— Если ты меня выкопал… то я тебе за каким-то крысьим хреном нужна. Если я тебе нужна — плати. Если не нужна — закапывай обратно, сама выберусь.

— Хорошо, — сказал копальщик.

И не двинулся с места. Как стоял, опираясь на лопату, так и остался стоять. Только чуть голову вбок склонил.

Был он молодой и, пожалуй, красивый. Не солдат и не наёмник точно, и не из крестьян. Но и на вшивого аристократишку не походил — уж больно крепкий, плечистый. Одет просто — словно в храме служит. Накидка — если б не чёрная, то точь-в-точь бабская, руки в перчатках. Лицо чистое, волосы длинные, убранные с боков назад, — тоже чистые. Ненависть была готова поклясться, что, если к копальщику принюхаться, то он будет пахнуть как младенец.

Только не в том она была положении, чтобы копальщиков нюхать!

— Ты уже отвалишь от меня или тебя на имойском попросить? — огрызнулась Ненависть.

Мужчина нахмурился.

— Я слышу злость, — сказал он. — Простые кадавры не сердятся. По большей части они просто ходячие трупы.

— Я лежачий труп, — сообщила она. — Проваливай.

— Кой демон ты лежачий труп, если ты живая? — спросил копальщик и, оставив лопату воткнутой в землю, нагнулся к Ненависти.

Рывком поставил на ноги, сжал ей щёки, заставляя открыть рот, заглянул туда, поковырялся пальцем — и всё это так быстро, что Ненависть не успела даже отпрянуть или тяпнуть за палец. А мужчина тем временем раздвинул ей веки глаза, провёл рукой по голове, зарылся в волосы всею пятернёй. Притиснул к себе, чтобы ощупать сзади, отодвинул, чтобы провести рукой спереди. Задержался ладонью чуть ниже левой груди, цокнул языком.

— Ну, ты… — сказала Ненависть тяжело. — Не суй хваталки куда не просят. Бабу найди себе и суй в неё, что хочешь.

Ей было муторно и странно. Ни запаха, ни вкуса она не почуяла, да и прикосновения не зажигали в груди ни желания, ни отвращения. Словно копальщик тискал… труп. Причём не её собственный, а чей-то там, до которого самой Ненависти и дела нет. Ей же чувствовались только холод, да ещё неприятное онемение во всём теле.

Однако у копальщика был восторженный взгляд, как у подростка, что впервые увидал голую женщину.

— Потрясающе, — с восхищением сказал он. — Пойдёшь со мной?

— Сам дорогу не найдёшь, что ли? — рявкнула Ненависть.

Захотелось упасть наземь, кататься в грязи и выть, а вовсе не тащиться со странным человеком, пусть и красивым.

— Зачем ты так, — с упрёком сказал тот. — Тебе, видно, досталось. Я б тебе помог.

И снова склонил голову набок, словно пёс, который хочет понять, в каком сейчас настроении его хозяин. Только что-то подсказывало наёмнице, что хозяин тут не она.

— А ты кто? — спросила Ненависть.

— Ринальт Мэор, — ответил копальщик.

— Священник?

Этот её вопрос вызвал взрыв смеха у Ринальта Мэора. Только тут Ненависть осознала, что в лесу тихо, очень тихо.

— Пойдём, — Ринальт, отсмеявшись, скинул свою чёрную накидку и укрыл ею голову и плечи Ненависти.

И слегка похлопал по спине.

— Я хочу получше узнать, что ты такое.

— Я не что, я кто, — угрюмо заявила Ненависть.

— Ну, я б так не сказал, — заявил Ринальт. — Я не ощущал тут поблизости ни одного живого, как вдруг ты стала шкрябать ногтями землю.

— В штаны небось наделал, — почти сочувственно сказала Ненависть.

И снова услышала смех.

— Стал бы я тебя откапывать, — с трудом выдавил из себя Ринальт. — Пойдем. Я давно так не смеялся. Живот болит.

В мире стало заметно меньше красок. Словно это бесконечные дожди и нескончаемая война высосали из жил мира всю его кровь. Осень обычно яркое время, но Ненависть видела лишь чёрное, коричневое да серое — листва пожухла, не облетев, и земля раскисла под ногами.

Лесная чаща оборвалась, и капитан Ненависть увидела поле битвы. Бой уже давно откипел, остыл и оставил после себя лишь мёртвые тела.

— Что чувствуешь? — спросил у Ненависти Ринальт.

Она покачала головой. Она не чувствовала ничего особенного. Возможно, ей хотелось бы найти среди мертвецов трупы тех, кто поглумился над нею. Но что-то подсказывало Ненависти, что эти люди ещё живы. Как те, против кого она вела свой отряд в помощь мятежному принцу, так и те, кто подобрал её раненой и избил до смерти. Это уже были свои. Да, свои! Она закрыла глаза и увидела их лица. Худощавый, всегда такой серьёзный Стервятник, хитромордый Мордобой, выжига и игрок Рузан, смуглый коренастый Колдун. И ещё этот, как его, новичок… Кайел, его все звали просто Новеньким, потому что прозвища пока не заработал.

Они втаптывали её в раскисшую глину, усердно пыхтя, а потом, смеясь от ощущения безнаказанности, забрасывали ещё живое тело комьями земли…

— А ведь когда-то здесь были отличные луга, — задумчиво сказал вдруг Ринальт и, поднатужась, выдернул застрявший наискось в дёрне флагшток.

Узкое боевое знамя регулярных королевских войск. Ненависть с неприязнью вспомнила сытые, толстые рожи солдат. Наёмники редко бывают такими мордатыми. Разве что их боевой командир со своими двумя раздутыми от самодовольства подпевалами… А обычные наёмники худые, злые и вечно голодные. Деньги они моментально просаживают в карты или пропивают. Ненависть свои чаще всего несла в бордель, где весёлые девчонки ублажали её до изнеможения — мужчинам она уже давно не доверяла настолько, чтобы подпустить к себе на расстояние вытянутого члена.

Ринальт, наверно, был первым за сколько-то лет, кто удостоился такой чести — и то лишь из-за слабости.

— Кто победил-то хоть? — спросила Ненависть немеющими от переживаемых чувств губами.

— А это так важно? — спросил в ответ Ринальт.

— Если король, то всё напрасно. Если его бастард…

— Думаешь, страна выкарабкается, если к власти придёт принц-чернокнижник? Думаешь, если королевский толсторылый двор весь повесят завтра на паре сотен виселиц — земли будут родить больше, а людям станет веселее жить?

— Но должна же быть какая-то надежда, что всё изменится, — пробормотала Ненависть.

— Так ты не за деньги нанималась к принцу в войско? Ради надежды? — усмехнулся Ринальт.

Она размахнулась, чтобы врезать по его противной красивой морде, но в руках было так мало силы, что Ненависть даже удивилась. А Ринальт перехватил её запястье и сдавил так, что хрустнуло.

— Тебе больно? — спросил он, жадно вглядываясь в её лицо.

Ненависть рывком высвободила руку.

— Иди ты дракону задницу чистить, укрысок. Чего тебе надо?

— Выясняю, что ты такое. Пульс вроде бы есть, но медленный. И дышишь. Значит, ты не вампир. Да и непохожа… Ходячий труп? Но я не поднимал тебя.

Ненависть только фыркнула.

— Так ты из этих, да? Из труполюбов?

Ринальт вздохнул.

— Я никогда не бил женщин, — сказал он, — но готов начать с тебя. Ты самая ужасная из всех представительниц вашего пола, каких я только видел. Но я тебе сочувствую. Судя по тому, как ты выглядишь, тебя истоптало целое стадо.

— Длинно говоришь, — ответила Ненависть.

Окинула долгим взглядом поле боя и протяжно вздохнула.

— Значит, не знаешь, кто победил?

— Да мне без разницы. Тем более, что это не первая и не последняя битва. Пойдём… как тебя?

— Капитан Ненависть, — представилась она.

— Длинно, — пожаловался Ринальт, — тем более, ты уже вряд ли числишься на службе принцу. Как бы покороче?

— Хасс, — кисло сказала Ненависть. — Короче уж некуда… Мэор.

Ринальт поморщился. Видно, не понравилось ему, что она так сказала. Или имя недостаточно красивое?

Да не плевать ли…

Он уже шёл напрямик через поле, иногда увязая по середину голенищ в раскисшей, изуродованной земле. Дёрн вперемешку с кровью. Наступишь — и в ямке тут же скапливается мутно-красноватая жижа.

Линда вдруг ощутила неприятную горечь на языке.

— Ого, — сказала Ненависть. — Я не припоминаю, чтобы в этих местах была крепость.