Он замолчал. Зал погрузился в тишину, но теперь это была иная тишина. Не давящая ожиданием, а взволнованная, как море после удара молнии. Речь Маркуса была короткой, лишенной риторических красот Лиры, но каждая фраза – точный удар молота по наковальне фактов. Он не оправдывался. Он контратаковал. Он перевернул нарратив: Элдин – не жертва, а агрессор, наказанный собственной злобой. Его сила – не угроза, а щит. Лира – не скорбящая сестра, а мастер манипуляций.

Щелк.

Тонкий, едва уловимый звук. Палец Джармода, лежавший на столе, слегка пошевелился, коснувшись камня. Его каменное лицо не дрогнуло, но Маркус почувствовал – мгновение его потери контроля, та вспышка ярости Гармонии, была замечена, зафиксирована, внесена в незримый досье. Оценка: "Угроза сдерживаема. Пока."

Хельга слегка наклонила голову. В ее глазах мелькнуло не одобрение, а… интерес. Интрига усложнилась. Игрок, считавшийся пешкой, сделал неожиданный ход. Боргун хмуро смотрел перед собой, его первоначальное раздражение сменилось тяжелой задумчивостью. Лираэль… давление ее эфирного щупальца ослабло на долю секунды, будто в замешательстве, затем вернулось с новой силой – теперь оно ощупывало не слабину, а ту самую железную волю, о которой говорил Маркус. Даниэль неотрывно смотрела на Маркуса. Тень улыбки исчезла. Взгляд стал чисто аналитическим, хищным. "Метод" – не просто разрушение. Это оборона, обращающая агрессию против атакующего. Ценный. Очень.

Лира стояла неподвижно. Ее фарфоровое лицо оставалось безупречным, но в глазах, таких синих и холодных, бушевала настоящая буря – ярость, унижение от того, что ее так публично разоблачили, и… страх. Страх перед этой новой, холодной версией Маркуса, которая не рычала, а наносила точечные, смертельные удары. Она открыла рот, чтобы парировать, найти слабину в его аргументах, но ее опередил голос из полумрака.

«Достаточно.» Голос Патриарха. Тихий, но обладающий силой обвального камня. Он прозвучал негромко, но заставил вздрогнуть даже Старейшин. Сигурд медленно поднял руку, пресекая любые дальнейшие речи. Его взгляд, тяжелый и всевидящий, скользнул по Лире, затем остановился на Маркусе. «Слова сказаны. Обвинение выдвинуто. Ответ дан.» Он помедлил, его палец бесшумно постукивал по рукояти кинжала на подлокотнике трона. «Совет Старейшин услышал обе стороны. Факты таковы: Элдин Арнайр атаковал с намерением сломить разум ребенка. Маркус Арнайр вмешался, применив свой дар для защиты. Результат – трагическая инвалидность Элдина Арнайр, вызванная отражением его собственной атаки. Жестокость? Возможно. Но жестокость обстоятельств, порожденная жестокостью намерения. Превышение обороны? В условиях Арены Чести, где разрешено все, кроме прямой измены, – нет.» Его слова падали, как приговор. Лира побледнела еще больше, но не посмела издать ни звука. «Однако, – Сигурд повернул голову к Маркусу, – озабоченность Лиры Арнайр насчет природы и контроля над даром Гармонии… обоснована. Сила, способная обратить мощнейшую ментальную атаку против атакующего, – сила, требующая особого внимания и… понимания.»

Он посмотрел на Совет. «Решение Совета: Обвинения в преднамеренной жестокости и превышении пределов обороны – снять. Действия Маркуса Арнайра на Арене Чести признаны правомерными в рамках законов поединка.» Лира вздрогнула, как от удара. «Но, – Патриарх подчеркнул слово, – учитывая уникальную природу дара Гармонии и потенциальные риски, связанные с его неполным контролем…» Его взгляд упал на Джармода. «…Маркус Арнайр отныне находится под постоянным наблюдением Четвертого Старейшины, Джармода. Для изучения возможностей, ограничений и обеспечения безопасности применения его силы. Любое использование Гармонии вне тренировочных залов, санкционированных Джармодом, будет рассматриваться как нарушение воли Совета.»

Наблюдение. Джармод. Тень Патриарха, прикованная к его пяткам. Постоянный надзиратель. Это не было осуждением, но это было поражением. Его свобода действий, и без того призрачная, сократилась до размеров клетки под присмотром самого безжалостного надсмотрщика клана. Он выиграл битву (оправдание), но проиграл войну за автономию.

«Совет окончен,» – произнес Сигурд, его голос снова стал безликим, как камень трона.

Старейшины начали вставать. Лира, бледная, с горящими от бессильной ярости глазами, бросила на Маркуса взгляд, полный немого обещания мести, прежде чем быстро выйти вслед за Лираной, чье лицо оставалось загадочно-непроницаемым. Боргун кряхтя поднялся, бросив на Маркуса тяжелый, неодобрительный взгляд – "проблемный актив". Хельга уходила последней, ее взгляд, полный пересчитанных вариантов, скользнул по Маркусу – пешка показала зубы, теперь ее ход будет сложнее предугадать. Лираэль исчезла бесшумно, как тень. Даниэль задержалась на мгновение, ее глаза встретились с Маркусом. Ни угрозы, ни обещания. Только холодный, профессиональный интерес. И глубокое понимание. Она видела его вспышку. Видела, как он ее сдержал. Видела его силу и его уязвимость. И это делало его для Теней еще более… интересным.

Маркус стоял неподвижно, ощущая ледяную пустоту вместо адреналина. Победа? Он избежал клейма калеки и предателя. Поражение? Он получил тюремщика в лице Джармода и стал еще более ценным объектом для Теней. Его Гармония, утихомиренная усилием воли, теперь дремала где-то глубоко, оставив после себя лишь опустошение и холод.

Джармод подошел бесшумно, став чуть позади и слева от него. Не рядом. На позиции. Готовый следовать. Контролировать. Наблюдать. Его присутствие ощущалось, как ледяная стена.

«Твои покои, – произнес Джармод, его голос был ровным, лишенным интонации. Не приказ. Констатация следующей точки маршрута узника. – Или тренировочный зал. Выбирай.»

Маркус не ответил. Он сделал шаг вперед, чувствуя, как взгляд Джармода впивается ему в спину, неотступный, как тень. Цепи на запястьях звенели при каждом движении, звуча теперь не как вызов, а как кандальный звон. Он вышел из Зала Черного Базальта, оставив за спиной тяжесть принятых решений и холод камня.

Коридор встретил их пустотой и гулким эхом шагов. Но по мере продвижения, из боковых арок, из-за колонн, стали появляться люди. Воины Внешнего Круга, алхимики низшего ранга, слуги. Они не подходили. Не говорили. Они просто стояли. Смотрели. И в их взглядах не было ни осуждения Лиры, ни восхищения его речью. Было другое. Настороженность. Сомнение. Страх. Страх перед силой, которая может сломать Элдина Арнайра. Страх перед тем, кто ходит под присмотром Черной Тени. Страх перед непредсказуемым оружием в стенах их дома. Он видел, как они отводили глаза при его приближении, как сбивались в кучки, когда он проходил, как шептались, глядя ему вслед. Камни вместо хлеба. Страх вместо признания. Даже его маленькая победа перед Советом не изменила главного: он был чужой. Источник угрозы.

Они проходили мимо открытой галереи, выходящей во внутренний двор цитадели. Внизу, на тренировочном плацу, он увидел Берту. Ее правая рука была в жестком лубке и поддерживающей повязке через плечо. Она стояла одна, наблюдая, как группа молодых воинов отрабатывает приемы. Ее лицо было сосредоточенным, каменным. Она почувствовала его взгляд, подняла голову. Их глаза встретились через расстояние. Ни улыбки. Ни кивка. Только короткий, тяжелый взгляд. В нем читалось все: боль, злость на свою беспомощность, понимание его ситуации, и… предупреждение. Предупреждение быть осторожным. Затем она резко отвернулась, снова уставившись на тренирующихся, ее спина стала еще прямее, еще неприступнее. Даже она, его щит на Арене, не могла или не хотела подойти. Политическая чума была заразна. Его изоляция росла.

Внезапно – движение в тени высокой арки перед ними. Не воин, не слуга. Торвин. Мальчик стоял, прислонившись к холодному камню, обхватив себя руками. Его глаза, огромные и пустые, были устремлены куда-то вдаль, в никуда. Он не реагировал на приближающиеся шаги. Казалось, он вообще не замечал мира вокруг. Равнодушная пустота, в которую превратил его Элдин. Но когда Маркус поравнялся с ним, почти касаясь, Торвин медленно, очень медленно повернул голову. Их взгляды встретились. И в этих пустых, бездонных глазах Маркус увидел не осознание, не благодарность. Он увидел отражение. Отражение своего собственного лица, искаженного усталостью и тяжестью цепей. И в этом отражении на миг промелькнуло что-то… чужое. Что-то холодное и наблюдающее. Как в том ночном видении. Затем взгляд снова потух, вернувшись к пустоте. Торвин безучастно отвернулся.