Сместившись к центру в 1994 году, Клинтон уже пытался сократить дистанцию между своей собственной политикой и консервативными целями, подобными этим. Уравновешивая бюджет, занимаясь свободной торговлей, выступая за реформу социального обеспечения и, по собственному признанию, борясь с преступностью, он отнюдь не был ярым либералом, каким его изображал Гингрич. Поэтому трудно сказать, сильно ли повлиял «Контракт» на избирателей, большинство из которых имели лишь смутное представление о том, что в нём написано. Но по мере приближения межгодичных выборов становилось очевидным, что республиканцам, при поддержке религиозных избирателей, мобилизовавших свои силы на поддержку Христианской коалиции, удалось превратить предстоящие выборы в референдум по самому Клинтону. Особенно активно осуждали администрацию хорошо организованные противники контроля над оружием, возглавляемые Национальной стрелковой ассоциацией. Все эти группы делали все возможное, чтобы изобразить президента коленопреклоненным либералом. Более того, опросы показывали, что избиратели были невысокого мнения о нём. Многие кандидаты в конгресс от демократов избегали тесных связей с ним.
Результаты выборов в ноябре были катастрофическими для демократов. Республиканцы добились самого впечатляющего возвращения в межгодие за всю современную историю, добавив девять членов в Сенат, где они вернули себе большинство (52 против 48) впервые с 1986 года. Они получили пятьдесят четыре места в Палате представителей, впервые с 1954 года получив большинство 230 против 204. В 1995 году в Палату представителей вошли семьдесят три республиканца-новичка, многие из которых были южанами, идеологически находившимися правее Гингрича. Харви мэнсфилд, консервативный профессор государственного управления в Гарварде, заявил, что выборы означают «конец Нового курса» и «завершение того, что начал Рональд Рейган».[862]
В какой-то степени это было выдачей желаемого за действительное. Основные программы «Нового курса» и «Великого общества» выжили. Тем не менее после 1994 года стало очевидно, что правые политики высоко сидят в седле и что привычный феномен разделенного правительства — Конгресс против Белого дома — вернулся с местью. Завоевав контроль над Палатой представителей, GOP сохранила его на следующее десятилетие и более. В течение оставшегося времени пребывания Клинтона в Белом доме она делала все возможное, чтобы развеять его большие надежды на то, что его запомнят как великого американского президента.
11. Процветание, Партизанство, Терроризм
Из множества событий последних лет двадцатого века в Соединенных Штатах выделяются два. Первое — это экономический подъем. Рост благосостояния способствовал росту хороших чувств и стимулировал ещё более высокие ожидания, которые, в свою очередь, продолжали порождать многие из тех тревог, которые беспокоили американцев с 1960-х годов. Второй причиной стало обострение межпартийной войны, которая уже была характерна для первых двух лет президентства Клинтона. Усилившись до беспрецедентного уровня, эта война поляризовала политику его второго срока, отодвинув на второй план даже опасения по поводу терроризма.
В 1993–94 ГОДАХ, КОГДА СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ все ещё оправлялись от рецессии, некоторые аналитики экономических тенденций продолжали подчеркивать тему упадка. Один историк отметил широко распространенное мнение о том, что «американская экономика слаба и терпит крах, ей суждено стать участником второго эшелона в новом мировом экономическом порядке XXI века». Другой писатель, Эдвард Люттвак, сетует на «растраченную силу кальвинизма» в Соединенных Штатах и жалуется, что американцы, отказываясь экономить и инвестировать в инфраструктуру, накапливают огромные суммы личных долгов. Главный вопрос, который необходимо задать экономике, — заключил он, — не в том, станут ли Соединенные Штаты «страной третьего мира», а в том, когда. Он предположил, что «дата может быть уже близка к 2020 году». В заключение он сказал: «Если нынешние тенденции сохранятся, все американцы, за исключением небольшого меньшинства, очень скоро обнищают, и им останется лишь безнадежно тосковать по последнему золотому веку американского процветания».[863]
Подобные сторонники упадка привели ряд знакомых тенденций, чтобы подкрепить свои доводы. Экономический рост, говорили они, остается вялым; производительность труда, хотя и демонстрирует признаки возрождения, все ещё меньше, чем в 1960-х годах; неравенство богатства и доходов, растущее с 1970-х годов, становится все более резким; от бедности (в 1994 году) по-прежнему страдают 14,5 процентов населения, или 38 миллионов человек, включая 21 процент детей в возрасте до 18 лет; государственные школы, особенно во внутренних городах, продолжали давать сбои; центральные районы многих крупных городов, хотя и выглядели кое-где более блестяще, все ещё находились в упадке; рабочие места все ещё исчезали в Ржавом поясе и других центрах американского производства; и Соединенные Штаты, сталкиваясь с сильной конкуренцией из-за рубежа, наращивали большой дефицит торгового и платежного баланса. Знающие наблюдатели писали, что американская экономика становится опасно зависимой от зарубежных инвесторов, в частности от центральных банков, которые покупают казначейские ценные бумаги.
Причитания продолжались: Реальная заработная плата производственных и неконтролирующих работников в обрабатывающей промышленности, медленно снижавшаяся с 1970-х годов, не подавала признаков улучшения; «аутсорсинг» рабочих мест в страны с дешевой рабочей силой лишал работы американцев, включая белых воротничков; очевидно, ненасытное потребительство увеличивало задолженность по кредитным картам и отвлекало деньги от продуктивных инвестиций; Все большая централизация корпораций увеличивает зарплаты и привилегии руководителей компаний и поглощает малый бизнес; рост огромных, антипрофсоюзных розничных сетей, таких как Wal-Mart, ускоряет рост низкооплачиваемой работы в сфере услуг; «сокращение штатов» угрожает менеджерам среднего звена, а также рабочим «синим воротничкам», тем самым способствуя тому, что некоторые пессимисты называют «демократизацией неуверенности».[864]
Современные критики особенно сожалели о сохранении социальных и экологических проблем, вызванных, по их мнению, скандально чрезмерной расточительностью и материализмом жизни в Соединенных Штатах, ведущем «обществе выброшенных вещей» в мире. Старая поговорка «Не трать, не желай», — жаловались они, — канула в Лету. Вторя более ранним пессимистам, они осуждали политическое влияние девелоперов, стремящихся к росту любой ценой, и стремительное расширение «загородной зоны», где офисные парки, торговые центры, точки быстрого питания и «тики-такие» поселения, как утверждалось, разрушают сельскую местность.[865]
В своих привычно мрачных описаниях пригородной и загородной жизни как «культурных пустошей» многие из этих критиков продолжали оставаться элитарными и покровительственными: Вопреки мнению таких фильмов, как «Красота по-американски» (1999), большинство жителей пригородов, конечно же, не скучны, безвкусны или невротичны. Большинство американцев, живущих в городах и переехавших в пригороды, которые значительно различались по размеру и уровню доходов, надеялись найти лучшие школы и более безопасные районы. Они жаждали большего пространства. Те, кто поселился в «тики-таких» жилых кварталах, не были безвкусными; они были относительно бедны. Пытаясь вырваться вперёд, они переезжали в места, которые могли себе позволить. Они делали покупки в таких магазинах, как Wal-Mart, потому что там товары стоили дешевле всего. Тем не менее, критики продолжали сетовать на нравы и вкусы жителей пригородов и пригородов: Как и слишком многие другие американцы, утверждали они, многие жители пригородов были бездумными, жадными до наживы потребителями.
