КОНЕЧНО, НИКТО НЕ СОМНЕВАЛСЯ, что американцы (как и другие люди) дорожат материальными благами. Однако последующие события должны были продемонстрировать, что большинство американцев продолжают придерживаться идеалов и видений, которые выходят далеко за рамки долларов и центов. Кроме того, в конце 1970-х годов Соединенные Штаты ни в коем случае не вступили в постоянную «эпоху пределов». Напротив, в период с середины 1970-х до начала 1980-х годов страна находилась в состоянии краткосрочной экономической стагнации. Она также продолжала бороться с целым рядом социальных проблем, большинство из которых, как и расовые, были давними. И тогда, и позже она боролась с культурными и поколенческими конфликтами, обострившимися в 1960-е годы, и с раскольническим наследием войны во Вьетнаме. Все эти события привели к тому, что в конце 1970-х годов возникло ощущение, что конфликт разрушает единство, которое должно было благословить эпоху Второй мировой войны. Культурные пессимисты — едва ли новое явление в американской или западной истории — получили широкое освещение в СМИ, которые стали более критичными и конфронтационными после американской эскалации во Вьетнаме и Уотергейта.[203]

Вместо того чтобы пророчить будущее экономической стагнации или упадка, культурные пессимисты могли бы внимательнее отнестись к другим мощным силам 1970-х годов. В эти годы, как и на протяжении большей части истории Соединенных Штатов, изобилие ресурсов и трудолюбивое, жизнестойкое и инновационное население в совокупности способствовали реальному экономическому росту. Хотя этот прогресс сопровождался ростом неравенства, большинство людей, в том числе и чернокожие, в целом жили немного лучше. Годы конца 1970-х вряд ли можно назвать великой эпохой упадка.

Однако ностальгия по золотому веку, наступившему после Второй мировой войны, в частности по семейной жизни, помогла многим людям в конце 1970-х годов ощутить чувство утраты. Более того, большинство взрослых американцев, пережив экономически яркие годы, предшествовавшие 1970-м, стали испытывать все большие надежды на жизнь — надежды, которые социолог Дэниел Белл в 1976 году метко связал с «революцией растущих прав». Отчасти по этим причинам, а отчасти из-за экономических испытаний и культурных противоречий эпохи многие люди в конце 1970-х годов пришли к выводу, что нация находится в глубокой беде. Даже те американцы, у которых в то время дела шли немного лучше, часто говорили так, будто им стало хуже. Словно попав на беговую дорожку, они были озабочены настоящим и с опаской смотрели в будущее.[204]

Незадолго до выборов 1976 года, на которых президенту Форду противостоял Джеймс Эрл «Джимми» Картер-младший из Джорджии, один бизнесмен средних лет похвастался, что не собирается голосовать. «Я трижды проиграл», — объяснил он. «В 1964 году я голосовал за кандидата мира Джонсона и получил войну. В 68-м я голосовал за кандидата, поддерживающего закон и порядок, — Никсона — и получил преступность. В 72-м я снова проголосовал за Никсона, и мы получили Уотергейт. На этот раз я не буду голосовать».[205] Это было характерное для 1976 года кислое мнение об американской политике. Другой гражданин прорычал: «Я не апатичен к тому, чтобы не голосовать, я категорически против этого».[206] Другие прислушались к совету Мэй Уэст, которая говорила: «Если вам приходится выбирать из двух зол, выбирайте то, которое вы ещё не пробовали». Многие люди, которые все же пришли на избирательные участки, ворчали, что голосуют «за булавку для одежды» — зажимают нос, голосуя за одного или другого плохого кандидата. Явка в 1976 году — 54,8 процента избирателей, имеющих право голоса, — была самой низкой с 1948 года. Картер пришёл к власти, набрав 50,1 процента голосов, а Форд — 48 процентов. Он победил в коллегии выборщиков с перевесом 297 голосов против 240, что стало самым маленьким перевесом с 1916 года.[207]

ПОЛИТИЧЕСКИЙ МИР, в котором жили Форд и Картер, отражал более масштабные тенденции, которые развивались с 1960-х годов и сохранялись ещё долгое время после 1980 года. Одной из них стало фактическое исчезновение радикальных левых как организованной политической силы. В 1970 году распалась организация «Студенты за демократическое общество» (SDS), которая в конце 1960-х годов была крупнейшей левоцентристской студенческой группой в истории США. После того как Никсон вывел американские войска из Вьетнама и отменил призыв в армию, на слуху осталось лишь несколько очень маленьких радикальных групп. Одна из них, крайне левая Weather Underground, приписала себе около двадцати взрывов в период с 1970 по 1975 год. Другая группа, Движение американских индейцев (AIM), вела активную агитацию за самоуправление индейцев и возвращение к племенному укладу. В 1973 году около 200 приверженцев AIM захватили деревню сиу Wounded Knee в Южной Дакоте, что привело к семидесятиоднодневному противостоянию с федеральными агентами. Симбионезская армия освобождения (SLA), среди основателей которой были идеалистически настроенные антивоенные молодые люди, превратилась в калифорнийскую банду убийц, грабителей и самопровозглашенных революционеров, которая в начале 1974 года захватила всю страну, похитив девятнадцатилетнюю наследницу газеты Патрисию Хёрст. Её лозунг гласил: «Смерть фашистскому насекомому, которое охотится на людей». После того как Херст два месяца продержали в чулане, она присоединилась к своим похитителям и назвалась Таней — так звали подругу бывшего кубинского революционера Че Гевары. Вооружившись карабином, она была сфотографирована, помогая своим бывшим похитителям совершить вооруженное ограбление банка в Сан-Франциско.

Однако противостояние в Вундед-Кни закончилось патовой ситуацией, которая не улучшила положение американских индейцев, многие из которых продолжали сталкиваться с необычайно высоким уровнем бедности и болезней в своих резервациях. В последующие годы AIM сильно раскололась.[208] Все члены небольшой бредовой «армии», похитившей Хёрст, могли бы поместиться в «Хамви» с запасом места для заложников. Шесть хорошо вооруженных членов банды, включая её лидера, погибли в пожаре и телеперестрелке с полицией Лос-Анджелеса в 1975 году. Остальные, включая Хёрст, были схвачены, осуждены и заключены в тюрьму.[209] Несбыточные мечты SLA, как и мечты «Синоптиков», стали в середине 1970-х годов предсмертными вздохами радикального активизма в Соединенных Штатах в стиле шестидесятых годов.[210]

Либералы, гораздо более мощная политическая сила, также столкнулись с тревожными тенденциями в 1970-х годах и в последующий период. Этим тенденциям способствовали устойчивые демографические и экономические силы, в частности, перемещение миллионов людей после Второй мировой войны в средние классы и пригороды. По мере того как американцы продвигались вверх и наружу, они ослабляли свои связи с демократической избирательной коалицией, состоявшей из групп «синих воротничков» и городских политических машин, которые помогли избрать Рузвельта и Гарри Трумэна в 1930–1940-х годах, а также Кеннеди и ЛБДж в 1960-х годах. Рабочие профсоюзы, которые были мощными союзниками Демократической партии, потеряли силу. По этим причинам классовые проблемы, которые были сильны в американской политике в 1930–1940-е годы, к 1970-м годам несколько утратили свою значимость.

По сравнению с некоторыми странами Западной Европы, где социал-демократические, основанные на труде политические партии продолжали пользоваться различной поддержкой населения, Соединенные Штаты были нацией относительно консервативных людей, которые ценили индивидуализм и неоднозначно относились к широкомасштабному центральному государству. В 1970-е годы и позже пыл и политическая сила американцев, выступавших против контроля над оружием, абортов и преподавания дарвиновской теории эволюции, ошеломили и возмутили многих наблюдателей в Западной Европе. Многие из этих наблюдателей приравнивали смертную казнь, отмененную в их обществах, к варварству и считали гарантированное государством медицинское страхование — также широко распространенное на континенте — непременным условием развитой цивилизации.