Рядом с ней младший брат потянулся вперёд, тоже пытаясь увидеть поближе, и наступил на сухую ветку.

Хруст был оглушительно громким в ночной тишине.

Несколько орков мгновенно вскочили. Зашипели, схватили топоры и с воем кинулись в сторону звука.

— Бежим! — вскрикнула Алиса, охваченная паникой. Схватив брата за руку, она потащила его за собой, ломая кусты и цепляясь за ветки.

Маленькие ноги несли их что есть сил, но детская выносливость не могла сравниться с охотничьим азартом и мощью преследователей. Ур’хаар бежали быстро, тяжело, неумолимо. Их крики раскатывались по лесу, как глухие удары барабана.

И вдруг — падение.

Брат Алисы споткнулся о корень и рухнул на землю. Алиса, вырвавшись вперёд на несколько шагов, остановилась. Обернулась.

Один из орков, огромный как медведь, уже настиг ребёнка. Схватил его за ворот и приподнял, разглядывая добычу.

— А вот и суп, — прорычал он, усмехаясь.

— Беги, Алиса! Зови папу! — закричал мальчик и изо всей силы ударил орка ногой по лицу.

Рёв орка разнёсся по лесу, и этот звук вырвал Алису из оцепенения. Она снова побежала — слепо, отчаянно, будто под ногами у неё уже горел огонь. Когда она оглянулась, то увидела, как в чаще леса вспыхнули факелы. Они двигались, рассыпаясь по сторонам. Орки шли.

— Пааап! — вскрикнула Алиса, выскакивая на улицу своей деревни.

Стражники у входа сразу заметили её. Один из них успел подхватить девочку прежде, чем та рухнула от усталости.

— Алиса? Милая, что случилось? — склонился к ней стражник, держа её за плечи. Его голос был тревожным, но мягким.

Второй стоял рядом, нахмурившись, не понимая, что происходит.

— Там... ур’хаар... они… там... мой брат... — Алиса захлёбывалась словами, пытаясь выговорить хоть что-то внятное, но из её уст срывался только сбивчивый бред.

— Подожди, ты... — начал было второй стражник, но договорить не успел.

Его голова дёрнулась назад. Тело пошатнулось и упало с глухим стуком — стрела пронзила его шею насквозь.

— Назад! — крикнул первый стражник, оттолкнув Алису в сторону. — Враг в деревне! — и выхватил меч, звякнувший об ножны.

В ту же секунду над деревней зазвонил колокол. Словно зверь, он завыл на всю округу, срываясь в тревожный, отчаянный звон.

Деревня оживала. Из домов выбегали мужчины с копьями, вилами, мечами. Кто-то поднимал детей на руки, кто-то кричал жене.

Алиса добежала до родного порога. Отец и мать стояли у входа. Их лица были мрачны и сосредоточенны.

— Где твой брат?! — мать схватила её за плечи, взгляд был почти безумным.

— Простите, мам... Они забрали его… — всхлипывала Алиса, захлёбываясь от ужаса. — Я... это я виновата...

— В шкаф. Быстро! — скомандовала мать, встряхнув её.

— Побудь с ней, — бросил отец и повернулся к двери, но мать его остановила.

— Нет уж. Я тоже иду.

Через минуту она вышла с луком. Строгая, сосредоточенная. Это была уже не мать, а охотница — та самая, чья меткость прославилась по всей округе.

Отец был воином. Он пришёл в деревню издалека, когда Алисы ещё и на свете не было. Немногословный, сильный, способный. Они оба были готовы.

Алиса спряталась в доме. Сквозь щёлку между занавесками она видела вход в деревню. Свет факелов приближался. Сердце в груди колотилось так, будто сейчас выскочит.

Она боялась.

Но больше всего она ждала.

Ждала, что мама и папа вернут брата. Что всё кончится. Что всё будет как раньше.

Колокол бил в надрыв. Его медный голос, обычно зовущий на праздник или сбор, теперь повис над деревней похоронным набатом. Но было уже поздно.

Первые ур’хаар ворвались на центральную улицу не строем, а дикой, неконтролируемой волной. Они не просто шли — они ломали. Двери хлипких домов вылетали с треском под ударами окованных сапог. Заборы крошились, как сухие ветки. Их рев был нечеловеческим — глубокий, хриплый, полный голода и ярости, перемешивавшийся со звоном стали и первыми воплями ужаса.

Защитники деревни — охотники, землепашцы, кузнец — бросились навстречу. Отчаянная, обречённая храбрость. Они сомкнулись у колодца, копья дрожали в руках, мечи казались игрушечными рядом с монолитами мышц и звериным бешенством.

И началось.

Один из ур’хаар, с лицом, изрезанным шрамами, просто прошёл сквозь копейный наконечник. Древко захрустело в его руке, как тростинка. Следующим движением его топор — тяжёлый, как кузнечный молот, — описал широкую дугу. Не удар — сметание. Двое в переднем ряду просто исчезли в кровавом тумане и летящих обломках костей. Кровь хлынула на стену дома тёплой, липкой волной.

Рядом другой орк схватил молодого парня за голову и с размаху вдавил лицом в каменный край колодца. Раздался тупой, влажный хруст. Тело безвольно сползло вниз.

Мать Алисы действовала. Стрелы свистели, находя щели в грубых доспехах. Один ур’хаар заревел, схватившись за стрелу, торчащую из шеи, другой ослеп от удара в глаз. Но их было слишком много. Каждая стрела лишь раздражала, как укус слепня.

Отец Алисы, старый воин, бился как лев. Его меч сверкал в наступающих сумерках, отражая удары, прикрывая жену. Он сбил одного орка с ног, вонзил клинок в горло другому. Но каждый шаг врага был тяжёл, как падающее дерево, каждый удар — сокрушителен.

Алиса, прилипшая к окну, видела всё — жутко ясно. Видела, как старуху-соседку вытащили из дома и разорвали пополам, словно тряпичную куклу. Видела, как дети, выбежавшие в панике, были растоптаны в пыль тяжёлыми сапогами. Видела, как кузнеца, чьи руки ковали плуги и мечи, убили с одного удара.

И вот…

Огромный ур’хаар, весь в крови, с копьём, будто выдранным из кузни демонов, рванул к семье Алисы. Мать отступила, натягивая стрелу. Отец кинулся наперерез. Он оттолкнул жену так резко, что она упала. И в этот миг…

Свист. Тупой, тяжёлый.

Длинное орочье копьё, метнутое с чудовищной силой, пронзило его насквозь. Остриё вышло из спины, капая алым. Он замер. Его взгляд встретился с глазами Алисы в окне. Не боль — ясность. И… безмерная, всепоглощающая печаль. Он открыл рот, будто хотел что-то сказать — Последнее слово? Предостережение? — но хлынувшая кровь заглушила всё. Он опустился на колени… и рухнул.

Мать вскрикнула — звериным, рвущим душу воплем. Она подползла, обняла его голову, трясла изо всех сил.

— Открой глаза! ОТКРОЙ ГЛАЗА! — её голос был полон безумия. Кровь мужа заливала её руки, платье. — Не оставляй нас!

Она не видела ур’хаара, подошедшего сзади. Не видела его ухмылки — тупой, самодовольной. Не видела, как он занёс топор — широкий, тускло блестящий в отблесках пылающих домов.

Удар.

Быстро. Чисто. Хрясь.

Голова матери с плеч. Отлетела, описав ту же дугу, что и стрелы. Тело вздрогнуло — ещё держало мужа в объятиях — и рухнуло рядом. Голова покатилась по земле, её глаза, полные последнего ужаса, смотрели в небо.

Алиса замерла.

Весь мир сжался до окна. До двух тел. До алой лужи, растекающейся по земле. До отлетевшей головы, звуки битвы, рев ур’хаар, треск огня — всё исчезло. Остался только глухой звон в ушах и ледяная пустота внутри, стремительно заполняемая чудовищным давлением.

И тогда это давление вырвалось наружу. Она открыла рот, и из её горла вырвался крик. Не детский плач и не вопль страха. Это был надрывный, нечеловеческий визг, полный невыразимой боли, ужаса и ненависти, который заставил даже ревущих ур’хаар на мгновение замолчать и обернуться в сторону дома. Это был крик умершей души — крик ребёнка, увидевшего ад наяву.

Она кричала, не чувствуя горла, впиваясь ногтями в раму окна, тело её сотрясали конвульсии. Она кричала на весь разрушенный мир, на убийц, на несправедливое небо.

И в этот самый миг, когда её крик достиг апогея, яркая вспышка осветила её искажённое горем лицо в окне. Факел, брошенный мощной оркской рукой из тёмного двора, пролетел по дуге, словно падающая звезда, и с сухим треском вонзился в соломенную крышу дома Алисы прямо над головой.