— Это мрачное логово некроманта, — с ложной скромностью заявил Ринальт.

— И зачем мы к нему идём? — не поняла Ненависть.

— Я там живу, — ответил копальщик.

— Что, больше негде?

— Выходит, что так, — Ринальт подошёл к крепостному мосту, сложил пальцы замысловатой дулей и свистнул.

Громко — у Ненависти даже заложило уши. С крепостной стены свистнули в ответ. Деревянный тяжёлый мост опустился быстро, чуть ли не рухнул, и наёмница подумала, что он сейчас развалится. Но не развалился — был, видимо, крепкий.

— Ага, — сказала она. — Смотри-ка, открывают!

И правда, пока они с Ринальтом шли по мосту, ворота распахнулись.

За ними была самая обычная крепостная жизнь, как в любом форте — гуси, собаки, овцы, лошади, дети, взрослые. Небольшие домишки-мазанки лепились изнутри к мощным стенам, две коренастые башни держали на широких плечах нескольких дозорных. Опытный глаз Линды заприметил и казармы, и хлева, и кузню, и конюшни. И мимо двухэтажного кабака она прошла, не преминув заметить, что окна на втором этаже сплошь распахнуты, несмотря на холод, и красные занавески вьются по сырому ветру.

Пахло навозом и горячим хлебом. Но Ненависть и тот, и другой запахи оставили равнодушной.

Они шли вверх по узкой улочке к замку, и тут всё чаще стали встречаться подводы, гружёные трупами.

— Урожай везут, — непонятно сказал Ринальт, пропуская мимо себя очередную телегу.

Возница обернулся на него и вдруг неприятно осклабился.

— Кромешного мрака вам, господин! — крикнул он.

— И тебе не хворать, — равнодушно откликнулся Ринальт.

— Господин? — спросила Ненависть. — Да ты тут никак барствуешь, Мэор!

— Приходится, — сказал копальщик. — Должен же кто-то быть некромантом? Почему не я?

Ненависть только фыркнула.

Впереди был хозяйский дом — высокий, добротно собранный из обтёсанных валунов. О четырёх башнях, что всего на одну меньше, чем полагается принцу. Стало быть, Ринальт Мэор — вполне родовитый некромант, не какой-то там задрипыш с бедняцкого кладбища. Но всё-таки как-то не так представляла себе некромантов Линда Хасс! В жутких сказках, рассказываемых детьми городских трущоб, фигурировали выжившие из ума старики, худые как скелеты. Они искали эликсира бессмертия, который делали из человеческой крови и жизненной силы.

Молодых и красивых некромантов, одетых в дорогую одежду и владеющих целым городком посреди королевских земель, в сказках не водилось.

— Прошу, будь моей гостьей, прекрасная Хасс, — промолвил Ринальт, когда они подошли к кованым воротам, окружавшим господский дом.

— Прекрасная, ыыы, — грубо хохотнула Ненависть. — Меня так ещё никто не звал.

— Я тебя не просто назову. Я тебе предлагаю горячую ванну, щедрый стол и чистую постель, — сказал Мэор тоном искусителя.

Они поднялись по гранитным ступеням к огромным дверям, и Линда подумала, что никогда ещё не ступала в подобный дом, почти дворец. Что её там, в самом деле, ждёт?

Она одёрнула бабскую чёрную накидку, надетую поверх грязной, пропитанной кровью и дождевой водой одежды, и переступила порог.

— А что взамен? — вырвалось у наёмницы.

— Взамен ты будешь служить мне, капитан Ненависть. Верой и правдой.

— За постель и стол? — возмутилась она. — За такое платят золотом!

— Золото у меня тоже есть, — улыбнулся Мэор. — Но мне кажется, что пара бочек горячей воды тебе сейчас как-то нужнее.

Мрачное логово некроманта не было ни мрачным, ни логовом. Капитан Ненависть ни разу в жизни не видала такого хорошего и красивого дома. Каменные стены в комнате, про которую Мэор сказал, что это будет её собственная спальня, были сплошь увешаны мягкими коврами. На полу лежали шкуры. А кровать могла вместить четыре Ненависти. Она недоверчиво спросила, кто будет ещё в ней спать, но Мэор только рассмеялся и заверил, что никто. Если только она сама кого-нибудь не пригласит. Ей и в голову такое не пришло бы, но трудно было поверить такому счастью.

Да что там кровать! Две крепенькие, бокастые и грудастые служанки чуть не под руки отвели Ненависть к огромной бочке с тёплой водой, усадили в ней на скамеечку, тёрли, скребли, мыли и поливали, пока кожа не заскрипела. Теперь Линда Хасс, глядя на себя в сверкающее зеркало (кто же он такой, этот некромант, что может себе позволить зеркало размером в полчеловека?!) увидела, что она почти такая же гладкая и нежная, как в своём видении после смерти.

Но чем дольше она вглядывалась в ровную смугловатую кожу с начисто пропавшими рубцами, и в чисто вымытые тёмные волосы, и в свое угрюмое, но живое лицо — тем больше сомневалась, что умирала. Наверно, её просто не добили. А эти, как их там, Морти и Ви, они просто почудились ей. Чего только не почудится, если тебя измордуют до бесчувствия и прикопают в ближайшем лесочке!

«Вот укрыски, — думала Ненависть, — а ведь сделали это, чтобы я не встала. Думали, что я выживу, и приняли меры. Не то б просто бросили среди убитых!» И мысленно повторила про себя имена наёмников. Стервятник, Мордобой, Рузан… Красивый, смуглый, как инородец, Колдун. И новичок, как же его? Кайел.

Странное дело: и в бочке с водой, и в тёплых руках миловидных девушек, и перед зеркалом Линда чувствовала себя куском холодного мяса. Глядя на себя, обнажённую, с крупными тёмными сосками и курчавыми волосами меж ног, она не ощущала тепла. А сейчас вот, вспомнив имена своих убийц, Ненависть будто бы ожила. Вот ей-же-ей, словно вина горячего в вены плеснули.

Одна из служанок подала Линде белую рубашку, чистую, кажется, даже новую. Не выдержав прилива горячего вина в венах, Ненависть повернулась к девушке и обхватила её за талию. Прижала её лицо к своему, удержала на пару мгновений и отпустила.

— Я тёплая? — спросила Линда девушку.

Та всхлипнула, вытерла рот рукавом и отчаянно замотала головой.

— Как труп, холодная, — сказала с ужасом. — Вам бы одеться, госпожа Хасс…

— Разберусь. Ушлёпывайте отсюдова, обе, — рявкнула Ненависть.

Девушки с радостью последовали приказу. Линда повернулась обратно к зеркалу, провела руками по собственной груди, сжала пальцами соски — ничего. В голове слегка шумело, но в промежности не чувствовалось никакого желания. Прикрыла глаза и вообразила то, в чём отказывала себе целый последний год, запрещала думать даже вскользь. Руки Колдуна, ласкающие где ни попадя. Глаза его тёмные, внимательные, пальцы его длинные, которыми он трактирных шлюх трогал, не смущаясь, что кто-то смотрит… Только представить эти руки на своём теле раньше достаточно было, чтобы вспыхнуть. Перед последним боем он, помнится, смотрел особенно пристально, да так и не позвал с собой. Да и не пошла бы с ним Хасс: примета плохая.

И вот вдруг разрешила себе представить. Да только от этого в животе лишь появилось смутное чувство, будто бы от голода. И всё.

Она медленно натянула на тело рубашку. Та аж хрустела от свежести, но телу было всё равно. «Я отомщу вам и за это, — подумала Линда Хасс. — Я отомщу каждому из вас: Кайел, Рузан, Мордобой, Стервятник… и в особенности тебе, Колдун!»

Едва Ненависть рухнула на кровать, едва вдохнула запах полыни и ромашки, с которыми, видать, держали в сундуках бельё, как в дверь стукнули. Она и не думала запираться, сказала лениво:

— Я велела проваливать.

Но услышала голос Мэора, и, забыв, что едва одета, вскочила с кровати и вытянулась как струна.

— Готова, что ли? — спросил, посмеиваясь, некромант.

— Что? — тут же дёрнулась Ненависть, готовая защищаться — правда, пока неизвестно от чего.

— Служить. Верой и правдой. Вот как за идеи принца служила.

— Я за деньги служила, крысий ты суп!

— Стой прямо, — вздохнул некромант, — не двигайся, не ори… Стой, говорю. А то не видать тебе никаких денег!

Ненависть тяжело засопела.

— Хочешь быть человеком? Тогда веди себя как человек, — спокойно сказал Мэор. — Я должен тебя осмотреть и понять, кто ты.