Лилит прыгала с Башни, — сказал я вслух. — Прыгала, и осталась жива. Осталась жива. Жива…

На мгновение перед глазами появилась картина: ведьма, привязанная к столбу на вершине скалы. Вокруг хлещет ливень, и вдруг, неожиданно, в столб ударяет молния…

— Поехали! — крикнул я, вставая так, чтобы оттолкнуться здоровой ногой.

Наши запястья были крепко стянуты кожаным ремнём, лица устремлены в пропасть, а ноги уже приготовились оттолкнуться, когда на балкон выскочил отряд баб в чёрной с золотым форме.

— Максимилиан Золотов! — крикнула та, что была ближе. — Вы обвиняетесь в…

Мы не стали слушать, в чём там его обвиняют. Мягко оттолкнувшись, побежали к краю скалы…

Силовое поле прошли, как плёнку мыльного пузыря.

Краем глаза я видел, как из руки драконихи вырвалась огненная плеть и попыталась захлестнуть наши ноги, но сверху обрушился поток ледяной воды, ветер засвистел в ушах и я о ней забыл.

На падение это было мало похоже.

Окруженные плотным потоком воды, мы словно бы тонули, только с очень большой скоростью.

Словно нами выстрелили из брандсбойта.

Сообразив, что мне не хватает воздуха, я открыл рот, но в него тут же хлынула вода.

На вкус она была, как грязный снег.

Отплевавшись, я попытался рассмотреть хоть что-нибудь.

Мы парили на огромной высоте — судя по тому, что до сих пор не расшиблись о землю.

Впрочем, ни внизу, ни по бокам ничего не было, кроме сплошной стены из дождя. Земля могла появиться в любой момент.

Макса я тоже не видел, только чувствовал, как натягивается ремень на запястье, и тихо радовался его, Максовой, предусмотрительности: прыгни мы по отдельности, и меня точно пришлось бы сметать веничком на дне какого-нибудь ущелья.

Только бы у него получилось, только бы у него получилось…

Ненавижу зависеть от других!

Рассматривай это, как прыжок веры, Тим, — пришла запоздалая мысль. — Только вот вопрос: веры во что?

В Макса и его способности, в себя… Или в то, что дуракам всё-таки везёт?..

Неожиданно всё изменилось.

Дождь прекратился, зато сделалось зверски холодно, а вокруг сгустилась кромешная, хоть глаз коли, тьма.

— Получилось! — раздался радостный вопль Макса. — Я открыл портал!..

И в этот интригующий момент мы со всей дури хряпнулись во что-то мягкое, влажное и такое ледяное, что на ум сразу пришла большая чашка мороженого.

Запах, правда, нисколько не соответствовал: пахло болотом, тиной и ещё чем-то мерзким, вроде тухлых яиц.

— Судя по температуре, — сплюнув грязь, я смог встать на одно колено. — Это нихрена не Сан-Инферно. Вопрос: что, бляха медная, это такое?

— Кажется, я догадываюсь, — я почувствовал, как рука Макса дёргает ремень на запястье. — Почему-то, оказавшись в безвыходной ситуации, я всегда попадаю именно сюда…

— На твоём месте, я бы не стал расстёгивать ремень, — сказал я.

И хотя рука до чёртиков затекла, на мой взгляд, это был здравый совет: вокруг всё ещё было темно, как в могиле. В очень холодной могиле. И мокрой.

— Да, точно, хорошая мысль, Тим, — меня потянуло вверх, и чтобы не вывихнуть плечо, я кое-как взгромоздился на ноги. — Тютелька в тютельку! — радовался Макс. — Ещё пара десятков метров, и — мы с тобой стали бы очень плоскими.

То, что мы упали в грязь и не разбились, жизни не облегчило. Я был облеплен тиной, на бороде подсыхала ледяная корка, а одежда превратилась в заскорузлый скрипучий гипс.

— Если мы в ближайшее время не согреемся, нам всё равно хана, — напомнил я. — Так что, рано радуешься.

— Ой, ну что ты такой нудный, — я прямо видел, как он морщится. — Спокуха, бро. Ща всё будет.

— Ты перебросишь нас в Сан-Инферно? — надежда в моём голосе ясно указывала на то, что я, бляха медная, соскучился по теплу.

— Нет.

— Нет? Почему нет, мать твою? Я так понимаю, здесь никакого Железного Занавеса нет…

— Темно, как у единорога в жопе, — доходчиво пояснил Макс. — Боюсь, что в такой обстановке я опять промахнусь. И тогда мы окажемся вообще хрен знает где.

— Можно подумать, сейчас мы на курорте, — буркнул я.

Начав дрожать, я уже никак не мог остановиться. Только и слушал, как стучат собственные зубы.

— Помолчи, — попросил Макс. — Мне надо позвонить.

Я заткнулся. Если звонок поможет нам выбраться из этой ледяной грязевой жопы — я согласен молчать хоть до второго пришествия.

— Кэсси! — внезапно заорал Макс. — Сколько лет сколько зим! Да, я тоже охрененно рад тебя слышать. Ага… Угу… И тебя туда же… Да, помню я помню… Смертная казнь, а как же!.. Нет, по-другому было никак. И мне нужна… Нет, моментально слинять я не могу… Да знаю я, знаю… Слушай, если ты быстренько выдернешь нас отсюда, никто и не заметит…

В воздухе перед нами закрутился сноп серебряных искр, расширился до круга метрового диаметра.

Дёрнув меня за руку, Макс устремился к нему.

— Быстрей, — закричал он. — Пока она не передумала…

Ёшкина канитель, опять портал… — подумал я, и упал мордой во что-то пушистое и мягкое.

— Если о тебе пронюхает барон Оямацуи, тебе хана, Макс!

Голос был женским. Довольно приятный тембр, но слишком много властных ноток, как на мой вкус.

— И я рад тебя видеть, Кассандра, — Макс, поднявшись на колени, наконец-то расстегнул пряжку и снял ненавистный ремень. Я потёр запястье. — Знакомься, Тимур: леди Шторм, — и он ткнул пальцем в смутную тёмную фигуру прямо по курсу. Глаза были залеплены грязью и ледяной коркой, так что большего о фигуре я сказать не мог. — Кэсси, позволь представить тебе… моего друга, тренера Тамерлана. Он тренирует нашу команду, Сынов Задницы, и…

— Что вы делаете на Лимбе? — перебил властный голос.

Лимб… Лилит говорила, что она родом с Лимба.

Может, в безумии Макса и есть рациональное зерно? Где можно узнать о её дедуле, как не здесь?..

Прочистив глаза рукавом олимпийки, я наконец-то смог оглядеться.

Макс продолжал спорить с леди Шторм — высокой девахой в обтягивающем кожаном прикиде, с коротко стриженными тёмными волосами и красивым, хотя и чуток резковатым лицом.

— Простите за беспорядок, — поднявшись на ноги, я попытался отряхнуться от грязи.

Она комками отваливалась и падала на белоснежный пушистый ковёр, брызги долетали даже до кровати под белым, расшитым шелком покрывалом, и на другие предметы бабского обихода: зеркало в большущей раме, какие-то подушечки, салфеточки, в общем, мутотень.

Только теперь вся эта белая кружевная мутотень была изгваздана в чёрной липкой жиже.

— Да, Кэсси, прости за грязь, — автоматически повторил извинения Макс, и только после этого огляделся. Покрутил носом, словно не нравился запах… Воняло, правда, большей частью от нас. — А ничего так у тебя, — протянул он с видом знатока. — Гламурненько. Словно в бутылке с кефиром.