коммунистов разобьют. А. во
вторых, бе.) веры веч- таки очень нехорошо. — Но, позволь, удивился Николай. Во первых," почему ты знаешь, что нас разобьют? Мы и сами на этот счет не промахнемся. А, во вторых, мы тоже не совсем без веры. — Какая жеу тебя вера?—засмеялась она. Уже не толстовская ли?—Коммунистическая! -горячо ответил Николаи. Пера в свое дело, в человеческий разум и торжество не небесного, а земного, нашего царства - справедливого труда. А главное — вера в свои руки ь только в собственные силы, с помощью которых мы этого достигаем». (Ковш. А. Голиков. В дни поражений и побед.).
После такой тирады, разумеется, старый мир разбит, новое «мировоззрение» побеждает и девушка сдается. Описанья нравов старого мира — белогвар-(ейского стана пленяют своей «новизной», «образностью», «литературными ИЗЫСКаМИ» И иногда «великосветскостью». Напр.: «Бон жур, женераль — поднялась ему навстречу краснощекая баронесса в гофрированном светлом парике. — Бон жур, мадам, бон жур н. щелкнув шпорами он поцеловал выхоленную, в бриллиантах, маленькую ручку».
П.ш же: — .разгульный"дебош (обязательно!) клокотал и ширился, как лесной пожар... их бледные лица были исхлестаны гримасой гнева... Серебристый звон шпор разносился на фоне шума, как на блюде (ах, эти оглушительные шпоры!)». Когда же молодняк дорывается до любовных сцен — все Бебутовы кусают от зависти губы и, вероятно, «бурно вздымается грудь» ученицы 2-ой ступени.
«...II горячая," затрепетавшая рука крепко легла на его колено. От руки шел неуловимый властный ток и глаза юноши загорелись. Сестра Мария была в черном платье, рубиновые серьги блестели в маленьких, порозо-вевшихъ ушках. Она дышала перерывисто, оп'яняя юношу запахом распустившейся черему -
хи». (Наши дни. Вяч. Шишков. Пейпус озеро).
Не стоило бы задерживаться так долго на подобных «литераторах». Они неизбежны всегда, во всякое время. Обычное место такой «литературы третьего сорта» — вне литературы. Но в том то и дело, что сейчас все такие «беллетристы- приняв защитный цвет, заручившись привеллити-рованным званием пролет-писателя, распространяются, печатаются по всем журналам, рядом с настоящими писателями. И, так как художественный критерий заменён для них 100%-ми классовости, они легко плодится, многочисленностью своею понижая общий уровень литературной культуры. Они же являют собой козырь и руках хулителей и ненавистников всего «советского», которые замалчивая о главном, базируют только на них свое «отрицание» современной литературы. Кроме того, и это наиболее важно, легкость успеха и одобрения за '.классовость», расточаемые частью ортодоксальной критики Буданцеву, Малышкину, Ляшко, Гладкову, Фурманову, Фадееву и пр.,тол кают действительно способные молодые силы иттн по проторенной дорожке,уродуя талант,губя себя, к.п; индивидуальность. Конечно, литературный молодая* пробивается и минуя Банк (напр. тот же Леонов), но не у каждого хватает силы, утвердив себя,пойти своим путем, а не казенным. II больно видеть напр. как несомненно способный Ли бединский старательно карнает непокорность своего таланта, дабы не уйти за сферу классовой полезности.
Пролетарские писатели на неверпом пути. Для них, оценивающих произведения с точки зрения их социальной значительности и делающих ставку на массового читателя, убийственны должны быть слова заведующего Госиздатом 1 1. Мещерякова (относящиеся, если не ошибаюсь к 192 1 г., но не лучше положение и теперь): — «Произведенное обследование показало, что ни
БИБЛИОГРАФИЯ
один из современных пролетарских писателей не спрашивается. Мы пытались издавать пронзве-(еввя различных пролетарских писателей, — они лежат у нас !га складе и мы продаем их буквально на вес, никакого спроса на них нет».
Переходя к общим формальным суждениям о современной литературе, обращусь к процессу чрезвычайной важности, вызвавшему уже сейчас, в настоящей стадии, значительные последствия. Я говорю об стремительной эволюции (почти революции) происходящей с литературным языком.
"Не обладая научными познаниями в этой области, необходимыми для постановки вопроса о литературном языке во всей широте, теоретически — ограничусь, по возможности, пределами фактического положения.
Виктор Шкловский в какой ю из своих статей, подходя к вопросу о нашем литературном языке исторически, утверждал приблизительно следующее: русский литературный* язык (по происхождению своему чужеродный—от древне-болгарского), по мере своего развития, стал проникать в народную толщу и частично усвояться массами. Следствием этого было уравнение многого в народных" говорах, сближение раньше резче различных провинциальных диалектов. Пто утверждение, вероятно,имеющее достаточные основания, можно не оспаривать. Но, влияя на язык народный, наш литературный язык, в дальнейшем своем развитии, оказался слишком «самостоятельным», не идя, в свою очередь в сторону сближения с языком народным. По мере разработки, утончения литературного языка, разрыв между ним и языком практическим все увеличивался. Культивирование, пусть прекрасного, (беспорочного* литературного языка, без согласования с тенденциями языка практического, в конце концов, ставит первый в какое то •ложно-классическое» положение. У нас и по сие время многие
хотят, чтобы поэты и прозаики писали языком Пушкина, Тургенева, не считаясь с тем, что это просто невозможно. Ни Пушкин, ни Тургенев на «своем» бы языке, живи они сейчас —■ не писали бы. Перед войной господство символизма в поэзии «затуманило» наш поэтический (в узко'м смысле) язык. Слова стали расплывчатыми, неточными, многозначительными. Футуристы и акмеисты еще тогда, каждый по своему, повели борьбу за обновление поэтического языка. Акмеисты старались о возвращении конкретной значимости слову. Футуристы тянули в сторону «улицы».
В прозе же до революции шло (беря грубо) двух-руслоное течение; •— изощренное ритмически-орнаментальное и — поддерживающее традиции «доброго старого» литературного языка. С наступлением революции первое течение, не принимая новых сил,быстро усохло. Андрей Белый повлияв на Пильняка (отчасти, пожалуй, на раннего Ли-дипа), перестал быть искушением. Другое, же течение потянулось к языку, к словарю народному. Происшедшее и происходящее языковое «опрощение», вызывается многими причинами. II стремлением придать большую коммуникативность языку, т. к. на сцену вышел новый, массовый читатель, «не охочий до прежних литературных изысков». И появление в большом числе в качестве литературных персонажей крестьян, рабочих и «мелких» людей, заговоривших на «своем» языке. II, наконец, чисто эстетическая тяга, вызванная первыми опытами, к уитублению в непомерные богатства народного языка. Распространившаяся форма «сказа» одно из средств использования последних. Увлечение языковым «народничеством» дало повод Шкловскому заметить, что ныне «просторечие и литературный язык обменялись местами». Думается, что этот парадокс не надо принимать буквально. В этом, по моему, — намек на то,
БИБЛИОГРАФИЯ
что сейчас иногда «сказители» в литературе говорят черезчур уже «народным» языком, являющийся скорее лишь провинциальным диалектом. Перегруженность фольклором, выуживание словечек из медвежьих углов, а то и просто из словаря Даля действительно наблюдается. Затруднишься сказать народные пли сделанные Бурлюком — такие, напр., слова: ватор-ба, валтрен, ныхто, ннится, сун-гуа н т. д. (Взяты из «Чер-турпнского балакиря» Сергея Клычкова, повести, несмотря па это, больших достоинств). Иногда палка перегибается еще боль-пи- и действующие лица начинают говорить'на КАКОМ то невероятном волапюке или воровском «арго» — целыми страницами. Как бы то пи было, но обращение к народному языку—факт знаменательный и отрадный, помимо всего прочего, являющийся средством к укреплению самобытности, к лучшему осознанию себя в ответственный исторический момент. Кем то было сказано, что литературный язык венда или — архаизмы пли — неологизмы. Возможно, что теперь литературный язык, обежав практический, займет свое место по другую сторону его, выполняя, с одной стороны, свою роль по сближению провинциальных диалектов, с другой — явится началом охранительным по отношению бурного натиска языковых элементов «испорченно-народных» — уличных. Во вейкой случае дальнейшее развитие языка, практического и литературного, пойдет в границах меньшого разрыва и отчужденности, в большем взаимо-обусло вливающем сопряжении.
