— «Товарищ, спишь?

— Так, наполовину — а что?

— Комендант зовет...

— Ну, что за черт, ночью...

— Сказал дело есть и чтобы ты сейчас приехал,—красный вестовой повернул копя и полетел в ночную темь.

Это не первый уже раз комендант лагеря вызывал меня ночьк «по делу», которое, впрочем,постоянно, можно сказать, совершалось утром, без ущерба дли республики. Привыкнуть к этом\ было трудно, но отвыкнуть невозможно; а спешность предписывалась всегда, так как комендант к тому же по вечерам бывал не в духе. Я заложил экипаж (на резинах) и хорошей рысью поспешил к отстоявшему на несколько верст дому коменданта.

В передней, вернее на террасе, я застал уже и инженера К., с которым мы вели работы, предназначенные для подготовки разрушенного лагеря под «пятиде-сятитысячиую восточную армию», имевшую выступить в поход «на Индию». Армии еще не

БИБЛИОГРАФИЯ

было ни в патере, ни вообще в Туркестане: откуда имела она прибыть — не известно, но какое же нам до этого было в сущности дело; комендант был, да и не какой нибудь комендант! Ведь трясся перед ним сам туркестанский исполком, и одного имени его было достаточно, чтобы митинг грозных ташкентских рабочих железн. дор. депо разлетелся, кто в двери, кто в окна. ПоручилИ'ЛН ему организацию «восточной армии» для удовлетворения его болезненной энергии, или же но просту, чтобы от него избавиться в столице, где он надоел всем своими диктаторскими замашками. Богу одному было известно. Вероятнее всего хотели соединить и то и другое. Отозвалось это на лагере, который по чудачески преображался под безалаберной указкой коменданта, одаренного необычайной строительной фантазией; отзывалось это на казне республики, сыпавшей миллионами, частью добровольно, частью под угрозой револьвера; отзывалось и па пас, т. е. па всем техническом персонале, который весьма неожиданно оказался «в распоряжении» коменданта, приготовившего с необычайным рвением лагерь для армии находящейся «в пути».

В моменты решающие для строительства, т. е. когда блеснула какая-нибудь новая «идея» в голове «сатрапа»,комендант вызывал инженера К. и меня, — первого потому, что когда то на фронте он служил под его началом в качестве фельдфебеля, а поэтому ему лестно было дать теперь почувствовать, как изменились времена, меня потому, что он мне, <-доверял». А доверял он мне так как я никогда не пробовал даже ему об'яснять, что, напр., нет смысла закладывать фундамент под здание, когда нет ни малейшей перспективы окончить его в течение ближайшего столетия, пли ставить печи в бараках, в которых никогда не будет окон и дверей, ибо дверные ручки , замки и стекло отошли в невозвратное прошлое. Я вы-

полнял каждое поручение без слова пререкания, т. е. выполнял настолько, что сейчас же приступал к работам, не задавая ни себе, ни кому бы то ни было вопроса, как же это кончится.

— Милый товарищ, заявил я в свое время главному контролеру казенной палаты, спрашивавшему меня «полуофициально», по какому праву я строю дома, для которых нет ассигновок даже в бюджете, —• если бы комендант приказал мне поставить лестницу на реку или виадук в Бомбей, я завтра приступаю к работе...

— Вы можете повредить себе..

— Я? Вы повредите себе своими устаревшими рассуждениями, вы не замедлите в этом убедиться, товарищ!

Контролер «убедился) еще в тот же день, когда выскочил с всклокоченными волосами из комендантского дома, куда он зашел неосмотрительно со своим «по какому праву».

■— Чтобы носа твоего тут не было в районе 10 верст, ты царский прихвостень, саботажник! — гремел вслед ему комендант, потрясая нагайкой, — к чорту убирайся, убьем!*)

Утром около 9 часов подкатила* на автомобиле прекрасная комиссия, состоявшая из комиссаров гигиены и военного,и какого-! то армянина, члена Псполни-1 тельного Комитета. Это был замечательный триптик револня цпонных типов. Первый «интел* лигент» доктор, вытолкнутый на высокий пост в коммунистическом правительстве стечением це-) лого ряда обстоятельств, котоН рым он противостоять не умел : ; обессиленный инертностью во-) ли, до некоторой степени нрав-: ственно обязанный своим коммунистическим увлечением вс время студенчества, и, наконец! увлеченный перспективой карье ры; человек притворяющийся ь увлечении, вере, энергии и учв| ности перед собой и другими, по существу трус и филистер, пс пьяному делу пропащий чело

*) По русски в тексте.

БИБЛИОГРАФИИ

265

пек, среди товарищей фигура презираемая и постоянно подозреваемая в шашнях с контрреволюцией; другой —■ мечтатель из народа с плечами великана, детскими глазами и душой медведя; когда-то мужик, потом полковой писарь, позже громкий богатырь первых революционных боев, по прихоти которого 'расстреливали людей десятками, в то время как он лежал на койке с глазами устремленными в потолок, распевая звучным голосом народные песни Поволжья;*) третий плоский и ловкий негодяй, который бросился в революционный водоворот с наглостью голяка, жаждущего приобрести имущество любой ценой, первый говорила в совдепах, обязанный всем своим коммунистическим знаниям агитационным плакатам, небезопасный вдохновитель многих начинаний, программ и декретов, дающих повод набить карман хотя, бы ' отрезывая кольца с пальцем покойника, мерзавец убежденный, вынюхивающий вокруг себя себе подобных, и ими одними интересующийся. Дополнял их комендант, полумонгол, чуваш из Поволжья, линейный "эксфельдфе-бель царской армии, дезертир с фронта, один из последних; сегодня генерал красной армии, один из первых — человек, которому не хватало только образования, чтобы стать сатрапом на широкую ногу. Искренне заблуждающийся, что все в свете должно иметь в себе столько координированной энергии, сколько он чувствует ее в себе диьой.

Откуда то присоединился си-лует будущего заведующего госпиталем, и вероятного вдохновителя всего предприятия, моряка неизвестной флотилии, прошедшего уже через сотню совдепов; тени сотни чрезвычаек; ци-иика, свято верующего, что никакого госпиталя в этом саду не будет, но ткущего уже заранее пряжу мечтаний о возможности развалиться па господской мсбе-

' *) «Лубок»!

ли и о тихом уголке, где, наконец, вдали от революционного шума, который пересталъ его забавлять, он будет в состоянии хоть несколько месяцев гнать самогон.

Подбор был редкостный, — в хвосте еще я с инженером, интеллигенты с затоптанными лицам.!, «технические специалисты и эксперты», о мнении которых не спрашивали, хотя любили сваливать на них ответственность всякий раз, когда «дело проваливалось» со скандалом. Но тут, однако, следует признать, что комендант был лойален и за работы им инспирированные отвечал револьвером, правда, да кулаком, но ведь это же была единственная форма ответственности^ которой несколько считались».

*••

Вот, наконец, некоторые выдержки из рассказа «Коз на Рапигге» (Кос на Памире). Кос, австрийский пленный, рассказывает на пароходе, везущем в Европу всяких беженцев, собравшихся в Индии, свои фантастические похождения.

— «Так вы не принимали участия в коптр-реполюцни?

— Нет. Т. е. фактически да. Потому что где то там с какого го угла бил несколько часов по красным из пулемета. Просто из любопытства, как мол, выглядит этот уличный бон. Но по существу я не имел с заговором ничего общего и даже не знал этих их придуманных паролей, которыми они созывали по городу. Не выношу конспирации. Никогда неизвестно, где в них кончается трус и где начинается герой. В конце концов, уже спустя несколько часов мне было довольно белых, и немного спустя вместе с красными я штурмовал цитадель».

Тут не рисовка, а просто безразличность всех этих пленных, которых судьбы России не интересовали нисколько, но которые однако играли, и не маловажную, роль в событиях.

...«Затем я скоро поступил в Красную армию и даже отличил-

БИБЛИОГРАФИЯ

ся на Закаспийском фронте. Товарищи говорили, что я был довольно храбр. Увы, приказал я поставить к стенке прикомандированного ко мне политического комиссара и еле из армии унес целой свою шкуру. Потом работал некоторое время в афганской миссии, а затем ездил в Бухару от лица организаторов мусульманской красной армии. В промежуток торговал табаком и валютой и доставал водку в кооперативную гостиницу комиссаров. Были это занятия довольно рискованные, почему я сделался в чрезвычайке личностью известной, одной из тех, что первая с краю. Тогда на злость чекистам поступил в партию, откуда придали меня одному из летучих отрядов для борьбы с контр-революцией. Естественно, что я не приминул залить сала за шкуру своим приятелям из чрезвычайки. Но все же служба эта была тяжелой — даже для моих нервов. Я понял, что черезчур погряз к решительно постановил покончить с пленом и вернуться на родину. Уговорил тогда двух приятелей и назначил маршрут на Фергану, Памир и Афганистан в Индию. Далеко, но весело!