали на бедрах, плечи – расправлены, глаза всё ещё полузакрыты. Он чувствовал, как внутри тела тонкой нитью струится остаточная Ци, обвивая позвоночник, медленно растворяясь в тишине. И тогда он почувствовал взгляд. Сначала один. Потом другой. Потом – сразу несколько. Он не поднимал головы, но тело напряглось почти незаметно. Лопатки слегка сдвинулись, дыхание стало медленнее. В ушах звенела концентрация. Он не нуждался в зрении, чтобы знать – за ним наблюдают.

Лишь спустя мгновение он медленно открыл глаза и поднял взгляд. И именно тогда парень и увидел их. На каменной террасе второго уровня, под лёгким навесом, стояли девушки. Шестеро. Может, семь – некоторые приходили и уходили, будто старались не выглядеть слишком заинтересованными. На всех были одеты официальные ученические мантии школы Хваджон, украшенные шёлковыми нашивками ранга. Возраст – от шестнадцати до двадцати с лишним. Все – дочери хороших домов, возможно – наследницы младших родов, чьи имена еще не сияли на доске выдающихся, но уже шептались среди наставников.

И сейчас они явно были не случайными зрителями. Одна из них – стройная девушка с заплетёнными в две косы чёрными волосами – стояла с высоко поднятым подбородком, скрестив руки на груди. Её взгляд был не просто наблюдательным – он был оценивающим. В нём читалась смесь скуки, гордости и… беспокойства, словно ей приказали попробовать блюдо, которое вроде бы красиво оформлено, но явно пахнет слишком остро и, вполне возможно, даже весьма неприятно.

Другая, та, что стояла чуть поодаль, держала в руках свиток, но не читала. Её пальцы нервно теребили край ткани, а губы были сжаты. Она смотрела прямо на Андрея – не с враждебностью, но с таким выражением, которое больше подходит пациентке в целительном павильоне, готовящейся к неприятной процедуре. Сдерживаемая брезгливость. Ожидание чего-то неловкого. И… Долг…

Третья же – была совершенно другая. С едва заметной улыбкой на губах и тенью озорства во взгляде. Её рука поправляла выбившуюся прядь, а взгляд был почти открыто игривым. Не насмешливым – скорее… любопытным. Как у той, что уже сделала выбор, но не против немного поразвлечься перед тем, как его озвучить.

Андрей не выдал тот факт, что всё это заметил, ни одним лишним движением. Он просто встал. Медленно. В точности как учили. Спокойствие. Дыхание. Контроль. Он знал, почему они здесь.

Старейшина Йонг Мин, возможно, и не говорил ему об этом напрямую. Но слухи в обители секты распространялись быстрее, чем ветер в сосновом лесу. "Немой слуга, спасший наследника", "тот, кто пробудил ядро, не имея корней", "одиночка, допущенный к занятиям старейшины"… Всё это было слишком неудобными совпадениями для закрытой системы, где каждый знает, кому служит и в чьей тени растёт. А теперь – приказ. И они должны были налаживать с ним контакт. И выяснить, кто он вообще такой. Сблизиться. И, если повезёт – связать с своей семьёй.

Он видел это в их взглядах. Девушки, родившиеся среди интриг и политических шлейфов, были приучены к холодной расчётливости. Даже если кому-то он и нравился – сама ситуация делала всё фальшивым. Это было задание, а не выбор.