“Недостоин!” – раздался многоголосый хор, словно вторя воплю умирающего.

“Аэлита!” – бесстрастно произнес Джармод следующее имя.

И вот пошла жатва…

Маленькая Аэлита, хрупкая девочка лет 10, вся дрожа от страха, неуверенной походкой направилась к своей неминуемой гибели. Подойдя к постаменту, она с мольбой взглянула на старейшину Джармода , надеясь увидеть хоть каплю сочувствия, но в его глазах отражался лишь холод.

Закрыв глаза и судорожно вздохнув, Аэлита, словно обреченная на заклание овца, протянула свою крохотную руку и прикоснулась к Камню. В тот же миг ее тело, словно пораженное молнией, вспыхнуло ярким, ослепительным пламенем и обратилось в горстку пепла, развеянного сквозняком по залу.

“Недостойна!” - вновь прозвучал равнодушный хор, словно и не было никакой смерти.

И словно по команде, слуги подошли и убрали пепел.

“Каин!”, - слышит он следующее имя.

Уверенным шагом к Камню подходит Каин. Он ни на секунду не сомневался в своем успехе. С отточенными движениями он касается рукой Камня, и его лицо преображается. На смену уверенности приходит животный ужас, глаза выпучиваются, а вена на шее сильно вздувается. Хрип. Еще один хрип, и Каин обмякает. Камень отталкивает его тело, и оно с глухим стуком падает на пол.

“Недостоин!”.

Маркус сглатывает, но не успевает выдохнуть, как Джармод объявляет новое имя.

“Изабель!”.

Все взгляды устремлены на красивую девушку. Идет твердым шагом к Камню. Касается. И ничего не происходит. Зрители застыли в ожидании. Изабель выдерживает испытание, на ее лице проступает гордость и величие, а толпа ликует.

“Достойна!”.

В этот момент Маркус понимает - пришел его черед. Джармод медленно и четко произносит: “Маркус!”.

Остановившись на секунду, Маркус начинает движение, которое решит его судьбу.

Подойдя к Камню, он ощущает невероятный жар и волнение, но отступать нельзя. Он поднимает руку.

А затем мир перестает существовать…

В момент, когда он коснулся черной, гладкой поверхности Камня, мир для Маркуса перестал существовать. Боль, такая невыносимая, что казалось, будто его тело разрывают на части, выжигая изнутри. Его крик утонул в гуле, оглушающем сознание. Он умирал.

Но вдруг, в этот самый момент, когда казалось, что надежды нет, что его душа будет разорвана на куски, внутри его, словно далекая звезда, вспыхнула искра. Маленькая, но яркая, она начала разгораться, распространяясь по его венам, наполняя его тело теплом и силой. Адская боль начала отступать, уступая место странному ощущению мощи и контроля. Он чувствовал, как эфир – магическая сила, дающая власть над реальностью, – течет по его венам, подчиняясь его воле.

Он выжил!

Когда сознание к нему вернулось, Маркус увидел, что стоит на ногах, а по его рукам струится слабый голубой свет. Он прошел испытание! Он справился!

Выходя из круга, он не мог сдержать широкой улыбки. Его сердце переполняла гордость.

Но радость длилась недолго. Он оглянулся и увидел, что зал заполнили тела погибших. Он услышал как хор из сотен голосов поет: “Достоин!”, “Недостоин!”. Он видел лица - живые и мертвые.

На лице Джармода не дрогнул ни один мускул. Его взгляд был все также холоден и беспристрастен.

Уже после этого, Джармод обратился к выжившим:

”- Сегодня вы прошли первое испытание. Но это только начало. Вас ждет еще множество трудностей. Лишь самые сильные выживут. Слабые умрут”.

Джармод повел выживших прочь, оставив в зале лишь трупы и пепел.

В этот момент, Маркус чувствовал себя самым счастливым человеком в мире. Он выжил. Он преодолел смерть. Он теперь - один из избранных.

Патриарх, до этого момента наблюдавший за кровавым ритуалом с высоты своего трона, жестом подозвал к себе Дитaира. Его правая рука, как всегда, приблизилась бесшумно и склонила голову в знак почтения.

«Ну что, Дитаир?» – голос Патриарха был ровным, тяжелым. «Каков итог?»

Дитаир ответил четко, без интонаций:

«Из пятисот семнадцати кандидатов выжили триста семьдесят, Господин. Результат в пределах прогноза.»

Сигурд нахмурился:

«Достаточно, чтобы латать бреши. Недостаточно, чтобы сокрушать врагов. Что скажешь о Достойных? Есть ли среди них те, кто заслуживает особого внимания?»

Дитаир оставался немногословен:

«Слишком рано для выводов, Господин. Прошел лишь первичный отбор. Их истинный потенциал раскроет обучение и время.»

Патриарх кивнул, его взгляд скользнул к удаляющемуся Маркусу:

«Наблюдай. Особенно за сыном Иделлы. Его пробуждение... было ярким.»

Дитаир склонил голову:

«Безусловно, Господин.»

Патриарх замолчал на мгновение:

«Ресурсы клана не безграничны. Мы не можем тратить их на тех, кто не оправдает вложений. Сила клана – превыше всего.»

Дитаир подтвердил:

«Ваша воля – закон, Господин. По рудникам... Поступают донесения о брожении среди рабов.»

Сигурд нахмурился глубже:

«Разберись. Немедленно. Эфирный камень – основа нашей мощи. Бунт в рудниках недопустим. Виновных – кнутом и темнице.»

С этими словами Сигурд поднялся и вышел. Дитаир остался один в зале, залитом кровью. Его лицо не выражало ничего.

Боль была иной. Не разрывающая мышцы, не жгущая кожу. Глубже. Точечная. Как будто тысячи игл вонзались в нервы. Маркус проснулся не от крика, а от сдавленного стона. Эфир. Слово эхом отозвалось под кожей, вибрацией, гулом в костях. Он лежал на жесткой койке в новой, чуть большей, но все такой же аскетичной комнате для «Достойных». Серый свет утра пробивался сквозь решетку окна, не суля тепла. Завтрак – холодная каша – стоял нетронутый. Тошнило.

Выжил. Я Достоин. Мысль, еще вчера ликующая, теперь обернулась свинцовой гирей. За ней вставали тени: искаженное лицо Никандра, испепеленная Аэлита, пустые глаза Лирана. Зал, утопавший в крови и пепле. Равнодушный хор: «Недостоин!». И бесстрастный взгляд Джармода. Гордость растворилась в горечи осознания цены. Он был лишь выжившим инструментом в руках клана. Взгляд, мелькнувший вчера с возвышения – холодный, оценивающий взгляд Вальтура – жгёл сильнее усталости. Он наблюдал. Как я корчился в агонии. И теперь он – там, а я – здесь.

Дверь открылась без стука. На пороге – суровый инструктор, не Громовержец, но не менее грозный.

«Арнайр! На обучение! Опоздание – слабость. Слабость – смерть.»

Маркус с трудом поднялся. Голова кружилась. «Смерть...» – пробормотал он, пытаясь встать ровно. «Я... готов.»

Инструктор хмыкнул, его взгляд скользнул по нетронутой еде. «Эфир – не игрушка. Он требует платы. Адаптации. Или сломает тебя изнутри. Иди. Джармод не ждет.»

Зал Первого Плетения был вырублен в скале. Холодный, сырой воздух пах озоном и камнем. Тусклый свет голубоватых кристаллов в стенах отбрасывал зыбкие тени. В центре – сложный узор из серебристого металла, похожий на застывшую молнию. Вокруг него – выжившие. Триста семьдесят юных носителей эфира, чьи лица хранили следы шока и усталости, а глаза горели страхом и жадным любопытством к силе.

Джармод стоял на каменном подиуме. Его черная фигура сливалась с полумраком. Рядом – Хангр. Лицо старого воина было суровым, но его острый взгляд выхватил Маркуса в толпе. Промелькнуло что-то – предупреждение? – и скользнуло дальше.

«Молчание!» – голос Джармода, лишенный чувств, разрезал гул. «Вы выжили. Вы – сосуды для силы Клана. Но сосуд может быть крепким или разбиться. Эфир – первозданная энергия. Хаос. Ваша задача – обуздать его. Сделать орудием. Кто не овладеет основами Плетения – станет обузой. Обузу Клан сметает.» Угроза висела в воздухе. Маркус почувствовал, как сжались мышцы спины. Смерть не ушла. Она сменила форму.

Джармод кивнул Хангру. Тот шагнул вперед, его голос, низкий и резонирующий, заполнил зал:

«Эфир вездесущ. Но в чистом виде – разрушителен. Вы чувствуете его внутри?» Его взгляд скользнул по Маркусу. «Эта вибрация, жар, покалывание – эфир в ваших венах. Дикий конь. Ваша воля – узда. Ваш разум – путь. Ваша концентрация – рука на поводьях.»