Тонкие губы на кукольном лице растянулись в зловещей улыбке, а по моей спине пронеслась волна мурашек от увеличившегося импульса в ее пальчиках.

— Это долгая история, детали которой сейчас никак не повлияют на эффективность нашего выживания. Так что буду краткой. Как ты уже видел, под моим контролем было все здание «Кормильца». Я могла открывать и закрывать двери, управлять электроприборами и системой пожаротушения. — Ее протезированный глаз засветился ярче, выражая гнев своей обладательницы, который не проступил на ее лице. — Однако это лишь детали. Я хочу донести до тебя теорию о том, что вирус разумен. Он действует как единый живой организм, полагаясь на каждого зараженного как на источник новой информации, — я непроизвольно сглотнул. — Живой организм, у которого вполне себе аналитический склад разума.

Мне пришлось напрячь память, чтобы сопоставить эту информацию с моим опытом. В голове стали мелькать кадры из прошлого: лысый мужик в музее, шагавший по зараженным как по живой лестнице; наблюдение с квадрокоптера за бабищей с черными глазами, которая собирала вокруг себя бродяг; битва в часовне, где зомби не нападали на меня, пока у них не появился численный перевес; даже последняя стычка с бешеными в Экспоцентре, когда я с Вольдемаром переломили хребет атакующей волне, заставив их отступить и ожидать подхода подкрепления; и многие, многие другие случаи, когда зараженные бешенством вели себя с осторожностью.

Чем дольше я крутил в голове боевые столкновения из прошлого, тем больше утверждался в том, что слова Софии действительно правда! Осознание этого факта, которое до этого момента было лишь тенью догадки, стало ярким и столь фундаментальным, что я захохотал от чувства разгаданной тайны. Разрозненные пазлы этой головоломки наконец встали в единую картину. Мне вспомнилась ночь перед «детской атакой», когда я играл в «Растения против зомби», момент с картами, когда я практически почувствовал логику Зеленого Бешенства, начав рассуждать о его распространении как об игре, в которой была цель уничтожить с помощью болезни все человечество. Вспомнились и самые первые попытки зараженных пробиться штурмом сквозь колючую проволоку под напряжением, что так и не увенчались успехом и они были оставлены ими как бессмысленные и не эффективные.

София заметила всю ту бурю эмоций, которая отражалась на моем лице. Глядя на перемену моего настроения, она заговорщицки улыбнулась в ответ.

— Это многое объясняет, — с придыханием ответил я. — Но что это дает нам сейчас?

Дочь профессора нахмурила прямые тонкие брови, словно пытаясь убедиться в том, что я сейчас не шучу и задаю свой вопрос серьезно:

— Ты, наверное, меня проверить хочешь?

Я отмахнулся от ее вопроса, уже прекрасно понимая, что сморозил глупость:

— Получается, что если мы окажемся для орды слишком крепким орешком, то она оставит попытки нас сожрать⁈ — Мне приходилось прилагать усилия, чтобы напоминать себе о том, что я не могу встать с кресла и начать нервно расхаживать по штабному вагону взад и вперед. От этой мысли у меня искривилось лицо от фантомной боли.

— Оставит⁈ — София впервые искренне залилась смехом. — Никогда! Бешенство никогда не оставит попытки сожрать нас, даже если каждый раз будет получать жесткий отпор. Это я могу сказать тебе со стопроцентной вероятностью.

Я нахмурился:

— Почему ты так считаешь?

София приподняла одну бровь:

— Я же уже сказала: бешенство использует зараженных как источник новой информации. А если существует нечто или некто, превосходящие его в конкуренции за вижывание, то оно будет стремиться всеми силами заполучить эти знания. — Ее лицо вмиг стало серьезным. — И болезнь будет каждый раз эволюционировать, дабы найти новый способ обойти сопротивление.

Я почесал подбородок:

— Получается, для нашего выживания важна сила нашего сопротивления? Неужели природа его поведения столь жестока

Девушка убрала свою руку, перестав щекотать мое плечо:

— А в обычном мире когда-то было иначе? — Ее риторический вопрос повис в воздухе.

Постучав пальцами по столу, я с задумчивым видом уставился на Немого, завершавшего свою работу с костюмами:

— Как это поможет нам сейчас?

Девушка села в кресло рядом и с серьезным видом посмотрела на меня:

— Это никак не поможет нам, но, — она сделала паузу и скопировала мой жест, подняв палец вверх, — это поможет тебе!

Мой вопрос выскочил из груди со скептическим смешком:

— Поможет мне⁈ — Я серьезно посмотрел в ее глаза.

— Именно. Считай, я предоставила тебе теорию, в которой утверждается, что бешенство оставит попытки массовой атаки, если поймет, что затраты ресурсов для такого способа получения новой информации математически не обоснованы. — Она пожала плечами. — А тебе уже как инженеру предстоит доказать эту теорию на практике, — София подмигнула бирюзовым глазом.

Я осознал, что все это время держал в руках камеру, записавшую наш разговор. Повернув ее к себе, я посмотрел прямо в объектив:

— Это все какая-то безумная игра, ребята. Игра, в которой инженер получил основной квест! — На моем лице проступили ямочки от ослепительной улыбки. — Значит, и выполнять его я буду как инженер. — Моя ладонь накрыла камеру, закончив запись.

Гнетущее напряжение витало в предрассветном воздухе. Чадящая смольным дымом бочка с огнем тихо потрескивала звуком расширяющегося металла. Глядя сквозь пляшущее рыжее пламя на напряженные лица остальных глав рубежей, он чувствовал, как червь сомнений начинает точить и его, доселе непоколебимую решимость. Сквозь это вязкое, тяжелое молчание доносилось отраженное, нетерпеливое эхо воплей зараженных, что ожидали пришествия своих собратьев.

Азъ сильнее сжал небольшую шестеренку, висевшую у него на шее. Самодельный кулон совсем недавно был лишь крохотной деталью из разобранного на запчасти генератора, который работал в гаражном кооперативе на благо их старой Цитадели. Парень находил эту бесхозную безделушку весьма символичной. Для него она стала отражением его новой веры, настоящей сутью того общества и будущего, в которое вел выживших его пророк.

Прошло всего пять минут с того момента, как председатель заставил всех оставить его в одиночестве. За это время главы рубежей нашли себе укромное место возле ангара, чтобы выждать того момента, когда им станет известно, что делать дальше.

«Если станет…» — проскользнула холодная, скользкая мысль сомнений в том, что Рэм действительно понимает, что им делать дальше.

Парень снова посмотрел на лица собравшихся сквозь огонь. Смуглая Николь куталась сильнее в пуховик и пыталась скрыть бившую ее дрожь, теребя локон кудрявых волос. Могло показаться, что стройная девушка ведет внутренний монолог, из-за того что она нервно жевала свои пухлые губы. Подполковник занимался тем, что щелкал предохранителем своей винтовки. Было заметно, что новость о разоренных складах до сих пор гложет его изнутри. Внутренняя борьба, в которой он сейчас был погружен, проступила сильнее из-за удлинившихся теней от костра, что лишь грубее очертили морщины на лице, лишний раз напоминая окружающим о почтительном возрасте бывалого солдата. Эльвира же напоминала собой непроницаемый айсберг. Блондинка, словно мраморная статуя, источала холод, граничивший с агрессией. Казалось, что если ее безмятежное состояние потревожить, то она буквально взорвется от бури, сдерживаемой внутри.

Глава первого рубежа буквально чувствовал нервные вздохи граждан цитадели, которые не понимали, почему их глава тянет время в столь решительный момент. Ему казалось, что люди, приведенные в готовность, буравят взглядами их спины от передавшегося им нетерпения.

Азъ сильнее сжал кулон, почувствовав, как стальные зубья шестеренки больно впились в кожу даже сквозь перчатку. Он сдавил еще сильнее в попытке заглушить физической болью скребущее чувство сомнений в его душе. Однако это действие не увенчалось успехом. Парень поморщился, прилагая все усилия на то, чтобы не слышать внутренний голос, твердивший ему о том, что пророк его новой веры может ошибаться, что он может быть вообще никакой не пророк и что он лишь прячется в штабном вагоне, осознавая, что сражение с тысячной ордой не выиграть их жалкими силами.